Издания |
школа муниципального управления
СТРАТЕГИЧЕСКОЕ ПЛАНИРОВАНИЕ В МУНИЦИПАЛЬНОМ УПРАВЛЕНИИ
ВВЕДЕНИЕ В ПРЕДМЕТ
учебное пособие для муниципальных управляющих
МОСКВА
1999
Учебное пособие построено на основе материалов экспертно-консультационного семинара для городских руководителей, прошедшего в рамках Школы муниципального управления 21-25 марта 1999 г. Задачи семинара состояли в постановке и анализе основных вопросов, определяющих возможности муниципального управления, выделении основных рамок, определяющих его как особый тип профессиональной управленческой деятельности, формировании основных направлений его муниципального управления, определяющих постановку вопроса о стратегическом планировании. Авторы пособия и преподаватели Школы – исследователи и консультанты, работающие с органами местного самоуправления и другими сложными управленческими структурами, деятельность которых требует обращения к идее и практике стратегического планирования и управления.
Составление и редакция:
О.И. Генисаретский, А.Е. Балобанов
г
Коллектив авторов, 2000г
Московский общественный научный фонд
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие. Почему стратегическое управление становится ключевым звеном городского развития?
ЧАСТЬ1. Стратегическое планирование в муниципальном управлении
ЛЕКЦИЯ 1. СТРАТЕГИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ В ГОСУДАРСТВЕННОМ И МУНИЦИПАЛЬНОМ СЕКТОРЕ (О. Б. Алексеев)
1.1. Есть ли у стратегического подхода к муниципальному управлению политический контекст?
1.2. Стратегическое управление. Что мы делаем?
1.3. Что необходимо знать о стратегическом управлении?
1.4. Влияет ли федеративное устройство российского государства на предпосылки перехода к стратегическому управлению?
1.5. Как понимаются государственными и муниципальными служащими нынешние особенности управленческой работы?
1.6. Что необходимо знать об основных характеристиках ситуации в системе государственного и муниципального управления с точки зрения становления стратегического управления.
1.7. Общие признаки успешного стратегического управления на муниципальном уровне. как это происходит “у них”?
1.7.1. Как можно сформулировать признаки наличия стратегического управления в муниципальной сфере?
1.7.2. Что такое субсидиарная ответственность центральных и местных властей?
1.8. Как это делается в России?
1.9. Что мы имеем ввиду, когда говорим о четырех составляющих стратегического управления в российской муниципальной действительности?
1.10. Как организовать бюджетное планирование в муниципальном образовании?
1.11. Что мы понимаем под системой муниципального заказа, как формой материального планирования и условием обеспечения публичности в
распоряжении средствами бюджета, минимизации расходов и создания конкурентной среды?
1.12. Как связаны между собой стратегический подход к муниципальному управлению и организационно-административная структура управления.
1.13. Что надо знать и соблюдать при проведении реорганизации системы внутригородского управления
2.1. Почему при стратегическом планировании городского развития необходимо обращаться к человеческим ресурсам?
2.2. Чем различаются муниципальное и производственное управление?
2.2.1. Что нужно знать об эволюции управления человеческими ресурсами?
2.2.2 Как строится управление человеческими ресурсами в современных компаниях?
2.3. Используются ли сегодня в муниципальном управлении человеческие ресурсы?
2.3.1. Кого мы видим чаще всего сотрудниками органов местного самоуправления?
2.3.2. В чем принципиальные различия между работой отдела кадров и управлением человеческими ресурсами?
2.3.3. Что нужно знать о приоритетах управления человеческими ресурсами?
2.3.4. В чем главная сложность становления управления человеческими ресурсами?
2.3.5. Что нужно делать для того, чтобы начать использовать человеческие ресурсы в муниципальном управлении?
2.3.6. Как оценивать квалификацию муниципальных служащих?
2.3.7. В чем заключаются задачи управления человеческими ресурсами в процессе стратегического планирования
2.3.8. Что нужно знать об инструментах управления человеческими ресурсами?
2.4. Как наладить управление персоналом городской администрации?
2.4.1. Что такое кадровая политика городской администрации?
2.4.2. Как организовать работу по управлению персоналом в департаменте городской администрации?
2.5. Что такое корпоративная культура органов муниципального управления?
2.6. Что необходимо знать и уметь муниципальным управляющим?
ЛЕКЦИЯ 3. Пространственное развитие и стратегическое управление (О.И. Генисаретский)
3.1. Есть ли сущностная связь между проектированием пространственного развития и стратегическим планированием и управлением?
3.2. Почему при стратегическом планировании необходимо исходить из концепции самоценности города и сообщества горожан?
3.3. Что и почему необходимо знать и учитывать о социальных изменениях в российском обществе при стратегическом планировании и проектировании пространственного развития?
3.4. Почему мы при проектировании пространственного развития мы обязаны обращаться к средовому проектированию и проектной культуре?
ЧАСТЬ2. методологические основы Стратегического планирования
П.Г. Щедровицкий. ФИЛОСОФИЯ РАЗВИТИЯ И ПРОБЛЕМА ГОРОДА
О.С. Анисимов. Стратегическое мышление и развитие профессионализма управленческой деятельности
О.И. Генисаретский. Схема организационно-методологического описания деятельности
О.И. Генисаретский. Проектирование, исследование и критика в сфере дизайна
О.И. Генисаретский. О местном ведении и понимающем самоуправлении
Н.Г. Алексеев. Нормы стратегического мышления.
А.Е. Балобанов. схемы и процедуры стратегического планирования
С.В. Попов. Методологически организованная экспертиза как способ инициации общественных изменений.
Ю.В. Громыко. Временные и социальные горизонты стратегического подхода
П. Дракер. Будущее, которое уже наступило
Почему стратегическое управление становится ключевым звеном городского развития?
На каждом этапе становления муниципального дела в стране на передней план выходит одна, вполне определенная задача. Сегодня ею, кажется, становится освоение стратегического подхода к организации планирования и управления.
Почему так? Во многом это связано с продолжающимися попытками ответить на вопрос: с помощью каких подходов и методов мы могли бы, во-первых, представлять себе наше будущее в терминах организационно-управленческой деятельности, во-вторых, делать расчеты на это будущее и строить планы по их реализации и наконец, в-третьих, получить возможность на деле достигать поставленные перед собой цели, убеждаясь в том, что “мы сделали это” и имея возможность доказать другим, что дело обстоит именно так.
Иначе говоря, стратегия деятельности отвечает на вопрос “что делать” при понимании того “зачем это делается” (и – что не менее важно – “чего не делать” ни при каких обстоятельствах и “почему”).
И отвечает стратегия на этот вопросы, что называется, “в натуральной форме”, на языке – наивного ли, рефлектированного ли, – но реализма. Отвечает объектно-ориентированно (иначе говоря, предметно), а не только концептуально или номинально.
- Стратегический реализм?
- Да, сколь ни парадоксально на первый взгляд это сочетание терминов. Пора бы уже понять, что без стратегического видения и делания все разговоры о городском развитии и/или развитии местного самоуправления попросту не реалистичны.
Для более внятного понимания специфики стратегического подхода к управлению важно почувствовать, что методологически и практически первичным в нем является вопрос “что делать” (а это вопрос про состояния дел, про деятельность, как таковую), тогда как вопрос “зачем”, ради какого положения вещей (т.е. вопрос о тех или иных результатах деятельности) – вторичен.
Важно понимать также, что в стратегическом подходе есть три разных, но равно важных аспекта:
- знать, что делать,
- уметь убедительно отвечать на вопрос “что делать”,
- иметь право в данной ситуации говорить об этом (т.е. самому задавать этот вопрос и от себя отвечать на него).
Впервые проблема стратегического управления становится объектом серьезных систематических дискуссий с начала 1960-х годов. Стратегическое управление в это время рассматривается в контексте разработки новых управленческих подходов, в частности при переходе от моделей кризисного управления к моделям корпоративного управления.
Следующий стимул развитию практики стратегического управлении дал процесс экономической и политической глобализации, становления “нового мирового порядка”.
Процесс этот оказывает свое преобразующее воздействие как на государства и регионы, так и на отдельные города и иные населенные пункты. Показатели их функционирования во все большей степени зависят от действия сил, находящихся за пределами их географических границ. Неудивительно, что зависимость органов государственного, регионального и местного управления от процессов, выходящих за пределы подведомственных им территорий, также резко повысилась. Решения, которые принимаются подчас за тысячи километров от конкретных населенных пунктов, способны оказывать решающее значение на социально-экономические процессы в них протекающие.
Подчеркнем еще раз, что вопрос ставится об именно освоении стратегического подхода к постановке управленческой деятельности в сфере местного самоуправления, а не только и не столько о внедрении функции стратегического планирования в работу администраций тех или иных муниципальных образований.
Не будем снова наступать на одни и те же грабли: внедрение какой угодно управленческой функции вообще невозможно без освоения соответствующего подхода (в рамках которого эта функция определима и реализуема).
Освоение какого-либо подхода – это прежде всего понимание и принятие тех организационно-деятельностных установок, на которых этот подход “крепится” и “держится”. А поскольку вместе с установками принимаются также и соответствующие им ценности, цели и смыслы, стратегический подход можно отнести к реальности понимающего управления.
Внедрение же функции – когда оно возможно – действие системотехническое, инженерно-сервисное, на понимание и сознаваемое принятие не претендующее. Когда оно, по каким-то причинам “не случается”, соответствующий подход, так и не будучи освоенным, тихой сапой откладывается в сторону. И, как уверенно выражались в начале перестройки, “иного не дано”!
Говоря об освоении стратегического управления и планировании в муниципальной сфере, нельзя забывать и того обстоятельства, что распространенные сегодня концепции и технологии “стратегического” сложились вовсе не в муниципальной сфере, а в сфере корпоративного управления (причем, в крупных корпорациях, обладающих достаточно большими информационными и интеллектуальными ресурсами). Поэтому необходима работа по адаптации этих концепций и технологий к специфике муниципального дела и конкретным возможностям муниципальных образований.
Кроме того предстоит еще выделить те предметные горизонты стратегического планирования и соответствующие им системные объекты, в концептах и индикаторах (показателях) которых будут далее строиться проекты и программы развития.
Мы полагаем, что сегодня наиболее актуальными вопросами освоения стратегических подходов к городскому развитию являются:
Может возникнуть вопрос: почему эти, а не другие задачи считать наиболее актуальными для освоения стратегических подходов в деле городского развития? Почему в такой, а не иной последовательности? Вопрос не праздный, поскольку спрашивается об объеме усилий, необходимых для освоения “стратегического”, а, стало быть, о необходимых для этого кадровых, информационных, интеллектуальных ресурсах, реалистических сроках и т.д.
Отвечая на этот вопрос в ходе работы над настоящим пособием, мы руководствовались двумя соображениями.
Во-первых мы понимали, что в случае со “стратегическим” в муниципальной сфере, мы имеем дело не с “исторической необходимостью”, а с процессом продвижения
стратегических подходов в те или иные сектора муниципальной сферы.А потому последовательность рассмотрения должна соответствовать степени продвинутости в понимании и реализации “стратегического” в том или ином секторе муниципальной сферы. Отсюда - последовательность и объемы лекций в первой части пособия.
А во-вторых, независимо от того, куда фактически продвинулась практика стратегического в муниципальном деле, читатель должен иметь возможность более свободно ориентироваться в понимании природы “стратегического” (причем желательно не только в иностранном, но и в своем страновом интеллектуально-методологическом контексте). Отсюда - характер и содержание второй части пособия, представляющего собой мини-хрестоматию текстов методологического содержания, посвященных "стратегии" и "стратегическому".
Составители
ЧАСТЬ1. Стратегическое планирование в муниципальном управлении
СТРАТЕГИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ В ГОСУДАРСТВЕННОМ И МУНИЦИПАЛЬНОМ СЕКТОРЕ
О.Б. Алексеев
руководитель экспертной группы Совета по местному самоуправлению в Российской Федерации
президент консультационной фирмы "ИМС"
стратегического подхода к муниципальному управлению политический контекст?
В последние годы часто приходится слышать, что отставание России во многом определяется несовременными методами управления. Действительно, значение управления нельзя переоценить. Мы можем сегодня указать успешно работающие предприятия, успешность которых определяет, в первую очередь, именно управление. Можно предположить, что в государственной и муниципальной сфере качество управления также играет далеко не последнюю роль. Что происходит в этой сфере сегодня?
Процесс государственно-политического строительства в России имеет одну интересную особенность - он замирает в преддверии выборов. А выборы в России пока еще не представляют собой периода, когда принято обсуждать какие-либо серьезные вопросы государственно-политического устройства – слишком сильна ориентация на харизму лидера, а не конституционно-правовые методы реализации власти. Мы постоянно замираем в ожидании предложения какой-либо новой политической и управленческой рациональности, в которой станет возможно более эффективное использование имеющихся в стране ресурсов. Политические лидеры постоянно твердят
, что у нас всего навалом, только, мол, распорядиться не умеем, т.е. управленческого ума недостает. Посылают за этим умом за границу. Уже много наших руководителей за бюджетные деньги и простых граждан за свои побывало там, однако серьезного прибытка в управленческом уме что-то не заметно. Может не на то смотрим, не тому учимся? Ведь в управлении бывают такие же устаревшие технологии, как и в технике. Как отличить новое, современное от старого и негодного?Второй вопрос, который постоянно дискутируется в обществе: "можно ли прорваться?" "Как найти канал прорыва?"... Поиск правильной опоры в промышленности можно определить как баланс между тем, что мы можем производить для внутренних нужд сами и тем, что будет выгоднее покупать, как выбор ключевых, опорных отраслей: нефтедобыча и переработка, машиностроение, аэрокосмическая отрасль, энергетика и т.д.. Вариантов много, а выбор небольшой. Аналогично, мы не можем определиться с нашими городами, кому и зачем они нужны. Не можем сообразить, 89 субъектов Федерации это много или нормально. А 14 тысяч больших и маленьких муниципальных образований - это много или мало для такой страны как Россия. Если в промышленности мы приближаемся к ответу на вопрос где и как мы будем прорываться, то в сфере государственного и муниципального управления не пришло еще время самой постановки вопроса. То, что в государственном и муниципальном секторе к проблемам управления отношение “плевое”, делает почти невозможным выяснение, какая управленческая модель или какой управленческий подход рациональнее. Между тем, общие принципы и установки все же нужны. Государственные и муниципальные руководители должны различать старые и современные технологии управления, отдавать себе отчет в том, что они теряют, доверяясь старым проверенным, но не эффективным методам управления. Понятно, что во многом та или иная модель или управленческий подход будут приниматься в зависимости от того, насколько успешно они будут способствовать решению социальных и экономических проблем. Давайте это время поторопим и попытаемся ответить на вопросы о том, что такое современное рациональное муниципальное управление.
Можно с уверенностью сказать, что все, кто сталкивается с муниципальным управлением, особенно в средних и крупных городах, готовы согласиться, что к его специфическим характеристикам относятся: плотность среды, концентрированность ресурсов, сильное взаимное влияние принимаемых решений и взаимозависимость различных процессов. Из этих характеристик следует и основное требование к управлению: целостность и комплексность.
Вопросы и задания |
Считаете ли Вы, что привлечение в управленческую практику органов местного самоуправления методов и инструментов стратегического управления может повлиять на общеполитическую ситуацию в стране, усилить (или, наоборот, ослабить) признаки политической стабилизации? Если да, то как это может быть соотнесено с управленческой практикой в Вашем муниципальном образовании? |
1.2. Стратегическое управление. Что мы делаем?
Внимание, которое в последние годы уделяется стратегическому управлению в России, по нашему мнению, является в большей степени откликом на вопрос о том, с помощью какого метода и каким способом мы можем делать расчеты на будущее, проецировать желаемое будущее состояние на текущую ситуацию, строить планы и достигать поставленных целей. Таким образом, побудительным мотивом обращения к вопросам стратегического управления у нас стала проблематика развития.
Следующий вопрос, который пока остается без ответа в рамках существующих управленческих моделей, - "что мы делаем?" Этот вопрос отсылает нас к долгосрочной перспективе, а именно стратегическое управление связано с определением перспектив деятельности и является распределенным во времени пониманием, в отличии от тактики, которая отвечает на вопрос "как делаем?" в конкретном периоде времени и определяет виды используемых средств и последовательность их включения в деятельность
.
Вопросы и задания |
Выскажите Ваше отношение к взаимоотношениям, существующим между развитием и стратегическим управлением |
1.3. Что необходимо знать о стратегическом управлении?
Проблема стратегического управления становится предметом систематических дискуссий в 1960-х годах. Стратегическое управление в это время рассматривается в контексте разработки новых управленческих моделей и подходов, в частности, перехода от кризисного управления к корпоративному.
Новый стимул развитию представлений о стратегическом управлении дал процесс “экономической глобализации”. Он оказал глубокое воздействие на государства, регионы и населенные пункты, поскольку показатели их функционирования во все большей степени стали подвергаться влиянию процессов и сил, которые находятся за пределами географических границ.
Для государственного и муниципального сектора эта проблематика является сегодня чрезвычайно слабо проработанной. Однако по мере развития процессов государственного строительства, организационно-правового обособления федеральных структур управления, более точного определения объемов полномочий субфедеральных и муниципальных органов власти создаются условия для более энергичных усилий по совершенствованию систем управления.
Стратегическое управление начинает складываться в пространстве рефлексии управленческих технологий, наиболее успешно зарекомендовавших себя в послевоенный период, как ответ на вызов времени, сформулированный в концепции устойчивого управляемого развития.
Попробуем выделить управленческие модели-подходы, из которых выросло стратегическое управление.
Помимо развития теории управления, серьезное влияние на повышенный интерес к стратегическому управлению оказали изменения в государственно-политическом устройстве, как в Европе, так и в России. Был сделан шаг от правового к гражданскому государству, произошло переосмысление идеи субсидиарности. Для российской ситуации важно, что субсидиарность предполагает отказ от сугубо иерархических отношений. За этим принципом стоит повышение уровня самостоятельности всех субъектов политики и управления, в частности, городов, поселений, гражданских сообществ.
Можно предположить, что первые конструкторы-разработчики стратегического подхода старались выделить наиболее ликвидные инструменты всех известных им управленческих технологий и объединить их.
В идеях стратегического управления стал концентрироваться вызов, который бросают лидеры управленческих реформ в муниципальном секторе старым, заскорузлым, социально-корпоративным методам управления, порождающим коррупцию и безответственность. Стратегическое управление начинает рассматриваться как шанс, точка прорыва к эффективному государству.
Мы уже пробовали взять на вооружение модернизационные модели управления: сначала пытались сделать все по-советски, за счет новой перестроечной риторики, не меняя содержания управленческой деятельности, в частности, планов социально-экономического развития, они по-прежнему строились на нормативах обеспеченности жителей услугами, финансируемых из бюджета учреждений, и поэтому оказывались несостоятельными. Затем стали доходить своим умом до изменения методов управления, например, решили, если у нас кризис (потом подумали и добавили - системный кризис), то необходимо готовить антикризисных управляющих с системными наклонностями, а кризисное или антикризисное управление сделать базовой моделью. Даже избирательные кампании проводим как кризисные
мероприятия. Однако эксперименты и новации не дают пока главного результата, а именно - ответа на вопрос о целях, перспективах, и способах их достижениях. Никто точно не знает, какое государственно-политическое устройство мы действительно из себя выдавливаем, в чем наши национальные интересы, кто наши друзья, кто враги и так далее.Если взглянуть на послевоенную историю Европы, историю последних лет - этап складывания новой Европы, - мы увидим, что ее ключевые периоды начинались с серьезного переосмысления и развития содержания регионального и муниципального управления. Их общее направление можно определить как усложнение технологий управления. Новые задачи требовали резкого умножения числа равноправных участников процесса, их разносторонней координации, новых средств разрешения конфликтов. Появился серьезный запрос на эффективные и в то же время мягкие управленческие технологии. Так стал оформляться новый подход в региональном и муниципальном управлении, который впоследствии получил название стратегического
.Стратегический подход к деятельности организации, руководства и управления в противовес разработке и реализации управленческих моделей - указание на современное, наиболее широкое, релевантное понимание управленческой деятельности.
Стратегический подход позволяет руководителям избежать навязывания какой-то одной модели управления и необходимости всем под нее подстраиваться, т.е. использовать методы, характерные для тоталитарного сознания. Стратегический подход позволяет сделать совсем иное - увязать разнонаправленные цели, многообразные ресурсы в границах одного потока деятельности, вместо принуждения и насилия перейти к сотрудничеству и пониманию.
Сравнительные характеристики стратегического подхода к муниципальному управлению:
Не стратегический подход |
Стратегический подход |
Приоритет краткосрочных целей |
Приоритет долгосрочных целей |
Акцент на распределении имеющихся материальных ресурсов |
Акцент на организационном проектировании, как методе организационного приращения ресурсов |
Мобилизационный тип использования ресурсов |
Плановый тип использования ресурсов |
Акцент на принятии ситуативных решений |
Акцент на согласованном планировании |
Ведомственный тип структуры управления |
Программно-функциональный тип структуры управления |
Ориентация на задачи |
Ориентация на проблемы |
Жесткая административная иерархия |
Субсидиарность, равноправие и сотрудничество |
Раздельное решение вопросов функционирования и развития |
Совместное, согласованное решение вопросов функционирования и развития |
Опора на административные (принудительные) рычаги власти |
Опора на авторитет и влияние власти |
Подчинение |
Понимание |
Пассивное участие гражданских сообществ в решении местных вопросов |
Активное участие местных сообществ в решении местных вопросов |
Закрытый характер деятельности местных органов власти |
Открытый (публичный) характер деятельности местных органов власти |
Социально-корпоративный характер принятия решений |
Нормативно-правовой характер принятия решений |
Вопросы и задания |
Какие из перечисленных методов-моделей, по Вашему мнению, в наибольшей степени привлекательны для использования в Вашей управленческой практике для организации процессов стратегического управления? |
1.4. Влияет ли федеративное устройство российского государства на предпосылки перехода к стратегическому управлению?
В соответствии с Конституцией Российской Федерации мы имеем три уровня организации власти, между которыми распределен тот объем полномочий, который составляет суть государственной деятельности. На схеме это можно представить следующим образом
:
Федеральный уровень |
Собственные полномочия Совместные полномочия |
Субфедеральный уровень |
Собственные полномочия Совместные полномочия |
Муниципальный уровень |
Собственные полномочия Отдельные государственные полномочия Федеральные мандаты |
Следует отметить, что распределение полномочий между каждым уровнем власти организовано таким образом, что их объем может значительно различаться в каждом конкретном случае, в зависимости от того, как решается вопрос о совместных полномочиях, к чьей компетенции в результате переговорного процесса будет отнесено то или иное совместное полномочие, организован ли процесс финансового и материального обеспечения федеральных мандатов.
Для регулирования процесса передачи каждого конкретного полномочия, отнесенного к совместному ведению Федерации и субъектов Федерации, с одного уровня власти на другой используется договорная процедура. При передаче полномочий с Федерального уровня на субфедеральный заключаются Федеративные договора, а передача полномочий с субфедерального уровня на уровень местного самоуправления регулируется законом субъекта Федерации, на основании которого заключаются договора на передачу отдельных государственных полномочий. В последствии сложный процесс перераспределения совместных полномочий становится основанием для расчетов объемов федеральных трансфертов субъектам Федерации и организации межбюджетных отношений.
Исходя из принципов организации государственного управления, можно предположить, что каждый из уровней власти имеет схожую компетенцию. В управленческих терминах ее можно описать следующим образом:
Ввиду содержательных различий в целях, полномочиях, ресурсах между органами власти, на государственном уровне появляется сложная задача по согласованию целей, обеспечению взаимодействия организационных структур, координации планов работы и использованию единой системы индикативного планирования, согласованности нормативно-правовой базы.
Проведенная унификация целей и задач каждого уровня власти и управления позволяет поставить вопрос как о необходимости согласования каждого отдельного пространства-фокуса управленческой работы в рамках всего государства, так и необходимости согласования деятельности структур различных уровней управления. Именно на этом основании появляется потребность в едином правовом пространстве, непротиворечивом федеральным и субфедеральным законодательстве, наличии единой согласованной системы статистики, финансовой отчетности, организации эффективного взаимодействия органов управления в различных сферах и т.д..
Пожалуй сегодня только представители местных органов власти так понимают задачи развития системы управления в общественном секторе. Федеральные ведомства и органы государственной власти субъектов Федерации пока проявляют недальновидность, желая установить полный административный контроль за деятельностью зависимых от них учреждений. Судя по внешним проявлениям высшее звено государственного управления находится в сильной зависимости от стереотипов мобилизационной экономики эпохи индустриализации и восстановления народного хозяйства.
Вопросы и задания |
Считаете ли Вы, что укрепление российской государственности позволит органам местного самоуправления “включить” и использовать ресурс, заложенный в методах стратегического управления? Если да, то в чем на муниципальном уровне могут (или должны) проявится связи между укреплением государственности и стратегическим управлением в муниципальных образованиях? |
1.5. Как понимаются государственными и муниципальными служащими нынешние особенности управленческой работы?
Анализ существующей практики управления показывает, что доминирующей рамкой понимания основных особенностей управленческой работы у государственных и муниципальных служащих в настоящее время является перманентный кризис, характеризующийся тотальным дефицитом финансовых и материальных ресурсов.
Акценты в их деятельности расставлены на ликвидации рассогласований и разрывов в каждом отдельном процессе, который попадает в зону пристального государственного или муниципального внимания. В связи со значительным числом таких процессов не согласованные действия в каждом отдельном случае могут лишь усилить общую дихотомию и способствовать созданию новых точек напряжения в системе управления.
С объективной точки зрения следует подчеркнуть, что при проекции содержания деятельности одного уровня власти на другой с учетом многообразия условий, в которых осуществляют свою деятельность органы государственной власти субъектов Федерации и местного самоуправления, мы будем иметь весьма непростую карту рассогласований. Эти рассогласования будут усугубляться различными управленческими моделями и подходами, которые используются органами управления в своей деятельности.
В одних случаях мы сможем обнаружить так называемую “реагирующую” модель управления, в которой действия организуются по методу “проб и ошибок”, в другом случае мы найдем признаки ситуационного управления, в третьем, кризисного, направленного на ликвидацию разрывов в процессах функционирования, в четвертом случае обнаружим устремленность на координацию деятельности между процессами функционирования в различных сферах жизнедеятельности и даже обнаружим следы действий по согласованию процессов функционирования и развития.
Буквально это означает, что используемая модель управления, принимая ту или иную инновацию с вышестоящего уровня власти, будет ее обрабатывать в соответствии с собственными целями и теми управленческими средствами, которые предопределены уже используемой моделью управления. Если вышестоящий менеджер передает свое указание в терминах кризисного управления, а нижестоящий менеджер работает в рамке реагирующего управления, то естественно степень их взаимопонимания будет минимальной. Поэтому в системе государственного и
муниципального управления так важно вкупе в целями и задачами передавать исполнителю и строго определенные средства их реализации.
Таким образом, мы утверждаем, что описанная конструкция является каркасом стратегического управления в государственном и муниципальном секторе.
Мы уверены в том, что содержание стратегического подхода к муниципальному управлению будет варьироваться в зависимости от глубины понимания общего контекста, в котором оно осуществляется, но всегда у него должен присутствовать главный признак - наличие функции координации деятельности различных субъектов по использованию ключевых местных ресурсов.
Вопросы и задания |
Считаете ли Вы, что современные государственные и муниципальные управляющие в своей повседневной работе в полной мере “освободились” от стереотипов “советской поры”? Если нет, то с чем это связано? |
1.6. Что необходимо знать об основных характеристиках ситуации в системе государственного и муниципального управления с точки зрения становления стратегического управления.
Развитие процесса децентрализации государственного управления, расширяющего полномочия региональных и местных властей, и повышение уровня автономности в принятии решений создали предпосылки для выделения стратегических аспектов регионального и местного управления как самостоятельной сферы анализа.
В связи с тем, что расширение полномочий нижележащих уровней власти не оформлялось должным образом законодательно, деятельность региональных органов власти выпала из правового поля и стала все больше ориентироваться на обслуживание практических целей относительно небольшой группы влиятельных людей. В случае, когда та или иная группа присваивает себе право подменять общественные цели групповыми, происходит утрата содержания стратегического управления в государственном и муниципальном секторах, поскольку в государственном и муниципальном секторах важнейшей характеристикой управленческой деятельности является ее публичность.
Следует отметить, что в настоящее время планы и расчеты органов власти в своем большинстве строятся кулуарно, игнорируя публичный характер деятельности в государственном секторе. Региональные и местные финансово-промышленные элиты старались подчинить своим внутренним корпоративным интересам местные ресурсы, игнорируя как объективные тенденции развития регионов и городов, так и интересы региональных и местных сообществ. Нельзя не отметить, что резкое падение темпов экономического развития было фоном (контекстом), на котором местные элиты осваивали свое право на самостоятельное планирование. В этих условиях недолгая борьба между стратегическим и тактическим отношением к региональным и местным ресурсам завершилась в пользу последнего. Вопросы, что необходимо делать, оказались полностью вытесненными вопросами как будем делать. Пожалуй только необходимость избираться через определенное время заставляет региональных и местных руководителей как-то соотносить решение тактических и стратегических вопросов.
Более жестко исходную ситуацию можно зафиксировать следующим образом: система регионального и местного управления пока отдает явное предпочтение тактическим задачам над стратегическими, использует тактические, а не стратегические подходы к ресурсам. И в то же время в подавляющем большинстве органов власти вне зависимости от того, каким задачам в них отдается предпочтение, публичности, выраженной в предъявлении и обсуждении собственных намерений, планов, в настоящее время не придается серьезного значения. Однако между стратегическим управлением и публичным характером
деятельности в государственном секторе существует прямая связь, одно без другого просто невозможно.В оправдание “позднего развития” методов стратегического управления в России можно привести много аргументов, в том числе и тот, что в тех странах, где процесс децентрализации государственного управления совпал с процессом экономической глобализации, местные органы власти сумели переориентироваться в формулировании собственной социально-экономической политики и оказались более подготовленными для преодоления
структурного кризиса местной экономики. Там, где этого не произошло, экономический спад приобрел серьезные масштабы и значительно повлиял на благосостояние городского и сельского населения.Сейчас очевидно, что экономический и политический контекст принятия стратегических решений значительно отличается от такового 10–15-летней давности. И все же внешние факторы, задающие объективную потребность в методах стратегического управления могут быть восприняты как объективные, а могут быть игнорированы, и это зависит от профессиональных качеств государственных и муниципальных служащих. Поэтому тактическое отношение к ресурсам, которое как правило заключается в постоянном разделе и распределении их наиболее простой и видимой части - финансовых средств, препятствует
росту профессионализма и затемняет важность стратегического управления.Внешним стимулом внимания и даже некоторой популярности стратегического управления является тот интерес, который уже на протяжении 20 лет вызывает на Западе вопрос об обеспечении устойчивого или управляемого развития. Обеспокоенность человеческого сообщества своим будущим основывалась на варварском отношении к стратегическим ресурсам, которое ставит под сомнение саму возможность сохранения человечества.
Национальные приоритеты, государственные интересы, стратегические планы - являются чрезвычайно важным инструментом влияния органов власти, сохранения государственной “направляющей” развития.
Именно наложение стратегического управления на проблематику устойчивого развития позволяет без дополнительных аргументов отбросить попытки подмены стратегического управления в гражданской сфере комплексным планированием социально-экономического развития советского времени, контрабандой протащенного в большинство российских законов и включенного в состав полномочий и предметов ведения органов местного самоуправления. Отметим, что и в советское время попытки уложить местное развитие в планы социально-экономического развития не увенчалось успехом, несмотря на относительную обеспеченность этих планов централизованными ресурсами. В современной ситуации дело с ресурсным обеспечением планов социально-экономического развития обстоит даже хуже, поскольку источник и контингент финансирования разработки и реализации планов не указывается при составлении местных бюджетов и установлении нормативов отчислений от регулирующих налогов органами государственной власти субъектов Федерации. Пока можно утверждать, что планы социально-экономического развития фактически финансируются из текущих расходов органов местного самоуправления.
Отметим, что глубинным основанием целого ряда конфликтов между губернаторами и мэрами региональных столиц является вопрос о том, кто из них отвечает за региональное развитие в целом, выработку региональной стратегии развития, расстановку акцентов в использовании и обеспечении воспроизводства региональных и местных стратегических ресурсов. Следует признать, что такой конфликт, имеющий в основе отношение к фундаментальным ценностям, носит мировоззренческий характер. Его разрешение не имеет под собой правовой основы, а следовательно побеждает в нем тот, кто обладает большей властью. Никакой совместной деятельности органы государственной власти и местного самоуправления в рамках программ и планов развития сегодня не осуществляют, а следовательно и не несут субсидиарной ответственности за это. В редких регионах сейчас можно обнаружить контуры такой совместной деятельности, но выражаются они чаще всего в декларации намерений и совместному лоббированию органами государственной власти субъектов Федерации и
местного самоуправления своих интересов в Правительстве РФ и президентских структурах.Со всей определенностью можно сказать, что никакие планы социально-экономического развития ни за какие воспроизводственные процессы не отвечали. В условиях централизованного государственного управления это было просто невозможно. Характер использования стратегических ресурсов относился к сфере высшей государственной политики, определялся и диктовался исключительно из Центра.
И все же, что такое унаследованный нами план социально-экономического развития. Может быть мы зря подвергаем сомнению его стратегическую направленность, может быть нет ничего дурного в этих планах, а главное, стоит ли их отвергать до тех пор пока мы не можем ничего предложить им на замену.
Итак, план социально-экономического развития включает в себя цели на соответствующий временной период, перечень объектов, которые предполагается ввести в эксплуатацию, увеличение объема услуг, которые предполагается предоставить населению. Поэтому дело в методической базе разработки этих планов. В советское время методически разработка планов была привязана к объемам производства промышленной продукции и социальным стандартам и нормативам обеспеченности жителей социально-бытовыми и культурными услугами. Как правило,
финансирование социальной сферы производилось по остаточному принципу, причиной этого было несоответствие декларируемых стандартов и нормативов финансовым возможностям государства. Формально при разработке планов социально-экономического развития не учитывались тенденции развития тех или иных процессов, прогностическую составляющую планов так и не удалось реализовать в советской практике, таким образом, планы изначально уже во время их производства были не реалистичными. Обратим внимание и на то, что декларируемые в планах приоритеты носили в основном идеологический характер. В силу распределительного механизма советской системы централизованного планирования в развитии страны наблюдалась серьезная дифференциация в пространственном размещении элементов инфраструктуры. Приоритетные отрасли и приоритетные регионы получали значительно больше материальных и финансовых ресурсов из центра.И в то же время мы имеем примеры, когда финансовых и материальных ресурсов выделялось столько, чтобы построить целые города - в основном закрытые, - в которых градостроительный проект реализовывался в точном соответствии с социальными стандартами и нормативами. Однако говорить, что от этого в этих городах качество жизни оказывалось выше, чем в других сегодня уже нельзя, хотя бы потому, что сами по себе соответствующие учреждения не расширяли возможности выбора той или иной формы поведения в городе. Сегодня мы по инерции продолжаем двигаться в рамках этого подхода, стараясь принять законы о минимальных дифференцированных социальных стандартах и нормативах на федеральном и субфедеральном уровнях, но оказывается, что за ними снова стоит финансирование учреждений и сложившегося типа инфраструктуры вне зависимости от того, удовлетворяет ли она потребности населения по качеству и разнообразию, и по-прежнему не учитываем в системе планирования основных прогностических характеристик развития социально-экономических процессов. В связи с этим, сегодня огромное число объектов социальной инфраструктуры оказалось просто не удел. А власти по-прежнему централизовано планируют капитальные затраты в большинстве сфер, не обращая внимания на то, что и в каком количестве может потреблять за счет средств бюджета, а что за счет частных источников и собственных средств.
Вопросы и задания |
Дайте характеристику организационно-административной ситуации в Вашем регионе и в Вашем муниципальном образовании с позиций возможностей использования в управленческой практике методов и инструментов стратегического управления. |
1.7. Общие признаки успешного стратегического управления на муниципальном уровне. как это происходит “у них”?
В силу значительных различий социально-экономических систем, в которых осваивается стратегическое управления, мы посчитали осмысленным провести работу по выделению общих признаков успешного стратегического управления. В качестве объекта анализа мы использовали материалы, предоставленные Агентством США по международному развитию, подготовленный в рамках программы “Мобилизация ресурсов местных сообществ в целях экономического развития” (1998-1999 гг.), материалы проекта “Стратегии активных городов на пороге ХХI века”, подготовленные Санкт-Петербургским Институтов ЕВРОГРАД и Центром политического образования земли Баден-Вюртенберг (ФРГ) в 1998 году и “Резюме исследования основных тенденций развития населенных пунктов”, опубликованные Европейской экономической комиссией по результатам работы Восьмой конференции по исследованиям в области развития городов и районов, состоявшейся в Мадриде в июне 1998 года.
Используемые нами описания процессов стратегического планирования (управления) более, чем в 20 городах США и 10 городах Европы, позволяют с высокой степенью вероятности выделить ключевые общие шаги по освоению методов стратегического управления на местном уровне и изменения в формах наднациональной (региональной) и национальной политики в сферах, подлежащих государственному регулированию.
Вопросы и задания |
Попробуйте перечислить наиболее характерные признаки структур муниципального управления, которые в своей деятельности опираются на понимание обязательности наличия в своей деятельности элементов (методов и инструментов) стратегического управления. |
1.7.1. Как можно сформулировать признаки наличия стратегического управления в муниципальной сфере?
Органы местного самоуправления приходят к пониманию необходимости осуществлять наряду с оперативным - тактическим управлением и планированием - стратегическое, как правило, в результате анализа крупных ошибок в выборе направлений развития или организации управления в городе. Переход к стратегическому управлению связан с осознанием ошибочности увлечения краткосрочными проектами. Резкое сокращение финансовых и материальных ресурсов требует от местных властей отказа от грандиозных и дорогостоящих проектов и перехода к политике малых приращений, что влечет за собой усиление функции планирования, согласования интересов всех типов местных сообществ в выборе тех или иных решений. Резко возрастает политическая зависимость местных властей от каждого достаточно крупного политического и управленческого решения.
2. Определение содержания стратегического управления.
После этого наступает момент, когда в органах местной власти формируется свое собственное понимание содержания стратегического управления. От характера и глубины понимания зависит чрезвычайно много. Так, например, часты случаи, когда под стратегическим понимается разработка концепции развития или сценариев развития, выделение тем или иным способом перечня основных проблем и путей их решений, иногда понимается четкий план действий. Понимание формирует набор субъектов стратегического управления и способы организации взаимодействия между ними.
3.Разработка организационных проектов направленных на реализацию стратегического управления.
После достижения определенного понимания и в зависимости от него, формулируются принципы организации деятельности органов местного самоуправления. Развитие всегда связано со стимулированием частного сектора.
4. Определение приоритетов развития.
Как правило, приоритеты местного развития должны быть связаны с повышением качества жизни населения. В связи с тем, что качество жизни - характеристика относительная и сравнительная, анализ городских проблем и состояния города проводится на основе сравнения его базовых характеристик с городами (поселениями) в ближайшем окружении или целом регионе, иногда сравнительные преимущества анализируются в международном масштабе, например, если речь идет о мировых столицах. В рамках этой работы формируется установка на усиление сильных сторон, и превращение слабых сторон в сильные. Следует проделывать специальную работу по выделению проблем, которые находят наибольшую поддержку граждан, но в то же время находятся в компетенции местных органов власти. Для этой цели используются различные опросы. Различные социологические исследования также важны для выяснения цены, которую жители готовы заплатить за тот или иной сценарий развития.
5. Формирование установки на длительную работу для достижения изменений.
Стратегический подход к управлению требует от высших должностных лиц изменения способов личной самоорганизации. Прежде всего признания того, что изменения будут происходить медленно, постепенно. Следовательно, проекты местных властей должны выстраиваться таким образом, чтобы жители видели результаты - небольшие социальные приращения в каждой промежуток времени. Нельзя забывать о продвижении таких изменений в социальной среде.
6. Выделение местных сообществ, противодействующих стратегическим переменам.
Следует понимать, что на пути любых планов возникнут препятствия. Аналитики особо отмечают сопротивление предпринимателей в тех случаях, когда решения затрагивают их проекты по более прибыльной форме эксплуатации местных ресурсов. Как правило, эти решения наносят вред окружающей среде. В этом случае выгодна опора на такие бизнес-сообщества, которые в большей степени привязаны к месту.
7. Выработка политики по отношению к возможности использования внешних консультантов.
У властей всегда существует дилемма между приглашением консультантов и получением внешней технической помощи и опорой на собственные силы. В этом вопросе следует ориентироваться на комбинацию внутренних и внешних интеллектуальных ресурсов. при отборе внешних консультантов следует оценить тип предоставляемых услуг, включают ли они передачу современных методов управленческой работы и обучение им местного персонала.
8. Изменение внутренней системы территориального деления и управления.
Переход к методам стратегического управления часто ведет к изменению внутримуниципального районирования. Реформа внутреннего территориального управления является неотъемлемой частью реформы муниципального управления в целом. Такая реформа должна быть направлена на умножение числа субъектов местного развития с целью максимального учета их интересов, а также вовлечения их на коалиционной основе к решению местных вопросов.
9. Создание органов управления процессом разработки и управления стратегическим планом.
Для работы над стратегическим планом обычно создаются постоянно-действующие рабочие комиссии.
Устанавливаются фазы разработки стратегического плана: после выделения общих проблем и приоритетов на 3-5 лет. В фазы разработки стратегического плана включаются следующие работы: определение факторов, которые будут способствовать стратегическому управлению, разработка методов управления и условий обеспечения решения проблем, проведение анализа эффективности их решения, тип подведения итогов. Следует использовать административные рычаги - закреплять конкретные проблемы за конкретными подразделениями и руководителями.
10. Признание местных сообществ равноправными участниками процесса стратегического управления.
В российской практике этот этап является наиболее сложным. Поэтому мы решили ввести в текст выдержки из Методического Пособия “Основы Европейской Хартии местного самоуправления”, в рамках которой только и может возникнуть сам смысл равноправного участия местных сообществ в стратегическом управлении.
Вопросы и задания |
Как Вы считаете, если в Вашей повседневной управленческой работе элементы стратегического управления? Попробуйте оценить, является ли то, что Вы считаете стратегическим управлением, таковым в действительности, или же происходит подмена понятий “стратегического управления” какими - то элементами “социально-экономического планирования” советского времени. |
1.7.2. Что такое субсидиарная ответственность центральных и местных властей?
“Субсидиарность является сегодня, вероятно, самым модным словом среди специалистов-политологов и правоведов. Возможно, это увлечение объясняется тем фактом, что как заметил нынешний президент Европейского союза Жак Сантер по этому поводу на одном из коллоквиумов, организованном Европейским институтом государственного управления, проходившим в Маастрихте в 1991 году, “мы знаем, что подлинное согласие по поводу принципа субсидиарности стало возможным только благодаря тому, что это понятие вбирает в себя различные интерпретации”.
В нашу задачу здесь не входит обстоятельное обсуждение значения и последствий принципа субсидиарности. Однако важно иметь в виду, что это понятие восходит своими корнями как минимум в Альтузию. Как бы то ни было, именно папа Пий XI своей энциклике “Ouadrogesimo Anno” (1931 г.) использовал его в качестве средства интеллектуального размышления в нашем веке. Выделяют два важнейших аспекта принципа субсидиарности:
Расплывчатость этого понятия определяется тем фактом, что, по словам Жака Делора, “субсидиарность не сводится лишь к вмешательству вышестоящих органов власти в дела отдельного лица или сообщества, способных действовать самостоятельно, но она также требует от этого органа действий по отношению к этому лицу или сообществу таким образом, чтобы они получили необходимые средства для своей самореализации” (выступление на коллоквиуме по концепции субсидиарности, организованном в Маастрихте Европейским институтом государственного управления в 1991 году).
Во-первых, в соответствии с принципом субсидиарности, целесообразно сохранять полномочия центра только тогда, когда их выполнение более эффективно осуществляется на высшем уровне, при этом фундаментальным принципом остается положение о том, что эти полномочия должны осуществляться на уровне, который находится ближе всего к гражданам.
Во-вторых, полномочия должны передаваться на высший уровень власти, если они могут осуществиться на этом уровне более эффективно. Нет необходимости говорить, что каждый может ссылаться на принцип субсидиарности в соответствии со своей собственной точкой зрения, как для того, чтобы ратовать за усиление децентрализации, так и для того, чтобы выступать за централизацию.
Тем не менее, на наш взгляд, понятие субсидиарности не является лишь изысканно оформленным, но пустым конвертом, который может быть использован для оправдания всего и вся, оно имеет свое собственное значение. Наша задача здесь состоит не в том, чтобы пуститься в лингвистический и теоретический спор о символах, но нам представляется важным подчеркнуть тот факт, что символ (как слово) может приобретать различное значение в зависимости от конкретной ситуации, которая может привести к изменению его значения с течением времени.
Нам кажется, что в прошлом слово субсидиарность ассоциировалось с идеей социальной системы, которая была лишь заменой для индивида, а центральная администрация - заменой для органов местного самоуправления. Таким образом, индивиды и местные органы власти (то есть элементы системы в своей совокупности) приобретали самостоятельное значение, не зависящее от социальной и политической системы, частью которой они являются. Сегодня уже больше нет необходимости (по крайней мере в странах западной Европы) отстаивать права индивидов и местных органов, чтобы быть признанными в качестве самостоятельных единиц.
Соотношение (другими словами, смысл) между словом “субсидиарность” (то есть символ) и конкретной реальностью уже концентрируется не на ее сущности, но на ее функционировании. Современная мысль озабочена вопросом функций и функционирования, а не структуралистским аспектом вещей. Вопрос, интересующий нас, состоит в следующем: каким образом можно гарантировать согласованность между индивидом и системой, с одной стороны, и между государством и местным самоуправлением, - с другой?
Принцип субсидиарности дает оригинальный ответ на этот вопрос. До настоящего времени политическая теория предлагала два принципиально различных ответа на проблему согласования:
- иерархическое: координация обеспечивается определенным типом иерархии, будь то иерархия внешних полномочий или внутренних усвоенных ценностей, это решение предлагается традиционными социологическими школами и политической теорией в Европе (см. Вебер и Дюркгейм);
- коалиционное: политические и социальные системы существуют лишь постольку, поскольку их составные элементы (то есть индивиды или органы местного самоуправления) имеют возможность свободно решать вопрос о принадлежности к этой системе в целом (или, наоборот, ее покинуть), договариваясь об условиях своего членства в ней. В этом случае система является коалицией. Такова основополагающая теория, лежащая в основе наиболее распространенного подхода, характерного для современных политических и социальных наук в Соединенных Штатах Америки, известная как теория общественного выбора.
Субсидиарность способна дать третий ответ в решение вопроса согласования (координации), который удовлетворит требованиям современной мысли и одновременно несет в себе определенную культурную новизну. Согласно принципу субсидиарности, составные части системы действуют согласованным образом не потому, что они подвергаются давлению сверху (члены системы являются органическими составляющими этой самой системы, то есть они существуют потому, что существует система) и не потому, что они представляют собой самостоятельные единицы, свободно принимающие решение войти в коалицию, либо выйти из нее (то есть система существует только потому, что ее составляющие элементы так решили), но потому, что и сами они, и система имеют что-то общее (будь то ряд ценностей и (или) общие интересы). Составные элементы не могут покинуть систему (так как они не в состоянии выжить вне системы), но система не обладает никаким иерархическим превосходством по отношению к своим составляющим частям (поскольку и сама она не может выжить без них). Центральная администрация необходима не более, и не менее, чем какая-либо местная община. Местное сообщество в свою очередь нуждается в центральной администрации для того, чтобы обеспечить согласование решений. Индивиды и органы местного самоуправления пользуются автономией, которая не может быть ограничена ни политической системой (по отношению к отдельным лицам), ни центральной администрацией (по отношению к местным органам власти).
Мы не будем рассматривать философские аспекты этой проблемы и на этом завершим концептуализацию понятия субсидиарности. Тем не менее зададимся еще двумя вопросами:
Отвечая на первый вопрос, следует сказать, что в основе этой популярности лежат те же причины, которые сделали местное самоуправление столь необходимым в современном мире (изменение функций государства и глобализация общественной жизни), что и сделало субсидиарность таким привлекательным феноменом. Расширение государственных функций требует обеспечения подхода, способного защитить индивида и его самостоятельность. Оно также предполагает наличие принципа, который позволил бы обеспечить гибкую координацию, с одной стороны, между множеством местных органов и, с другой, - между местными властями и центральным правительством. Процесс глобализации обусловил необходимость создания механизма горизонтальной координации, который является одновременно и более жестким, чем тяжелые неповоротливые переговорные процедуры, характерные для коалиций, и более гибким, чем иерархические структуры (которые очень подвержены риску “закупорки сосудов”).
Что же касается второго вопроса, то здесь можно предвидеть три ряда последствий:
Европейская хартия местного самоуправления предоставила местным властям свободу сотрудничать между собой (статья 10, параграф 1), а также и с зарубежными местными органами власти (статья 10, параграф 3).”
Из приведенного выше текста видно, что граждане и гражданское сообщества признаются равноправными участниками процесса планирования использования местных ресурсов. Из этого следует набор организационных шагов местных властей по вовлечению сообществ в стратегическое управление. Можно сказать, что без этого шага, без этого субъекта управление не может в публичном секторе стать стратегическим.
Все предложения граждан и сообществ фиксируются в письменном виде и публикуются. Обсуждаются на конференциях, семинарах, слушаниях и т п.. После подготовки текста документа, отражающего общественное видение перспектив развития населенного пункта, его обсуждение может длится ровно столько, чтобы достичь информированного согласия. Программа развития - стратегический план всегда ориентируется на удовлетворение потребностей населения.
Вопросы и задания |
Как Вы считаете, поможет ли укреплению российской государственности и экономического положения муниципальных образований “освоение” органами государственного и муниципального управления понятия “субсидиарная ответственность”? |
1.8. Как это делается в России?
На перечисленных в предыдущем разделе не заканчивается работа по стратегическому планированию, но мы пока прервем перечисление этапов с тем, чтобы сосредоточить внимание именно на начальном этапе, имеющим наиболее общий характер для всех органов местного самоуправления.
Несмотря на то, что органы власти в России имеют несравненно меньший опыт стратегического управления, по сути это новый тип организации управленческой деятельности, тем не менее мы сочли возможным выделить из известных нам примеров основные признаки и работы, на которых происходит освоение методов стратегического управления.
Большой опыт
научных разработок в социальной сфере в советское время стал серьезным основанием для привлечения научных коллективов особенно в начале 90-х годов к разработке всевозможных концепций и программ развития регионов и городов. Несмотря на то, что результаты этого сотрудничества хорошо известны, а именно ни одна концепция или программа не послужили основанием для организации работ, экономисты тем не менее привлекаются для подобных работ до сих пор. Основная беда заключается в том, что руководители органов власти часто не могут точно поставить задачу и самостоятельно подготовить техническое задание на работу научных коллективов, поэтому результаты научных разработок часто оказываются невостребованными. В отличии от консультантов, научные работники предпочитают делать то, что они уже умеют, а не решать задачи клиента.Известен опыт Санкт-Петербурга, когда для разработки стратегии развития города была создана специальная организация. По идее эта организация должна была разработать, а затем реализовать собственный план. В результате такого подхода, между данной структурой и собственно правительством города сохранилась дистанция огромного размера, поскольку ни одно из ключевых подразделений не собиралось отчуждать от себя функции стратегического управления и делегировать их какому-то особому органу. Мы продолжаем ошибочно думать, что функция развития - внешняя функция, которая требует организационного обособления.
3.Определение форм продвижения идей стратегического плана во внешней среде.
Чтобы результаты разработок Концепций и программ развития совсем уж не пропадали, органы регионального управления и местного самоуправления устраивают так называемые “презентации”, на которых демонстрируется научный интеллектуальный потенциал региона. Однако фактически на этих презентациях демонстрируется упаковка совсем другого продукта.
4.Использование стратегического плана для получения внешних заимствований.
Разного рода экономические концепции являлись долгое время обоснованием для организации заимствований. Мы не знаем, оказывали ли они влияние на условия заимствований, думаем, что очень незначительное. Теперь, когда сам факт заимствований поставлен под сомнение, число заказов на подобные работы резко снизилось. Возможно, что возвращение к заимствованиям произойдет на более реальных, а не фиктивных, основаниях.
5. Закрепление принципа стратегического планирования в нормативно-правовых документах.
Отметим, что в России сложилась практика обсуждения разных вариантов стратегических планов в законодательных и представительных органах. В Уставах субъектов Федерации иногда закрепляется обязанность органов исполнительной власти ежегодно вносить коррективы в принятый Стратегический план, планировать бюджет развития на его основе.
6. Распределение задач стратегического планирования за организационными структурными.
В тех органах местного самоуправления, где сохранилась организационная культура сохранилась и практика закрепления за отдельными подразделениями и их руководителями ответственности за те или иные положения Концепции (Стратегического плана).
7. Проведение общественных экспертиз в игровых формах.
В целом ряде городов за последние годы были проведены общественные экспертизы и разрабатывались различные программы и концепции развития в игровой форме. Как правило, такие действия приводят к созданию жизнеспособных творческих коллективов, перерастающих в рабочие группы по отдельным направлениям развития, семинары, кафедры, кузницу политических “кадров”.
8. К очевидному недостатку стратегического управления относится сохранение старых принципов организации деятельности структур государственного и муниципального управления в целом.
Почти повсеместно вопросы стратегического развития решаются в отрыве от глубокой реорганизации структур управления, слабо используются нормативно-правовые инструменты (Уставы) - хотя кое-где принимаются законы или положения о Концепции развития, предусматривающей необходимость согласования бюджетных планов и приоритетов развития. Местные сообщества редко и слабо вовлекаются в разработку стратегий развития.
Выбор стратегии местного развития может оказать серьезное влияние на использование местных ресурсов. Известно, что традиционно регионами с самым большим экономическим потенциалом являлись те, которые имели высокий экспортный потенциал, основанный на природных ресурсах. Эти естественные преимущества в новых условиях стали терять свою значимость с развитием новых информационных технологий, систем транспортировки и телекоммуникаций.
Исследования показывают, что на бизнес сегодня оказывает огромное влияние качество местной жизни. Предприниматели стремятся именно в те регионы и города, где относительно высок уровень жизни, где можно привлечь квалифицированный труд, где возможен доступ к современным средствам обслуживания и коммуникаций. Таким образом, богатые богатеют, а бедные беднеют. Каждое местное сообщество стремиться к тому, чтобы или сохранить свое преимущество или достичь его. На этом основании можно утверждать, что стратегия развития носит соревновательный, конкурентный характер. Поэтому важно правильно выбрать свою конкурентную среду, спланировать силы. Безусловно на государство возлагаются особые обязательства по сбалансированному развитию всех территорий, но не следует переоценивать возможности государства в решении этой задачи. Средняя подушная бюджетная обеспеченность в российских городах составит в 2000 году 100 или чуть больше американских долларов, в Москве оно будет составлять несколько сотен долларов, а в Нью-Йорке несколько тысяч долларов.
Разнообразие ситуаций, в которых находятся местные органы власти таково, что при всей очевидности тенденций мирового развития не существует ни магических решений местных проблем, ни волшебной стратегии успешного местного развития. Прежде всего это связано с серьезными различиями в интересах групп, содействующих местному развитию, что в свою очередь влияет на многообразие вариантов стратегии. И все же есть целый ряд общих положений разработки стратегии местного развития, соблюдение которых объективно увеличивает возможность успеха.
Слабыми звеньями в работе органов местного самоуправления являются организаторская деятельность и стратегическое планирование. Несмотря на ряд уже имеющихся на местном уровне инициатив, об успехах говорить пока не приходится как ввиду изолированности проектов, осуществляемых без ясно выраженной, реальной, общественно значимой цели, так и по причине отсутствия более широкой перспективы и возможности проследить и оценить результаты этих проектов. По свидетельству экспертов, местные администрации испытывают большие трудности при установлении иерархии приоритетов и целей. А так как местная администрация располагает весьма ограниченными ресурсами, то определение приоритетов становится важнейшей управленческой задачей. В то же время развертывание нескольких конъюнктурных инициатив не может создать соответствующий фундамент для преобразования экономики и поощрения политической активности.
Региональные различия в России в настоящее время очень велики и, они растут. Таково одно из следствий введения рыночной экономики. Чтобы успешно развиваться, общество должно знать, чего оно хочет, и уметь добиваться этого. А значит, стратегическое управление должно сообразовываться с местным уровнем развития и учитывать состояние сообщества. Поскольку стратегическое управление нацелено на максимальную концентрацию местных ресурсов и прояснение образа будущего для сообщества, оно требует участия в его разработке самого сообщества. Следовательно, стратегическое управление является важным фактором консолидации местных ресурсов, так и выражением общих ценностей.
Общей чертой переходных экономик является движение от иерархического контроля к демократическому участию. При прежнем строе и общество, и экономика имели иерархическую структуру, что соответствовало тоталитарному режиму и государственной собственности на предприятия. Они были единственно существующими моделями коллективных мероприятий или коллективной деятельности. Когда строй сменился, региональные власти оказались лишенными вообще каких-либо организационных моделей как для сообщества, так и для экономических агентов.
Хотя стратегическое управление ориентировано на местные ресурсы и задачи, это не значит, что в круг его забот входят только местные проблемы, никак не связанные с национальным или мировым контекстами. Стратегическое управление должно учитывать и вертикальные связи — с высшими уровнями государственной власти, и горизонтальные — с соседними муниципальными образованиями. А это значит, что стратегическое управление испытывает на себе существенное влияние множества факторов, включая и те, что находятся за пределами данного сообщества.
Все задачи местного развития следует рассматривать в их сравнении и сопоставлении с другими планами данного сообщества. Таковы социальные, политические и культурные проблемы, а также проблемы окружающей среды. Это необходимый фактор построения общего плана, поскольку превалирование экономических задач значительно заужает ресурсную базу местного самоуправления.
Вопросы и задания |
Как Вы считаете, приведенные восемь признаков и работ на которых происходит освоение стратегического управления действительно имеют место в российской муниципальной управленческой практике? Насколько полон приведенный перечень? Какие из них реально осуществляются в Вашем муниципальном образовании? |
1.9. Что мы имеем ввиду, когда говорим о четырех составляющих стратегического управления в российской муниципальной действительности?
Когда мы говорим о стратегическом управлении, мы имеем ввиду четыре его составляющие.
Основная проблема в понимании и освоении метода стратегического управления заключена в сложности достижения баланса между этими типами работ и их синхронизации.
Наиболее характерной ошибкой является разрыв между смыслом и содержанием стратегического управления и организационным проектированием. “Организационное проектирование направлено а) на коллективы и отдельных людей, б) на подразделения учреждений, в) на материальное закрепление (и организацию через это материальное закрепление) процессов мыследеятельности.”. В случае, когда мы говорим об участии в стратегическом управлении, осуществляемом властными структурами, то вопрос о механизмах его реализации становится особенно важным. Структуры управления в государственном секторе наиболее консервативны, следовательно их восприимчивость и самонастройка на новые цели и типы задач, новые методы работы являются очень низкими. Каждый раз, когда возникает инновационная ситуация, ее развитие во многом упирается в необходимость производить серьезные изменения в организационных структурах.
Мы часто становимся свидетелями, когда инструменты организационного проектирования используются не по назначению или с их помощью решаются фиктивно-демонстративные задачи. Наиболее ярко неадекватное использование инструментов организационного проектирования можно продемонстрировать на стандартных решениях - новая функция или новая задача - новое рабочее место или новое подразделение. Такой способ решения, как правило, демонстрирует не желание решать поставленные задачи по существу. Создание новых структурных элементов целесообразно только тогда, когда решение новой задачи невозможно за счет изменения приоритетов, функциональных связей, организации рабочих мест, повышения квалификации сотрудников, то есть создания нового необходимого ресурса за счет чисто организационных изменений.
Очевидно, что попытка имплантировать стратегическое управление в организационную структуру посредством создания специального подразделения не может изменить всю систему функциональных связей в организации и поменять приоритеты в ее деятельности. Так что видимое простое решение - создавать под новую задачу новое подразделение и считать, что все сделано, не дает ожидаемого эффекта. Скорее наоборот, новое структурное подразделение как органически чуждое существующей организационной структуре отторгается, а сама новая задача компрометируется неспособностью руководства ее реализовать.
“После дополнения абстрактной и идеальной программы оргпроектом, указывающим направления и пути распределения наличных ресурсов, мы можем перейти к последней процедуре оргуправленческой работы и на основе имеющейся программы и оргпроекта разработать план осуществления работ.”
.Согласование и координация целей субъектов муниципального развития.
В своей деятельности органы местного самоуправления имеют дело с различными субъектами в экономической, предпринимательской, общественной сферах. Интересы этих субъектов всегда противоречивы и эгоистичны. Например, предприниматель стремится к извлечению максимальной прибыли за счет модернизации своей деятельности, минимизации накладных расходов и сокращения персонала; в свою очередь, органы местного самоуправления заинтересованы в обеспечении занятости и в прибыльности предприятий; население заинтересовано в гарантиях занятости и не заинтересовано в модернизации производств, если при этом изменяются квалификационные требования к наемным работникам.
Стратегическое планирование и муниципальные политики необходимы в муниципальном управлении как средства согласования интересов местных сообществ в отношении ключевых вопросов муниципального развития. Они призваны переводить конфликты и проблемы в цели и задачи деятельности органов управления и сообщества в целом. Следует обратить внимание, что одной из целей стратегического планирования является установление баланса между соперничеством и конкуренцией различных местных сообществ, с одной стороны, и их стремлением к ассоциативности и сотрудничеству, с другой. Приведенные выше процессы являются базовыми для любого города, и, не освоив их, выйти на стратегическое планирование не представляется возможным.
Муниципальные программы выполняют задачу соорганизации деятельности всех подразделений администрации и других субъектов муниципального развития.
Программный подход ориентирован на работу именно с проблемами. Он позволяет управлять процессом работы с ними и с постоянно меняющимся содержанием проблемного поля.
В программном подходе центр тяжести переносится с результата — текста программы как выражения статичного состояния — на процесс программирования. Вся структура управления втягивается в постоянный процесс программирования своей деятельности, приобретая, таким образом, эластичность и способность к изменениям.
Программный подход позволяет закрыть разрывы, которые появляются на границах ведомственной компетенции и являются источниками организационных конфликтов и рассогласований в работе.
Нормативно-правовое проектирование
Базовыми понятиями, вокруг которых строится нормативно-правовая и управленческая деятельность, являются “вопросы местного значения”, “предметы ведения” и “полномочия”. Мы считаем необходимым привести их толкование.
Понятие “вопросы местного значения” означает направления деятельности местных властей и решаемые ими проблемы, которые затрагивают интересы всех или абсолютного большинства населения определенной территории, имеют особенности, связанные с данной территорией, населением, инфраструктурой и могут решаться относительно самостоятельно и независимо от соседних муниципальных образований, а во многом и от государственных властей.
Понятие “полномочия” означает совокупность прав и обязанностей, зачастую неразрывно связанных, по решению государственных, местных и иных вопросов.
Понятие “предметы ведения” означает совокупность вопросов местного или государственного значения вместе с полномочиями иного рода.
Перераспределение полномочий между субфедеральным и местным уровнями власти продолжается по настоящее время. Сложность данного процесса обусловлена царящей неразберихой в установлении и распределении полномочий между федеральным, субфедеральным и местным уровнем власти, а также тем, что целый ряд полномочий находятся в совместном ведении различных уровней власти и должны регулироваться в рамках передачи отдельных государственных полномочий.
В настоящее время в Российской Федерации нет закона, который регулировал бы процесс передачи отдельных государственных полномочий.
Вопрос о разграничении предметов ведения и полномочий в системе государственной власти является на сегодняшний день одним из самых сложных в процессах государственного управления. Разграничение предметов ведения и полномочий в системе местного самоуправления составляет его неотъемлемую часть.
Полагаем, что именно этот факт не позволяет ни одной ветви власти однозначно ответить на вопрос: что такое отдельное государственное полномочие и какое место оно занимает в системе государственного управления (как объект управления и как средство управления).
В практике европейского социально-территориального управления вопрос распределения и перераспределения полномочий (функций, прав и обязанностей, ответственности, компетенций и финансовых средств) между управленческими органами разного уровня - федеральным, региональным, местным - объединен понятием “субсидиарности”. В основу процесса распределения полномочий положена идея воспроизводства стратегических ресурсов и компетенций каждого уровня власти относительно этого объемлющего процесса.
Современное понимание субсидиарности отражает практику постоянного процесса перераспределения полномочий между участниками политического и управленческого процессов в зависимости от изменений приоритетов национальной политики в соответствующей сфере и расширением нормативно-правовых и технических средств их реализации. Сегодня процесс распределения полномочий между уровнями управления уже нельзя мыслить как статичное качество политических и организационно-управленческих структур.
Собственно, сам факт появления местного самоуправления в структуре организации власти связан с реализацией фундаментального принципа: сократить административную дистанцию между органом, принимающим решение, и сферой действия этого решения, достигая, таким образом, точности фокусировки самого решения и оптимизации расходов по его исполнению.
Из этого следует, что перераспределение функций в рамках конкретных полномочий и предметов ведения может осуществляться на основе оценки того, какой уровень управления наиболее компетентен и приближен к реализации функции.
В идеале никакие вышестоящие органы управления (федеральные или субъектов Федерации) не вправе брать на себя ответственность за решения, касающиеся местных сообществ, если сами эти сообщества в состоянии компетентно решать свои проблемы.
Действительно, в статье 6 Закона “ Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации” сказано, что “муниципальные образования вправе принимать к своему рассмотрению иные вопросы, отнесенные к вопросам местного значения законами субъектов Российской Федерации, а также вопросы, не исключенные из их ведения и не отнесенные к ведению других муниципальных образований и органов государственной власти”.
Данное положение, по нашему мнению, определяет, что местные условия и обстоятельства не только различны, но и изменяются с течением времени. Поэтому объем предоставляемых услуг, равно как и объем функций местных органов управления, должен соответствовать меняющимся потребностям и условиям, учитывать местные требования и пожелания.
Но в России это совершенно не означает, что наполнение местного бюджета финансовыми средствами будет происходить на основе объема функций, который исполняет орган местного самоуправления. Государственная бюрократия считает, что делегирование реальной власти и полномочий (а вместе с ними и финансовых ресурсов) на места приводит к утере контроля. Такое понимание постоянно подталкивает руководителей к идее административной вертикали, в которой они видят панацею от потери управляемости социально-экономическими процессами.
Кроме содержательного освоения понятия субсидиарности требуют содержательного правового толкования понятия “предметов ведения”, “полномочий” и “функций управления”. Именно содержание данных понятий способно открыть нам природу появления самой задачи перераспределения “отдельных государственных полномочий”, их передвижения по уровням власти и управления в зависимости от изменения социально-экономической ситуации.
Таким образом, можно сделать вывод, что идея субсидиарности как нормы права, отражающей готовность всех уровней власти делиться этой властью и полномочиями, таковой в России еще не стала. На практике мы чаще всего наблюдаем как раз противоположенное - концентрацию власти на ее высших этажах с целью проведения решений выгодных и удобных прежде всего для тех, кто представляет эту власть в конкретных учреждениях.
В настоящее время с правовой точки зрения мы только находимся на пути к многоуровневой системе управления, признанию ее ценностей и отхода от принципа “все или ничего”, характерного для властной вертикали советского периода. Такая система не предусматривает необходимости согласования интересов разных уровней государственного и местного управления. В лучшем случае сегодня мы имеем дело с административным рынком и бюрократическим торгом представителей разных уровней управления.
Анализ практики местного самоуправления в европейских странах показывает, что в условиях обострения финансовой ситуации основная тяжесть по выполнению социальных обязательств государства ложится на плечи органов местного самоуправления. Исполнение реально не ограниченного количества функций органами местного самоуправления привело к тому, что подавляющее большинство муниципальных образований сегодня имеют ничем не покрытый дефицит в доходной части бюджета, часто превышающий 30% доходной части бюджета.
Местное нормативно-правовое проектирование - это прежде всего работа с Уставом муниципального образования и создание условий для усиления регулирующей роли органов муниципального управления.
Большинство уставов муниципальных образований представляет собой сегодня небольшой перечень статей, определяющих организацию органов местного самоуправления. Однако сбалансированное решение задач местного самоуправления требует установления четких принципов и правил деятельности со всеми местными ресурсами, вне зависимости от форм собственности, на длительный период времени. В настоящее время большая часть ключевых норм, определяющих деятельность органов местного самоуправления, рассредоточена в отдельных решениях и постановлениях, что приводит к их рассогласованию и создает значительные сложности для пользователя в поиске нужных нормативно-правовых актов. Как только органы местного самоуправления поставят перед собой задачу разработки стратегического плана, окажется, что организация бюджетного процесса не предусматривает прогнозирования бюджетных доходов и расходов на два последующих года, что нет четкого разграничения между текущими и капитальными затратами, что установленные правила использования городской недвижимости и градостроительной деятельности страдают неполнотой и ограничивают права инвесторов и т.д..
На этом основании мы утверждаем, что развитая муниципальная нормативно-правовая база — важнейшее средство успешного стратегического планирования.
Согласованное планирование использования местных управленческих ресурсов
Практика традиционного планирования сегодня уже не работает. Новая концепция планирования требует оптимального использования человеческих, природных, культурно-исторических и финансовых и других ресурсов на местах.
Система планирования, пронизывающая все уровни управления, гарантирует согласованность и прозрачность деятельности подразделений, позволяет установить характеристики результативности работы. Для оценки результативности деятельности подразделений можно применять совокупность количественных, качественных и экспертных показателей.
Планы должны лечь в основу оперативных совещаний, оценки деятельности подразделений и их руководителей, анализа объема исполняемых функций, эффективности использования бюджетных средств и т. д.
Вопросы и задания |
Перечислите составляющие стратегического управления. Попробуйте оценить, если ли эти составляющие в Вашей Администрации или представительном органе. Что, по Вашему мнению, необходимо сделать, что бы эти составляющие появились в Вашей повседневной управленческой деятельности? |
1.10. Как организовать бюджетное планирование в муниципальном образовании?
Представляя собой план текущей работы Администрации, бюджет должен определять, формулировать и пояснять цели городской политики на предстоящий год. Городская политика - это основные направления работы, стратегические задачи на будущее. Обычно городской совет вырабатывает и конкретизирует городскую политику в течение всего года, а в бюджетном бюджетное послании должно быть дано краткое изложение основных ее направлений.
Бюджетный процесс должен быть построен таким образом, чтобы гарантировать формирование сбалансированного, эффективного и рационального бюджета, отражающего взвешенное коллективное мнение всех участников процесса на то, как должны распределяться и использоваться муниципальные фонды и ресурсы.
Он должен не только служить основой для выработки политических решений, в нем также должны быть изложены задачи, стоящие перед исполнительной властью. Бюджет не должен ограничиваться чисто финансовыми аспектами, в нем должно быть четко показано, выполнением каких функций занимаются те или иные структуры городской администрации и сколько человек работает в этих организациях.
Опубликованный бюджетный документ должен быть адресован в первую очередь населению - налогоплательщикам и избирателям. Очень важно, чтобы в нем широко использовались словесные пояснения, приводились наглядные графики и диаграммы, поскольку бюджет должен быть
понятен людям, далеким от сферы муниципальных финансов.
Что же касается бюджетного календаря (графика этапов подготовки бюджета), то его муниципальный совет должен официально утвердить своим решением, указав сроки, к которым:
Тогда новый бюджет вступит в силу.
Если глава городской администрации хочет разъяснить, как будет происходить бюджетный процесс, рекомендуется выпустить меморандум (информационное письмо), в котором сообщить основные требования, бюджетный календарь, образцы форм, которые предстоит заполнять.
Вопросы и задания |
Приведите последовательность и взаимосвязи плановых срезов при составлении проекта бюджета в Вашем муниципальном образовании. Насколько существующий у Вас процесс проектировки бюджета соотносится с идеологией стратегического планирования и управления? |
1.11. Что мы понимаем под системой муниципального заказа, как формой материального планирования и условием обеспечения публичности в распоряжении средствами бюджета, минимизации расходов и создания конкурентной среды?
Если руководство муниципальным образованием считает необходимым привлекать к исполнению своих задач предприятия различных форм собственности для создания в городе и районе конкурентной среды и повышения качества услуг при одновременном уменьшении их стоимости, снижение накладных расходов, связанных с деятельностью муниципальных учреждений и предприятий, то для достижения этой цели существует одно средство — муниципальный заказ.
Типы планирования: |
Объекты планирования: |
финансовое планирование |
планирование доходов и расходов бюджета |
материальное планирование |
планирование поставок товаров и услуг |
организационное планирование |
планирование организационных мероприятий, направленных на реализацию целей, достижение результатов |
пространственное планирование |
планирование деятельности с городской недвижимостью, направленное на улучшение качества городской Среды и сбалансированное развитие территории муниципального образования |
Виды планирования: |
Сроки планирования : |
стратегическое - долгосрочное |
не менее 3-х лет |
перспективное - среднесрочное |
на текущий год |
текущее - краткосрочное |
декада, месяц, квартал, полугодие |
Средства координации деятельности в стратегическом планировании
|
долгосрочное |
среднесрочное |
краткосрочное - |
финансовое |
прогноз доходов и расходов |
план доходов и расходов, сценарии исполнения бюджета |
план платежей, при казначейском исполнении бюджета - реестр платежей |
материальное |
программы и проекты развития в их материальной части |
сводный план муниципального заказа |
выполнение договоров муниципального заказа |
организационное |
программы и проекты развития |
годовые планы работ в программно-проектных терминах, цели, планируемые результаты |
планы работы в терминах конкретных событий, мероприятий |
пространственное |
концепция пространственного развития |
план деятельности с недвижимостью |
план мероприятий по объектам недвижимости |
Вопросы и задания |
Есть ли в Вашей организационно-административной действительности институт муниципального заказа? Если есть, то совпадает ли идеология муниципального заказа, приведенная в данном разделе с Вашей? Есть ли в Вашем муниципальном образовании соответствующие организационно- административные структуры и нормативная база? |
1.12. Как связаны между собой стратегический подход к муниципальному управлению и организационно-административная структура управления.
Сами структуры муниципального управления созданные для реализации стратегического подхода к управлению и развитию могут отличаться друг от друга в связи с размерами муниципального образования, установленными приоритетами деятельности, однако все они должны соответствовать строго определенной системе принципов организации деятельности. Система принципов выглядит следующим образом:
В соответствии с изложенными принципами следует распределить функции стратегического управления между представительным и исполнительными органами.
Мы имеем достаточно примеров, когда разработка стратегии развития наталкивается на серьезное сопротивление местных чиновников, их стойкое нежелание изменять принципы организации своей работы. Эта преграда остается непреодолимой для значительного числа городов. Следовательно, для успеха на ниве стратегического управления необходимо включить деятельность органов местного самоуправления собственно в объект стратегического управления, то есть сама структура органов местного самоуправления является средством достижения стратегических целей.
Разработка стратегического плана развития города является одной из форм, в которых осуществляется стратегическое управление. Это систематический процесс, с помощью которого сообщества рисуют картину своего будущего и определяют этапы его достижения, исходя из местных ресурсов. Оно включает в себя:
Не менее существенными для нового подхода являются следующие направления работ.
1. Формирование базы социально-технических нормативов.
Одной из ключевых задач, решение которых необходимо для нормальной организации муниципального управления, является определение социальных норм, по которым муниципальное образование предоставляет различные услуги населению за счет своего бюджета.
Эту задачу очень хорошо понимают управленцы из производственной сферы, поскольку ни один производственный процесс нельзя построить без описания составляющих его процедур и операций, а также определения нормы затрат и стоимости каждой из них.
Однако в практике муниципального управления мы научились обходиться без нормативно-технической базы. Из-за этого невозможно разработать нормативно-расчетный бюджет, организовать планирование деятельности, осуществить нормативное финансирование бюджетных расходов, соотнести качество услуг, которые предоставляются населению, с возможностями бюджета.
Замещение муниципальных нормативов государственными или региональными, как правило, ведет к росту расходов, не отражает специфики конкретного муниципального образования и его возможностей, и делает бюджет нереалистичным.
2. Анализ внешней и внутренней ситуации как условие гибкого реагирования структуры муниципального управления на изменения
Безусловно, аналитическая работа — дорогое удовольствие, и не каждое муниципальное образование может себе позволить содержать аналитические подразделения.
Однако, если муниципальное образование не способно обеспечить аналитическое сопровождение своей деятельности, оно вынуждено заимствовать цели и задачи на вышестоящих уровнях управления, у других муниципальных образований. На практике это означает, что деятельность структур муниципального управления теряет ориентацию на собственную социально-экономическую ситуацию и интересы местных сообществ.
3. Публичность деятельности как условие вовлечения муниципальных сообществ в решение муниципальных задач и расширения гражданского участия
Принцип публичности в деятельности органов местного самоуправления — эффективное средство установления отношений доверия между властью и населением.
Понимание намерений власти и их поддержка населением — условие реализации муниципальных программ и проектов.
В противном случае власть всегда будет наталкиваться на негативную реакцию населения на свои инновации, базирующуюся на незнании, боязни потерять что-то, недоверии к власти как таковой.
4. Контроль за исполнением нормативно-правовых актов и нормативных предписаний внутри структуры управления и в подведомственной муниципальной сфере
Существующие недостатки контроля за выполнением задач муниципального управления заключены в их ведомственном характере. Это нарушает важнейший принцип муниципального управления: разделение позиций заказчика, исполнителя и контролера.
Система контроля обязательно должна быть перекрестной. Ни в коем случае нельзя сосредотачивать все контрольные функции в одном специальном контрольном подразделении.
На этом основании следует проинвентаризировать все процессы, которые требуют контроля. К ним, в частности, необходимо отнести: контроль в рамках системы делопроизводства, контроль за качеством управленческой работы, контроль за хозяйственной деятельностью, контроль за распределением и использованием финансовых ресурсов, нормативный контроль, технический контроль. И каждым из этих видов контроля должно заниматься профильное подразделение Администрации.
5. Регламентация собственной деятельности и деятельности в подведомственной сфере, как условие для обеспечения нормального функционирования всей структуры муниципального управления.
Любая система управления может нормально функционировать, если все ее основные функциональные связи описаны в терминах процедур и операций.
Соблюдение данного требования позволяет установить четкие границы между уровнями иерархии управления и горизонтальные связи между подразделениями.
На этом каркасе строится организация документопотоков, распределение обязанностей, ответственности и прав, появляется система единых требований к руководителям одного уровня.
В администрациях, как правило, нет четкой иерархии управления. Заместители главы, руководители управлений, комитетов и отделов обладают различным уровнем прав и ответственности, выполняют различный набор функций, несмотря на принадлежность определенной управленческой иерархии. Заместитель главы может выполнять задачи начальника отдела, а начальник отдела — задачи заместителя главы.
Можно сделать вывод, что распределение поручений и заданий в системе управления производится в ориентации на личные качества, а не по формальным признакам, связанным с позицией, занимаемой в структуре управления, и содержанием поручения.
Внешние требования к рабочим местам очень неопределенны, они никак не диктуются регламентами деятельности, а следовательно не влияют на требования к качеству работы.
Хорошо известен дефицит квалифицированных работников в муниципальных структурах. Сам период их выращивания длителен и дорогостоящ, но компенсировать недостаточную квалификацию можно за счет внешних требований: чем более полными и охватывающими различные аспекты деятельности они будут, тем успешнее работники будут их осваивать и на практике повышать свою квалификацию.
Вопросы и задания |
Приведите основные принципы построения организационно-административной структуры исполнительного органа местного самоуправления, использующего в своей управленческой практике методы и инструменты стратегического управления. |
1.13. Что надо знать и соблюдать при проведении реорганизации системы внутригородского управления
Ключевым вопросом, связанным с выбором типа взаимоотношений общегородского (муниципального) уровня управления с внутригородскими территориальными образованиями, является точное нормативно-правовое определение количества уровней системы муниципального управления.
Следует отметить, что в разных странах и разных городах, прежде всего крупных, существуют различные подходы к количеству уровней управления. Как правило, это связано с распределением полномочий между функциями государственного управления и функциями местного самоуправления.
Сложившаяся практика городского управления, а также Закон “Об общих принципах организации местного самоуправления в РФ” предусматривает возможность создания внутригородского территориального управления, определяя статус внутригородских территориальных образований в форме внутригородских муниципальных образований. Одновременно, вопрос о структуре муниципального управления отнесен к полномочиям местного самоуправления, что означает, что каждое муниципальное образование решает этот вопрос, исходя из собственных конкретных условий и целесообразности.
Выбор модели управления строится на комбинировании следующих конструктивных элементов:
Таким образом, возможны следующие модели управления:
Двухуровневая модель управления.
Модель а1.
Городской уровень - Административные Округа в статусе подразделений городской администрации.
Признаки: высокая степень централизации городского управления, максимально возможная дистанцированность органов муниципального управления от местных сообществ(жителей), отсутствие баланса прав и ответственности у Административных Округов, нарушение баланса прав и ответственности перед жителями у Городского Совета, повышенная конфликтность между структурными подразделениями (Департаментами) городской Администрации и Администрациями Округов.
Модель а2.
Городской уровень - Внутригородские муниципальные образования.
Признаки: разграничение полномочий между городским и внутригородским уровнями управления, реальная, но ограниченная децентрализация управления, строгая иерархия управления, разделение ответственности перед жителями общегородского и внутригородского уровней управления, расширение возможностей участия в решении городских задач для жителей, приоритет нормативно-правовых средств управления над административно-распределительными функциями.
Трехуровневая модель управления.
Модель б1.
Городской уровень - Административные Округа - Муниципальные районы (внутригородские муниципальные образования).
Признаки: как в модели А2, дополнительно: тотальное разукрупнение внутригородского территориального управления, за Административными Округами сохраняются функции тактического управления в статусе подразделения городской Администрации, максимальная приближенность органов управления к жителям, детальное разделение функций стратегического управления, тактического управления, хозяйственного обеспечения.
Реально это модель коммун. По формальным признакам она очень похожа на московскую модель, правда, без коммунальной идеи.
Модель б2.
Отличается от модели Б1 тем, что не предполагает тотального создания муниципальных районов (внутригородских муниципальных образований) на всей территории города. Муниципальные районы создаются только в анклавах. Модель может рассматриваться как пилотный проект разукрупнения структур внутригородского управления.
Основной сложностью для понимания (и принятия) трехуровневой модели городского управления является смена стереотипа “ необходимость усиления централизации управления (администрирования) в условиях нестабильности и низкой активности жителей” на “необходимость децентрализации управления (уменьшения администрирования) в условиях нестабильности и стимулирования инициативы жителей”.
Общие признаки 4-х моделей.
Вопросы и задания |
Как Вы считаете, введение “неодноступенчатой” системы муниципального управления в Вашем муниципальном образовании могло бы повысить эффективность управления основными процессами жизнеобеспечения жителей? Каковы, по Вашему мнению, наиболее эффективные размеры зоны управления жилищно-коммунальным хозяйством, образованием, здравоохранением, пассажирским транспортом и т.д.? |
УПРАВЛЕНИЕ ПЕРСОНАЛОМ ОРГАНОВ МЕСТНОГО САМОУПРАВЛЕНИЯ В РАМКЕ СТРАТЕГИЧЕСКОГО ПЛАНИРОВАНИЯ
А.Е. Балобанов
научный руководитель Образовательного компонента Программы "Местное самоуправление" Московского общественного научного фонда
кандидат философских наук
2.1. Почему при стратегическом планировании городского развития необходимо обращаться к человеческим ресурсам?
Самые лучшие стратегии, программы и планы терпят провал без компетентного исполнения. Они могут быть реализованы только при условии, если окажутся восприняты людьми, которые будут участвовать в этой реализации. Какими бы замечательными и правильными не были муниципальные программы развития, не будучи обеспечены персоналом, способным их реализовывать и заинтересованным в этой реализации, они остаются стопой бумаги и могут представлять только исследовательский интерес.
Поэтому существенным этапом стратегического планирования оказывается организация человеческих ресурсов: вовлечение людей в процесс разработки и реализации стратегий, программ и планов, мотивация, оценка возможностей, повышение квалификации, расстановка по функциональным позициям, организация коммуникации, оценка результатов деятельности и т.д. Все это – предмет специальной работы, связанной с организационным развитием и управлением человеческими ресурсами.
В современном управлении прочно утвердился взгляд на персонал организации как на один из важнейших ее ресурсов. "Истоки большинства проблем в организациях могут быть в конечном итоге обнаружены в людях", "Основой любой организации и ее главным богатством являются люди… Хорошая организация стремится максимально эффективно использовать своих работников, создавая все условия для наиболее полной отдачи сотрудников на работе и интенсивного развития их потенциала" – подобные формулировки и соответствующие им разделы можно обнаружить в любых руководствах по стратегическому планированию, организационному развитию, управлению. Крупные организации инвестируют большие средства в специализированную и внутрифирменную подготовку кадров,
поскольку существующая учебная система оказывается все менее способной удовлетворить их потребности. Все чаще увеличение инвестиций в развитие человеческих ресурсов рассматривается как главное конкурентное оружие организации, а ее персонал как конкурентное богатство, которое необходимо развивать и наращивать, наряду с другими ресурсами, чтобы быть в состоянии достигать стратегических целей. Этому способствует и высокий темп изменений, постоянно требующий освоения новых квалификаций.Все это полностью сохраняет свою силу и в отношении муниципального управления, применительно к которому приведенные утверждения должны быть дополнены еще одним, которое могло бы звучать примерно следующим образом: "Главное богатство города – горожане. Органы муниципального управления, работающие на развитие своего города, стремятся создать все условия для интенсивного развития человеческого потенциала горожан". Понятно, что это дополнение делает работу с человеческими ресурсами более сложной и заставляет привлекать более разнообразный управленческий инструментарий.
В число участников процесса стратегического планирования входят специалисты органов муниципального управления разного уровня, горожане, субъекты деловой, хозяйственной и общественной деятельности, действующие на территории города, независимые специалисты. Все это – реальный человеческий потенциал, на который может опираться стратегическое планирование в муниципальном управлении.
Вопросы и задания |
Какие ресурсы развития традиционно рассматриваются при прогнозирования развития муниципальных образований? Почему, по Вашему мнению, в российской управленческой практике придается так мало значения человеческим ресурсам? Каково отношение к этой проблеме (если она таковой для Вас является) в Вашем муниципальном образовании? |
2.2. Чем различаются муниципальное и производственное управление?
Одновременно очевидно, что все эти участники процесса стратегического планирования не могут рассматриваться как "персонал" "организации "Город"". Рассмотрение стратегического планирования в системе муниципального управления требует более широкого понимания особенностей организации деятельности больших коллективов людей, характерное для современной управленческой мысли.
В рамках простых организационно-производственных схем, характерных для прошлого и начала нынешнего века, в качестве базового процесса для организации управления рассматривался производственный процесс. Люди рассматривались как продолжение этого процесса, выстраивались вокруг него, подстраивались под него. Основные задачи, связанные с включением людей, состояли в точной организации их работы, в соответствии с требованиями основного производственного процесса, – в первую очередь, решался вопрос о повышении эффективности их работы, за счет анализа осуществляемых операций и построения схем организации деятельности, позволяющих осуществлять эти операции максимально быстро и с минимальными издержками
. В рамках этого подхода возникли, в частности, такие феномены, как конвейерная организация производства и научная организация труда.Обнаружение невозможности превращения людей в придаток производственного процесса, неустранимости их самостоятельного отношения к этому процессу, специфики отношений, возникающих между людьми по поводу этого процесса, привело к появлению более сложных представлений о подходах к работе с персоналом. В этих рамках сложились представления об организации как специфическом феномене, обладающем собственной логикой жизни и развития. Стала понятной необходимость учета мотивации и человеческих отношений, возникли представления о человеческом факторе, сложились понятие персонала организации и специфические методы работы с ним.
Появление представлений о стратегическом планировании и управлении связано с дальнейшим развитием управленческой мысли, когда становится необходимо рассматривать корпоративные отношения, связывающие между собой разные подразделения и организации, разделенные друг с
другом в пространстве и времени, обладающие высоким уровнем самостоятельности, но вовлеченные, тем не менее, в общую деятельность. В этом случае проблема организации деятельности людей из проблемы работы с персоналом превращается в проблему анализа человеческих ресурсов и управления ими.Представления о муниципальном стратегическом планировании могут строиться только в этой логике, поскольку его участники не являются ни штатными сотрудниками "предприятия "Город"", ни персоналом "организации "Город"". Они могут быть вовлечены в стратегическое планирование только как субъекты, самостоятельно принимающие решения, самостоятельно планирующие и осуществляющие свою деятельность. Это заставляет говорить именно об управлении человеческими ресурсами городского развития.
Одновременно, постановка вопроса о муниципальном управлении заставляет обращать внимание на организацию деятельности органов этого управления. В этом плане, уместна и оправдана постановка вопроса об управлении персоналом органов муниципального управления.
Вопросы и задания |
Насколько, по Вашему мнению, правомерно часто происходящее отождествление технологического, производственного менеджмента с управлением сложными социально-пространственными системами? К каким последствиям может привести “безоглядное” использование методов и инструментов технологического управления в управленческой практике органов местного самоуправления? |
2.2.1. Что нужно знать об эволюции управления человеческими ресурсами?
Основные тенденции в развитии функции управления человеческими ресурсами можно свести к следующим группам изменений:
1. Переход от "управления кадрами" к управлению человеческими ресурсами. В "управлении кадрами" специалисты-"кадровики" часто даже не информированы о деловой стратегии компании и связь между деятельностью организации и планированием персонала очень слаба. Функция управления человеческими ресурсами, напротив, выполняет интегрирующую роль и сама является частью стратегии. Основные сдвиги в этом направлении можно описать как переход от вертикального управления и централизованной кадровой функции и планирования персонала как реакцию на производственные планы к горизонтальному управлению, децентрализованной кадровой функции и планированию человеческих ресурсов, интегрированных с корпоративным планированием.
2. Переход от инструментализма кадровой функции к стратегической роли управления человеческими ресурсами. Акцент смещается с подбора и расстановки кадров на включение функции управления человеческими ресурсами в формировании и реализации стратегии организации.
Например, если стратегия компании акцентирует качество продукта, и потребность в трудовых ресурсах может быть легко удовлетворена на внешнем рынке труда, наиболее значимым инструментом кадровой политики будет стратегия подбора и мотивации кадров. Если же цели компании сфокусированы вокруг недорогого стандартного продукта и на рынке труда имеются значительные ресурсы неквалифицированной рабочей силы – тщательное управление и контроль за использованием рабочей силы. Когда целью является ценовая конкуренция продуктов невысокого качества, а рынок труда не может удовлетворять потребности в рабочей силе, нужна более интервенционистская стратегия – стратегия развития человеческих ресурсов с акцентом на тренинг. Если же стратегия состоит в создании новых рынков для новых продуктов с высокими ценами, единственной возможностью может оказаться обращение к внутреннему рынку труда.
3. Переход от выполнения фрагментарных кадровых функций к вовлечению в управление человеческими ресурсами линейного управления. Управление человеческими ресурсами несет с собой новую важную функцию – оказание помощи линейному менеджменту в развитии и лучшем использовании находящихся в его ведении человеческих ресурсов. Частью этой функции является активное вовлечение линейного менеджмента в управление человеческими ресурсами и развитие человеческого потенциала организации и оказание ему помощи в этой работе. Специалист по управлению человеческими ресурсами должен быть высококвалифицированным советником и консультантом высшего и линейного менеджмента, помогающим им решать общие проблемы. Поэтому специалисты по управлению человеческими ресурсами часто становятся внутренними консультантами в подборе кадров, их мотивации, развитии карьеры, проведении организационно-культурных изменений.
4. Профессионализация функции управления человеческими ресурсами. Стратегический и интегральный характер функции управления человеческими ресурсами, вовлечение линейного руководства в ее реализацию, а также повышение ее консультативного характера приводит к необходимости ее профессионализации. Если раньше начальником отдела кадров мог быть практически любой внутренне дисциплинированный человек (часто из отставных военных), способный управлять небольшим штатом служащих невысокой квалификации, то сегодня растущая роль управления человеческими ресурсами, повышение его статуса до задачи высшего звена управления, усложнение техники подбора, расстановки, развития, мотивации, продвижения и использования человеческого потенциала делает эту профессию одной из важнейших для выживания и успеха компании.
5. Усиление акцента на управление изменениями. Поскольку гибкость и способность к изменениям представляют сегодня ключевые характеристики бизнеса, а основным барьером (как и фактором изменений) являются люди, одной из важнейших функций управления человеческими ресурсами становится активное управление изменениями и организационное развитие. Как правило, способность к изменениям связана с более высоким уровнем образования, более широкой квалификацией, способностью переобучаться, уровнем творчества и инновационности персонала. Это ставит более сложные задачи для техники и методов оценки и подбора, тренинга и развития работников.
6. Интернационализация функции управления человеческими ресурсами. Глобализация бизнеса, более активные международные связи, а также международная специализация и интеграция делают необходимым развитие многонациональных коллективов с различными системами ценностей и культур. Все более и более важным становится формирование небольшой динамичной элитной группы специалистов-космополитов с развитыми коммуникационными и лингвистическими данными, способными работать в интернациональных коллективах и в разных странах.
7. Расширение и углубление социального партнерства и трудовых отношений. Партнерство означает признание взаимозависимости, солидарности, социальных интересов различных общественных групп, их права участвовать в политических и экономических процессах, принятии управленческих решений. Управление человеческими ресурсами играет важнейшую роль в развитии этого процесса и использовании его как инструмента повышения эффективности управления труда. Партнерство и участие улучшает трудовые отношения и психологический климат в организациях. Сотрудники проявляют большее понимание проблем организации, становятся более активными в повышении производительности и распределении доходов, претерпевают существенные изменения трудовые отношения.
В связи с возрастанием роли социального партнерства все больше проявляет себя сдвиг от традиционных переговоров между профсоюзами и предпринимателями к системе совместных консультаций. Если первая система по своей природе носит конфликтный характер и ориентирована на дележ созданного богатства, система совместных консультаций ставит основной акцент на то, как эффективнее использовать ресурсы и создать больше богатства, увеличив прибыль за счет производительности. Принцип же деления заложен в более прогрессивной системе мотивации, разработанной совместно, и в течении длительного времени вообще может не являться предметом переговоров.
8. Изменение принципов и системы мотивации. Мотивация эволюционирует от уравнительных принципов, оплаты за должность и явку на работу, к принципу оплаты за результат и конкретный вклад в достижение целей организации.
Наиболее важными принципами мотивации сегодня являются:
Фиксированная часть компенсационного пакета часть все больше уменьшается, хотя остается достаточной для привлечения работников с высоким потенциалом. Переменная же часть заработной платы возрастает и становится все более важной для удовлетворения основных потребностей человека и более гибкой, позволяющей вознаграждать его даже за краткосрочную эффективность.
9. Переход от повышения квалификации к развитию человеческих ресурсов. Развитие человеческих ресурсов сегодня является одним из важнейших компонентов и задач управления ими. Традиционный тренинг или повышение квалификации уже не обеспечивают решения новых задач.
Вопросы и задания |
Насколько по Вашему мнению, для включения человеческих ресурсов в муниципальную управленческую практику, нужно и пригодно знание истории и современных методов управления человеческими ресурсами в промышленных компаниях? |
2.2.2 Как строится управление человеческими ресурсами в современных компаниях?
Практика экономически эффективных компаний позволила аналитикам выделить ряд принципов, которые легли в основу управления человеческими ресурсами. Среди них:
2.3. Используются ли сегодня в муниципальном управлении человеческие ресурсы?
Основными организаторами процесса стратегического планирования, "штабом" всей работы являются органы муниципального управления. В отличие от всех других участников процесса, они не могут позволить себе нецеленаправленного и непоследовательного отношения к формированию и реализации планов городского развития. В минимальном варианте они вообще могут проделать всю работу по планированию самостоятельно, не вовлекая в нее никого более. Это сузит возможности муниципального управления и развития, но, минимальный уровень, тем не менее, обеспечит.
Насколько сегодняшние органы муниципального управления готовы к этой работе, и что должно быть сделано для повышения уровня этой готовности?
Реально, муниципальное управление в современной России осуществляет свои первые шаги. Традиции, складывавшиеся в конце прошлого - начале нынешнего века, прерваны революцией 1917 г. и последующим уничтожением муниципальной школы, проявившей себя в первое послереволюционное десятилетие. Советская система организации территориального управления не предполагала необходимости муниципального управления, поскольку в ее рамках органы территориального управления были прямым продолжением государственной системы.
Изменение общественно-политических и законодательных условий в конце 80-х - первой половине 90-х годов заложило основы для формирования новой системы организации власти и управления на местном уровне. Но скорость и характер этих изменений не были и не могли быть обеспечены столь же быстрыми и радикальными изменениями профессионализма работников органов местного самоуправления. Советская система подготовки кадров для территориального управления была разрушена, но новой школы, соответствующей сегодняшним реалиям и задачам, не сформировалось. Одновременно достаточно заметно изменился качественный состав работников органов муниципального управления: за период реформ в них пришло много людей, в профессиональном плане не подготовленных и часто не имевших никакого управленческого опыта.
Вопросы и задания |
Как Вы считаете, в Вашем муниципальном образовании, для решения проблем жизнеобеспечения и развития, задействованы человеческие ресурсы? Если да, то насколько полно и успешно? Если нет, то, что необходимо сделать, в управленческом смысле, чтобы включить в управленческую практику эти ресурсы? |
2.3.1. Кого мы видим чаще всего сотрудниками органов местного самоуправления?
В силу этих обстоятельств, персональный состав органов муниципального управления очень неоднороден. В них работают специалисты, представляющие различные управленческие формации, среди которых можно выделить следующие наиболее крупные типы:
Вопросы и задания |
Как Вы считаете, соответствует ли сегодняшний состав муниципальных служащих тем требованиям, которые предъявляет к ним современная политическая и экономическая ситуация в стране? Какова ситуация в этом отношении в Вашем муниципальном образовании? |
2.3.2. В чем принципиальные различия между работой отдела кадров и управлением человеческими ресурсами?
Формирование полноценного профессионального корпуса специалистов муниципального управления требует целенаправленной работы по преобразованию этого конгломерата и системной организации деятельности органов муниципального управления. Масштабы этой работы, рассматриваемой в целом огромны, поэтому рассчитывать на ее скорое осуществление не приходится. Однако, идея стратегического планирования позволяет масштабировать эту задачу, оформляя конкретные наборы работ, которые могут быть сделаны в масштабах конкретного муниципалитета, в привязке к конкретным задачам и программам муниципального развития.
Для того, чтобы сделать это, необходимо по новому взглянуть на работу с персоналом, ведущуюся в органах муниципального управления. Сегодня такая работа, как правило, сводится к "работе с кадрами", унаследованной без существенных изменений от советских органов территориального управления. Основные функции муниципальных отделов кадров состоят в ведении документации по работникам, иногда к этому добавляется организация аттестации сотрудников (обычно достаточно формальная) и организация их участия в курсах повышения квалификации. В содержательном плане работа с кадрами отдана руководителям управлений или департаментов, для которых она обычно сводится к перемещениям и расстановке людей, в соответствии с происходящими изменениями, поиску и привлечению специалистов, необходимых для того, чтобы занять появляющиеся вакансии, трудоустройству людей, по тем или иным причинам представляющих интерес для руководителей.
Кадровой политики в муниципалитетах, как правило, нет, и работа с персоналом ведется не на профессиональной, а на социальной или социально-корпоративной основе. В результате органы муниципального управления становятся замкнутыми системами с сильными социальными (а не профессиональными) связями и отношениями, а их работники ориентированы, в первую очередь, на нормы и ценности корпоративной культуры, а не на эффективное управление. В лучшем случае, на постановку и решение управленческих задач ориентирована группа высших руководителей, составляющая "команду" первого лица и стремящаяся к каким-то улучшениям в городе.
Человеческий ресурс так организованной системы управления невысок и очень легко исчерпывается: мало-мальское усложнение задач, требующих решения всегда наталкивается на резкую нехватку кадров, которые в состоянии с ними работать.
Современные технологии развития требуют нового отношения к работе по управлению человеческими ресурсами. Первое, что необходимо для их освоения – осознание того факта, что качество персонала, работающего в организации, не есть константа, его можно и нужно наращивать, но это наращивание требует специальной и целенаправленной работы, оно не может быть следствием выполнения формальных процедур или осуществиться за счет процессов, внешних по отношению к организации (например, повышения качества образования выпускников или уровня программ повышения квалификации вузов).
Освоение технологий управления человеческими ресурсами, как и само стратегическое планирование, требует целостного взгляда на деятельность органов муниципального управления как организации. Вряд ли будет большим преувеличением сказать, что такой взгляд на их работу не является обычным для тех, в чьих руках находится возможность улучшить их работу. В этом плане, понимание организационных принципов, на которых строится деятельность органов муниципального управления, и овладение организационными технологиями, позволяющими работать с ними как с организацией представляет собой один из нетрадиционных ресурсов муниципального развития.
Фундаментальная характеристика управления человеческими ресурсами, в отличие от традиционного "управления кадрами", заключается в его тесной интеграции с другими организационными технологиями, в первую очередь с процедурами стратегического планирования. План работы по развитию человеческих ресурсов является результатом совместной разработки стратегического плана организации и программы управления человеческими ресурсами, а основными задачами, на решение которых направлено управление человеческими ресурсами – обеспечение жизнедеятельности организации, наращивание ее кадрового потенциала и реализации стратегий ее деятельности.
Основная идея управления человеческими ресурсами состоит в том, чтобы развивать желание и умение каждого работника работать с максимальной отдачей, мотивировав его и сделав так, чтобы он оказался в такой организационной позиции, где его возможности и квалификация использовались бы максимально полно. Практика управления человеческими ресурсами направлена на то, чтобы привлекать, отбирать, продвигать, вознаграждать, использовать, развивать, удерживать работников в соответствии со стратегией деятельности организации, потребностями работников и принципами справедливости.
Различия между "управлением кадрами" и управлением человеческими ресурсами может быть проиллюстрировано сопоставлением их функций и практики:
Функции и практика управления кадрами и человеческими ресурсами.
"Управление кадрами" |
Управление человеческими ресурсами |
вертикальное управление подчиненными, "кадры" – отдельная функция |
горизонтальное управление и забота о всех ресурсах, акцент на развитие команды |
централизованная кадровая функция, выведенная в отдел кадров: специалисты планируют, мотивируют и т.д., линейные руководители управляют трудом |
децентрализованная кадровая функция: линейное управление отвечает за управление всеми ресурсами подразделения и достижение целей, специалисты по персоналу оказывают поддержку линейному управлению |
кадровое планирование – следствие производственного плана и реакция на него, связь односторонняя |
планирование человеческих ресурсов полностью интегрировано в корпоративное планирование, связь двусторонняя |
цель – обеспечить наличие нужных людей в нужных местах в нужное время и освобождение ненужных людей. Занятые – факторы производства, их "расставляют шахматисты" |
цель – совмещение имеющихся человеческих ресурсов, квалификации и потенциалов со стратегией и целями организации; занятые – предмет корпоративной стратегии, конкурентное преимущество, они же – "игроки", часть инвестиций |
кадровая политика нацелена на достижение компромисса между экономическими и социальными партнерами |
управление человеческими ресурсами нацелено на развитие целостной сильной культуры и балансирование текущих потребностей организации, интегрированной с окружающей деловой средой |
Вопросы и задания |
Приведите принципиальные отличия между отделом кадров и управлением человеческими ресурсами. Какие, по Вашему мнению, необходимы содержательные и организационно-административные мероприятия, чтобы изменить работу “отдела кадров”? |
2.3.3. Что нужно знать о приоритетах управления человеческими ресурсами?
Отношение к "человеческому фактору" организации как одному из важнейших ее ресурсов, который необходимо наращивать и использовать для увеличения ее возможностей порождает новые формы организации работы с персоналом, мотивации людей, эффективности капиталовложений в обучение, переподготовку и повышение квалификации. Инструментальные приоритеты управления человеческими ресурсами состоят в:
Вопросы и задания |
Каково Ваше отношение к приведенным приоритетам Управления человеческими ресурсами? Насколько они исчерпывающи и универсальны? В чем особенности Вашего муниципального образования, которые могли бы либо изменить эти приоритеты, либо расширить (сократить) их число? |
2.3.4. В чем главная сложность становления управления человеческими ресурсами?
Постановка вопроса об управлении человеческими ресурсами в органах муниципального управления наталкивается на ряд противодействующих факторов. Руководители органов муниципального управления часто не рассматривают положение вещей с персоналом как ситуацию, с которой необходимо работать системно, продолжая двигаться в логике штучного поиска "ключевых фигур". Кроме того, в муниципалитетах, чаще всего, нет людей, которые могли бы всерьез взяться за системную организацию работы с персоналом. Все это – результат и показатель состояния дел в муниципальном управления.
Одна из сложностей, с которой сталкивается использование в муниципальном управлении инструментов и технологий, разработанных в других сферах управления, связана с тем, что муниципальное управление содержит в себе ряд специфических характеристик принципиально отличающих его от производственного управления и бизнеса, где, в первую очередь и нарабатываются эти инструменты и технологии. Для того, чтобы использоваться в муниципальном управлении, они должны пройти серьезную адаптацию, часто, по сути дела, означающую разработку их наново.
Одна из важных характеристик такого рода связана с двойственной природой муниципального управления. Понятие "управление" в термине "муниципальное управление" отсылает к практике и мироотношению, связанным с самостоятельностью позиции, принятием решений, ответственностью за результаты деятельности, инструментарию, необходимому для ее осуществления и т.п. Именно в этом состоит управление: в претензии на самостоятельное целеполагание, способность организовать деятельность, направленную на достижение поставленных целей и отвечать за результаты этой деятельности. Из такого мироотношения и возникает запрос на точный анализ ресурсов, которые дают возможность все это сделать. Один из таких ресурсов – человеческий.
Но мы знаем также и об ином понимании муниципального управления, которое более точно характеризуется как муниципальная служба. Представление о службе отсылает нас к практике и мироотношению служения, т.е. ограничения претензий на самостоятельность и смирение перед значение того, о служении чему идет речь. Этот смысл прямо противоположен тотальности управленческого отношения, ограниченной только средствами: управленец может все, что ему позволяют сделать средства организации деятельности, которыми он владеет. Практика административного управления дает многочисленные примеры того, как мироотношение служения вырождается в слепое подчинение указанием сверху, уходу от какой бы то ни было ответственности и собственной позиции. В органах муниципального управления таких примеров можно найти сколько угодно.
Разрешение оппозиции "служение-управление" связано с работой по точному разделению зон ответственности, отделению того, что должно быть задано "сверху", а что должно делаться самостоятельно и под свою ответственность. Очень часто самостоятельными фигурами в муниципальном управлении являются только его высшие руководители (и то, порой, условно, если посмотреть шире и проанализировать весь расклад сил и влияний в городе и то место, которое занимают в нем муниципальные руководители). Эта практика складывалась долго и последовательно и не может быть преодолена в течение короткого времени. Но должно быть хорошо понятно, что без оформления внутри системы муниципального управления разных зон компетенции и ответственности, ее органы всегда будут оставаться пожарной командой, ресурсов которой будет (если будет) хватать только на устранение возникающих напряжений.
На разных уровнях управленческой системы распределение ответственности будет выглядеть по разному. Задача управления человеческими ресурсами состоит в том, чтобы обеспечить соответствие профессиональной квалификации работников тому уровню, на котором они находятся. И эта задача должна ставиться и решаться как специальная задача, крайне необходимая для организационного развития органов муниципального управления.
Важно также помнить, что, в своих корнях, понятие "служба" содержит в себе смысл служения не столько вышестоящему руководству, сколько чему-то высшему, имеющему общественное значение и ценность. В этом смысле, наличие сформулированной миссии организации, предъявленность принципов деятельности, оформленность стратегических целей очень важно, поскольку дает возможность служить не персонам, а общественным ценностям. С точки зрения мотивации работников, это очень значимо: со школьных лет мы хорошо помним классическую фразу А.С. Грибоедова: "Служить бы рад, прислуживаться тошно".
Сказанное подчеркивает важность точного ответа на вопрос о характере и содержании современного профессионализма муниципального управляющего. Владение технологическим инструментарием – только часть этого профессионализма. Другую часть составляет широта и точность профессионального взгляда на происходящее, умение видеть ключевые процессы и их тенденции, интересы и горизонты разных субъектов, превращать это видение в решения и ориентиры для формирования проектов и программ деятельности, организовывать и мотивировать людей, включенных в эту деятельность и т.п.
Вопросы и задания |
Какие основные проблемы могут возникнуть в Вашем муниципальном образовании в случае, если цели включения в муниципальное управление человеческих ресурсов станут для Вас приоритетными? Есть ли сегодня у Вас реальные кадровые и нормативные возможности решения этих проблем? |
2.3.5. Что нужно делать для того, чтобы начать использовать человеческие ресурсы в муниципальном управлении?
В соответствии со сказанным, постановка вопроса об управлении человеческими ресурсами выводит к необходимости осуществления следующих работ:
Системное выполнение этого набора работ – задача, которая сегодня вряд ли по силам какому-либо муниципалитету. Но программы управления человеческими ресурсами могут ориентироваться на более узкий набор задач, в соответствии с целями деятельности конкретного муниципалитета и его возможностями. Полный набор работ, необходимый для системной постановки работы по управлению человеческим ресурсами, будет складываться из результатов осуществления таких программ как из кусочков мозаики.
В современной теории и практике управления существует достаточно разнообразный набор инструментов, позволяющих развивать человеческие ресурсы организации и управлять ими. На этой базе могут быть реализованы разные подходы к построению программ работы по управлению человеческими ресурсами. Вопрос организации этой работы – это вопрос точной постановки целей, формирования стратегий и программ работы, последовательности в их реализации.
В общем виде, в структуре работы по управлению человеческими ресурсами можно выделить четыре основных горизонта:
Разработка программы работы (понимаемой как инструмент организации управленческой работы, а не как том переплетенной бумаги, стоящий на книжной полке) всегда является творческим процессом, требующим самостоятельного целеполагания и самостоятельной работы. Общие принципы программирования деятельности и логика стратегического планирования требуют осуществления следующего цикла работ:
Важно при этом точно отвечать на вопрос о субъектах, которые будут выполнять тот или иной фрагмент общей работы. Организационно, центральная часть работы должна находиться в руках службы управления персоналом, но очень строить работа как системное целое так, включая в не все уровни и подразделения управленческой системы.
Специальным элементом организации управления человеческими ресурсами является профессиональная подготовка специалистов, которые могли бы выполнять эту работу. Это ставит в повестку дня вопрос о специализированных программах повышения квалификации и переподготовки, целенаправленно ориентированных на развитие кадровых служб муниципалитетов.
Важно также включить в эту работу потенциал всего города. Это, во-первых, возможности учебных заведений, существующих в нем. Учебные программы, работающие на развитие человеческого потенциала муниципального управления, не могут быть созданы этими учебными заведениями самостоятельно, поскольку только сам муниципалитет в состоянии, опираясь на стратегические ориентиры своей работы может ставить задачи, которые должны решать эти программы. Но собственно разработка учебных программ и организация учебного процесса, напротив, по возможности, должны быть функцией учебных заведений. Это не означает, что муниципалитет можно передать эту работу автоматически. Поскольку учебные заведения, как правило, строят свою деятельность в логике базового образования студентов по стандартизированным программам, разработка
мобильных учебных программ, работающих на нужды муниципалитета, не может происходить без его непосредственного участия.Важным обстоятельством здесь является и то, что органы муниципального управления не являются закрытой системой. В них приходят работать управленцы из других организаций и учреждений города, и, наоборот, их сотрудники уходят в эти организации и учреждения. Эта ситуация ставит вопрос о том, как профессиональные компетенции, связанные с муниципальным управлением, могут работать в других сферах управленческой деятельности. Отсутствие института профессиональных муниципальных управляющих делает этот вопрос очень насущным. Если муниципальное управление оказывается замкнутой областью, то человек, пришедший в нее работать, оказывается зажат очень узким профессиональным коридором, где возможен его рост. Органы муниципального управления не являются гигантскими корпорациями, в которых человек может проработать всю свою жизнь. Между тем, стало общеизвестным фактом, что поддержание высокой эффективности управленческой работы требует периодической (раз в 5-7 лет) смены характера работы управленца. Внутри муниципалитетов такой уровень мобильности можно обеспечить лишь для очень ограниченного числа специалистов. Остальные должны иметь возможность сменить место работы, и их профессиональные компетенции должны им это позволять. Причем это важно не только для самих людей, но и для муниципалитетов: замкнутость муниципалитетов и несменяемость их состава приводит к снижению эффективности их работы. "Кадровый взаимообмен" с другими городскими организациями важен и с точки зрения развития местного сообщества, поскольку он увеличивает число людей, ориентирующихся в специфике муниципального управления, не работающих непосредственно в его органах.
Вопросы и задания |
Сформулируйте основные положения концепции включения человеческих ресурсов, в их широком понимании, в муниципальное управление для Вашего муниципального образования на основе присущей ему историко-культурной, социально-экономической и политической специфики. |
2.3.6. Как оценивать квалификацию муниципальных служащих?
Сказанное указывает на задачу, без решения которой профессионализация муниципального управления невозможна. Речь идет о выделении базовых единиц профессиональной деятельности муниципального управления. Логика перехода от управления кадрами к управлению человеческими ресурсами заставляет переоценить значение понятие квалификации, которое сегодня используется как базовое для оценки уровня профессиональной деятельности.
Существующая сегодня невыстроенность наборов квалификационных требований к деятельности муниципального управленца и связанные с ней разрывы (в том числе законодательные и нормативные) в представлениях о муниципальной службе не случайны. Понятие квалификации связано с оценкой деятельности, основанной на определенной системе норм, с помощью которых более профессиональные работники или специальным образом подготовленные оценщики могут оценить уровень конкретного работника, – например, присвоить ему определенный квалификационный разряд.
Такая система оценки уровня деятельности может работать лишь в условиях стабильной, воспроизводящейся, отрегулированной деятельности. Деятельность муниципального управления, напротив, всегда связана с необходимостью формулировать и решать специфические наборы задач, связанные с особенностями конкретных ситуаций конкретного муниципального образования. Возможность оценки такой работ требует перехода от представлений о квалификационных нормах, определяющих профессиональный уровень выполняемой работы, рисунок которой, в принципе, известен к представлениям о компетенциях, необходимых управленцу для осуществления работы, учитывающей особенности ситуации, в которой она осуществляется, и выстраиваемой в ориентации на работу с этими особенностями. Понятие квалификации отсылает к выделению общего и воспроизводимого в деятельности, к отсечению, как незначимых, особенностей, специфических для конкретных обстоятельств, в которых эта деятельность осуществляется. Понятие компетенции, напротив, акцентирует внимание на этих специфических особенностях, и работе с ними как специфическим управленческим ресурсом.
Вопросы и задания |
Считаете ли Вы актуальной задачу профессионализации муниципального управления? Приемлемо ли для вас различение: “нормы деятельности” - “компетенции деятельности”? Сформулируйте “базовые единицы профессиональной деятельности муниципального управления” характерные, по Вашему мнению, для вашего муниципального образования. Насколько они могут отличаться для других муниципальных образований? |
2.3.7. В чем заключаются задачи управления человеческими ресурсами в процессе стратегического планирования
Представление о процессе стратегического планирования в муниципальном управлении и его человеческих ресурсах дает возможность построить общий набор задач управления человеческими ресурсами в рамках этого процесса (см. таблицу).
Участники процесса |
Задачи управления человеческими ресурсами |
|||
|
Постоянные : повышение управленческой культуры, обеспечение функционирования систем муниципального управления |
Долгосрочные (больше 5 лет): работа в рамках долгосрочных стратегических ориентиров муниципального развития и организационного развития |
Среднесрочные (2-5 лет): работа в рамках программ стратегического развития |
Краткосрочные (до 2 лет):работа в рамках конкретных программ и проектов |
Высшее руководство органов муниципального управления |
Организация информирования о новых управленческих разработках и опыте. Организация освоения новых управленческих знаний и умений в режиме креативных, информационных, экспертно-аналитических и консультационных семинаров, конференций, совещаний. |
Организация креативных и экспертно-аналитических сессий по выработке образов будущего, целей и стратегий городского развития. Организация информационно- консультационного сопровождения работы. |
Организация креативных, экспертно-аналитических и проектных сессий по разработке программ и проектов городского развития. |
Вовлечение в разработку программ и проектов, анализ и оценку их результатов. |
Работники органов муниципального управления |
Организация освоения новых управленческих знаний и умений. |
Вовлечение в обсуждение образов будущего и целей городского развития. Работа с резервом муниципального управления. |
Организация, методическое и экспертно-консультационное сопровождение разработки программ и проектов городского развития. Работа с резервом муниципального управления. |
Организация освоения новых управленческих компетенций, в связи с задачами программ и проектов. Работа с резервом муниципального управления. |
Горожане и субъекты деятельности, протекающей на территории города |
Организация просвещения по вопросам муниципального управления и развития. |
Вовлечение в обсуждение образов будущего и целей городского развития. Обучение технологиям коллективной коммуникации. |
Организация PR-программ, направленных на продвижение стратегий городского развития. Вовлечение в формирование и реализацию программ городского развития. Обучения технологиям проектной работы. Формирование резерва муниципального управления и работа с ним. |
Организация PR-программ, направленных на продвижение программ и проектов. Методическая поддержка работы, связанной с реализацией программ и проектов. Вовлечение в анализ и оценку результатов реализации программ и проектов. Формирование резерва муниципального управления и работа с ним. |
Независимые специалисты |
Ведение базы данных по специалистам. |
Вовлечение в обсуждение образов будущего и целей городского развития. |
Вовлечение в формирование и реализацию программ городского развития. Формирование резерва муниципального управления. |
Вовлечение в анализ и оценку результатов реализации программ и проектов. Формирование резерва муниципального управления. |
Вопросы и задания |
Сформулируйте постоянные, долгосрочные, среднесрочные и краткосрочные задачи управления человеческими ресурсами применительно к управленческой ситуации в Вашем муниципальном образовании. Какие из этих задач, по Вашему мнению, у Вас уже решены и говорить о них не имеет смысла, какие необходимо все-таки решать? |
2.3.8. Что нужно знать об инструментах управления человеческими ресурсами?
То, что работа по управлению человеческими ресурсами в муниципалитетах находится на уровне, близком к нулевому, заставляет обращаться, в первую очередь, к простейшим его инструментам. Среди них:
Подбор и расстановка кадров. В качестве базовых принципов здесь выделяются поиск способных кандидатов и принцип гласности при занятии вакансии. В соответствии с последним принципом, информация о вакансиях должна быть доступна всем заинтересованным лицам. Отбор кандидатов включает в себя целый ряд приёмов: изучение биографии и опыта работы кандидата, имеющихся рекомендаций, оценка профессиональной квалификации и психофизического состояния кандидата, собеседование и/или экзамен, проверка на профессиональную пригодность (например, в виде испытательного срока). Важно во всех этих процедурах отчетливо разделять личные и профессиональные качества кандидата.
Оплата труда и система поощрений. Оплата труда и поощрения – важная составляющая работы с персоналом, обычно используемая недостаточно эффективно. Для более полного использования потенциала этого инструмента необходима формализация описания набора и структуры работ, выполняемых на тех или иных функциональных местах. Работы должны быть ранжированы по типам, т.е. по степени их сложности выполняемой работы и ответственности, возлагаемой на работника, а уровень оплаты привязан к типам работ. Полученные таким образом классификации работ должна систематически уточняться и обновляться. Чем она точнее, тем меньше поводов для возникновения конфликтов.
Аттестация. Простейшая процедура аттестации основывается на ведении и последующем анализе личных дел сотрудников и их характеристиках со стороны руководителей и коллег. Более сложные методы строятся на количественном учете выполненной работы, для чего используется система оценок или набранных очков Одной из наиболее сложной процедур является проведение собеседований с сотрудниками, проводимых аттестационной комиссией, включающей представителей руководства, службы развития персонала, привлеченных специалистов. Строго говоря, проведение аттестации путем собеседования – достаточно сложная
процедура и определенное пристрастие к ней, существующее в органах муниципального управления, основанное на ее кажущейся простоте, приводит к увеличению уровня отчужденности и ряду других негативных последствий. При проведении аттестации на основе собеседований очень важно насколько возможно использовать количественные и формальные показатели: точное построение структуры вопросов, разработка оценочных шкал и процедур и т.п. Использование таких показателей позволяет снизить долю пристрастных оценок того или иного рода, хотя их разработка достаточно сложна.
Рекомендации по оценке персонала в системе государственной службы, а также организации конкурсного набора и аттестации персонала приведены в .
Оценка персонала анализируется на материале работы центров оценки, основные принципы которой состоят в:
В качестве основных этапов конкурсного набора персонала выделяются:
В качестве составляющих аттестации персонала выделяются:
Более широкий набор инструментов по управлению человеческими ресурсами включает в себя:
Более сложная организация работы по управлению человеческими ресурсами требует опоры на те или иные модельные представления о развитии персонала и построения с их использованием специальных программ работы с ним, ориентированных на решение задач стратегического планирования.
В предлагается процессная схема управления человеческими ресурсами, восходящую к классическим работам А. Файоля. В рамках этой схемы процесс управления разбивается на четыре основных функции: планирования, организации, мотивации и контроля.
Под организацией понимается процесс создания организационной структуры, которая дает возможность людям эффективно работать вместе для достижения поставленных целей. Основной задачей, решаемой в ходе организации, является распределение полномочий и связанной с ними ответственности по уровням и позициям организационной системы и соответствующее этому распределению проектирование структуры организации.
Под мотивацией понимается процесс побуждения к деятельности, направленной на достижение целей. Источниками для мотивации являются системы потребностей людей и соответствующих этим потребностям вознаграждений.
Под контролем понимается процесс обеспечения достижения целей, Организация контроля включает в себя выработку стандартов и критериев, сопоставление с ними реальных результатов и принятие необходимых корректирующих действий.
В рамках анализа организационных отношений рассматриваются вопросы групповой динамики, отношений руководства и лидерства, управления конфликтами, изменениями и стрессами. Управление трудовыми ресурсами рассматривается как:
В стратегия использования человеческого потенциала рассматривается через анализ взаимодействия человека и организации, вхождения человека в организацию, личностных основ поведения человека в организационном окружении, взаимодействия индивида и группы, адаптации и изменения поведения человека.
В рамках этого подхода выделяется организационное окружение – часть организации, с которой человек сталкивается во время работы и анализируются взаимные ожидания человека и организации и способы их установления взаимодействия, основанные на характеристике ролей, выполнения которых ожидается от человека организацией.
Рассматриваются вопросы обучения при вхождении в организацию, развития чувства ответственности перед организацией, усвоения норм и ценностей организации новым сотрудником.
В качестве основ поведения человека в организационном окружении выделяется восприятие человеком его окружения, критериальная база и индивидуальность. В критериальную базу поведения человека включаются расположение, удовлетворенность работой, увлеченность работой, приверженность организации, ценности, верования, принципы.
Выделяются основные типы человеческих групп, характеристики членов группы, межличностных отношений в группах, ситуационные характеристики группы, взаимодействие индивида и группы.
В качестве специальной задачи выделяется научение поведению в организации. Рассматриваются типы поведения человека в организации и типы научения поведению.
В рассматривается развитие работника в рамках парадигмы управления по результатам. По результатам большого исследования выделяется пять наиболее важных факторов, работающих на удовлетворенность работой и мотивацию:
Рассматривается динамика влияния этих факторов на удовлетворенность работой на разных стадиях пребывания в должности, показывающая, что после пяти лет работы на одном и том же месте ни один из них не обеспечивает удовлетворенности работой, достижения сотрудника существенно снижаются, вместо факторов мотивации, связанных с работой, источником мотивации становятся личные увлечения. Комплекс мер, направленных на преодоление этого включает в себя:
Рассматриваются принципы планирования карьеры (в частности, проблема кризиса середины карьеры) и управленческие компетенции, необходимые для работы по развитию.
В рассматривается концепция персоналом, построенная на базе представлений о типах организационных культур и жизненном цикле организаций. Выделяются следующие задачи управления персоналом:
Повышение квалификации и переподготовка как инструмент развития человеческих ресурсов организации.
В рамках постановки задачи управления человеческими ресурсами фрагментарное повышение квалификации замещается концепцией развития человеческих ресурсов. Целью развития человеческих ресурсов является обеспечение организации хорошо подготовленными, мотивированными сотрудниками, занятыми в соответствии с целями и стратегией организации. Его ключевыми характеристиками является тесная связь со стратегией деятельности организации и характером проблем, которые решает или будет решать организация, поддержка высшим управлением, постоянное изучение среды, с целью выявления благоприятных и неблагоприятных факторов для деятельности организации
.В соответствии с этим, повышение квалификации и переподготовка должны учитывать реальные потребности муниципалитета и осуществляться по специальным программам. Важно понимать, что основным субъектом, определяющим направления повышения квалификации и переподготовки является муниципалитет, а не учебные заведения, куда отправляются его сотрудники. Именно он несет ответственность за точную постановку задач, построения программ повышения квалификации и переподготовки и их согласования со стратегическими планами муниципалитета, разработку системы учета результатов участия сотрудников в курсах повышения квалификации и переподготовки, вклада в работу организации, полученного за счет этого участия, системы распространения полученных отдельными сотрудниками знаний и умений внутри организации, построение индивидуальных образовательных траекторий сотрудников, согласованность их участия в учебных курсах с решением задач планирования карьеры и т.п.
Перенос основного акцента работы по повышению квалификации с возможностей, которыми обладают учебные заведения, на задачи муниципалитета меняет отношения между муниципалитетом и учебным заведением, задачи, которые могут быть поставлены перед отдельными учебными курсами, подходы к разработке этих курсов и их результаты, характер отношений между преподавателем и слушателями. В традиционной схеме отношений, ведущей стороной является учебное заведение. Оно определяет как содержание, набор и продолжительность учебных курсов, так и их задачи, (исходя из сложившихся представлений преподавателей и уже разработанных учебных материалов). В новой схеме муниципалитет выступает в качестве заказчика, а учебное заведение оказывается в позиции исполнителя. Это позволяет ставить более разнообразные и точные цели для отдельных учебных курсов, формировать задания на разработку новых учебных программ, которых до этого в арсенале учебных заведений не было и, главное, существенно точнее привязывать результаты отдельных учебных курсов к задачам, решаемым муниципалитетом, делать их реальным инструментом развития. Преподаватель в этих условиях становится не носителем знания, которое он передает слушателям, а их консультантом и помощником в решении их собственных задач. Это сильно увеличивает эффективность учебного процесса.
В соответствии со сказанным может быть предложена схема цикла развития человеческих ресурсов:
Цикл развития человеческих ресурсов
Поощрение творчества.
Управленческая работа – творческая деятельность, связанная с необходимостью целого ряда самостоятельных действий, от анализа и оценки ситуаций до принятия решений, выбора точек приложения сил, построения отношений с коллегами. Неучет творческого характера управления ведет к неполному использованию потенциала сотрудников и неточностям в оценке их
работы. Особенно важно сохранение и поддержания творческого характера работы в командных отношениях, где многое строится не на формализованных и нормированных отношениях, а на хорошем взаимопонимании, чувстве локтя, высокой ценности командной работы и т.п.В свою очередь, поддержание творческого потенциала сотрудников требует определенных организационных решений, поиск и реализация которых составляет важную задачу управления человеческими ресурсами. Среди методов создания и поддержания атмосферы творчества и сотрудничества в организации можно назвать:
Вопросы и задания |
Какие из перечисленных инструментов управления человеческими ресурсами в Вашей управленческой практике имеют систематический (плановый и нормативный) характер? Насколько эти инструменты “прозрачны” для сотрудников администрации? Какие еще инструменты управления человеческими ресурсами могли бы быть использованы, учитывая специфику Вашего муниципального образования? |
2.4. Как наладить управление персоналом городской администрации?
2.4.1. Что такое кадровая политика городской администрации?
Поскольку организация работы с персоналом – одна из ключевых задач, решение которых определяет развитие управленческих систем, работа с персоналом Администрации оказывается одним из важнейших ресурсов, определяющих ее деятельность и, соответственно, возможность городского развития. В условиях возрастания роли органов местного самоуправления в решении проблем, с которыми сталкиваются жители муниципальных образований, Администрация остро нуждается в инициативных и квалифицированных сотрудниках, владеющих современными управленческими технологиями, способных самостоятельно ставить задачи, находить новые ресурсы муниципального развития, сотрудничать с широкими слоями жителей города, находить эффективные управленческие решения, оценивать реальные последствия их осуществления.
Кадровая политика Администрации должна строиться в соответствии с приоритетными позициями стратегического управления, которые требуют:
В соответствии с этим, основные ориентиры кадровой политики Администрации связаны с:
Ситуация организации управления персоналом Администрации сегодня определяется тремя основными группами факторов:
Эти факторы делают осмысленным распределение управления персоналом по двум ступеням, на которых может осуществляться эта работа:
Вопросы и задания |
Как осуществляется управление персоналом в исполнительном органе местного самоуправления в Вашем муниципальном образовании? Насколько существующее положение дел в этой области соответствует “теории”? Что, по Вашему мнению необходимо сделать, чтобы “сблизить” теорию и практику? Какие должны быть первоочередные действия? |
2.4.2. Как организовать работу по управлению персоналом в департаменте городской администрации?
Степень возможности сопряжения кадровой политики Департамента с его непосредственной деятельностью определяется прозрачностью и организованностью этой деятельности. Практическая реализация этого положения означает необходимость строить работу с использованием программно-функциональных технологий, позволяющих сделать ее максимально доступной для анализа и понимания. Программно-функциональная организация работы предполагает точную фиксацию целей, на достижение которых направлены конкретные программы деятельности, задач, в которые разворачиваются эти цели, набора и плана действий по решению этих задач, механизмов контроля за реализацией программы, возможной коррекции, оценки результатов. Выделение и разграничение этапов разворачивания конкретных программ и проектов дает возможность привязывать задачи и организацию работы по развитию персонала к этим этапам, одновременно обеспечивая целенаправленную проработку самих этих программ и проектов.
В связке с разработкой программ работы Департамента должно быть сформировано участие сотрудников Департамента в специализированных курсах повышения квалификации (как предметной, так и управленческой). Наилучший результат дают курсы, сформированные на проблемно-проектной основе, в рамках которых слушатели имеют возможность работать на заранее сформированную собственную задачу. Будучи организована командным образом, такая работа одновременно дает возможность значительно повысить уровень командности управленческой деятельности.
Отдельные проектно-ориентированные курсы повышения квалификации должны собираться в блоки, ориентированные на решение задач профессиональной переподготовки сотрудников Департамента. Эта работа должна быть выстроена так, чтобы она решала задачи развития деятельности Департамента, а не строилась на чисто
учебных принципах. Это необходимо делать, строя рабочие взаимодействия с учебными заведениями (городскими и иногородними). Определять цели курсов, на которые отправляются сотрудники Департамента, должен сам Департамент. Необходимо, взаимодействуя с учебными заведениями, строить специализированные учебно-проектные программы, работающие на решение задачи развития деятельности Департамента.Специального внимания требуют программы подбора и аттестации персонала. Формирование таких программ должно быть сопряжено с регламентацией и нормировкой деятельности Департамента. Для этого необходимо построить описание функциональной структуры деятельности Департамента и структуры деятельности, связанной с определенными рабочими местами, сформировать требования, которым должны удовлетворять сотрудники, несущие конкретные функциональные обязанности, построить технологию оценки персонала.
В качестве эффективной формы подбора персонала и работы с ним рассматривается формирование групп кадрового резерва. Запуск такой работы позволяет расширить возможности использования потенциала как уже работающих сотрудников так и новых участников работы. Существующая практика показывает, что проведение конкурсов в группы кадрового резерва с приглашением горожан, не работающих в Администрации,
дает возможность значительно расширить ареал потенциальных сотрудников, построить формы совместной работы со специалистами, не стремящимися работать в Администрации, но заинтересованными в сотрудничестве с ней и готовыми взять на себя те или иные задачи городского развития, сделать работу Администрации более открытой для городского сообщества. Включение в группы кадрового резерва учащихся вузов дает им возможность лучше понять работу муниципального управленца, а Администрации – оценить личностные и деловые качества потенциального сотрудника, прежде чем он войдет в ее штат.В арсенал современных методов работы с персоналом входят планирование карьеры сотрудников, развитие их мотивации и организационной культуры. Все это позволяет максимально использовать личностный и профессиональный потенциал сотрудников, сформировать устойчивый социально-психологический климат и, в конечном счете, повысить эффективность работы. Эти направления деятельности рассматриваются как важные и перспективные. Поскольку для муниципального управления пока не существует широкой практики использования этих методов, их освоение рассматривается как направление развития работы с персоналом Департамента.
Важный момент, связанный с организацией работы с персоналом в Департаменте состоит в кооперации этой работы с другими подразделениями Администрации: формирование и реализация кадровой политики – задача, значимая для всех, и соответствующие вопросы удобнее и правильнее решать на уровне Администрации в целом. Распределение работы с персоналом по
уровням, связанным со спецификой решаемых задач, и формирование кадровой политики Администрации в целом – важный ресурс повышения эффективности ее деятельности. Только на уровне взаимодействия между различными подразделениями Администрации могут решаться, например, такие задачи как формирование межпредметных рабочих групп для разработки комплексных (межотраслевых) программ деятельности, организация внутренних стажировок сотрудников и совместных мероприятий, направленных на повышение квалификации, формирование межотраслевой кооперации и т.п.
Основные составляющие (этапы) организационного проекта разворачивания программы должны обеспечить решение следующих задач:
Структуру программы организации работы с персоналом см. в таблице.
Организация работы с персоналом Департамента.
Этапы |
Цели |
Результаты |
Программно-функциональная организация деятельности.
|
Сделать деятельность доступной для анализа и понимания. Получить возможность для внешней оценки программ деятельности и выявления задач, решение которых требует разработки новых программ. |
Программно-функциональная организация деятельности и технологии ее построения. |
Формирование программ повышения квалификации сотрудников Департамента. |
Использовать возможности, предоставляемые различными курсами повышения квалификации, для развития деятельности Департамента. Использовать ориентации сотрудников, связанные с профессиональным и карьерным ростом для развития деятельности Департамента, и наоборот. |
Расширение проектно-аналитических ресурсов, используемых в деятельности Департамента. Оптимизация отношений между задачами развития деятельности Департамента и ориентациями сотрудников, связанные с профессиональным и карьерным ростом. Согласованные планы повышения квалификации персонала. |
Разработка программ подбора и аттестации персонала. |
Повысить надежность процесса подбора персонала. Сформировать систему требований к рабочим местам и сотрудникам, обеспечивающую высокую эффективность использования личностного и профессионального потенциала сотрудников. |
Оптимизация взаимной согласованности требований к рабочим местам и квалификации сотрудников. Прояснение направлений работы, необходимых для повышения квалификации сотрудников и развития деятельности Департамента. |
Формирование группы кадрового резерва.
|
Расширить поле для подбора потенциальных сотрудников и развития деятельности Департамента. Расширить перспективы профессионального и карьерного роста сотрудников. |
Группа кадрового резерва и программы развития деятельности Департамента, связанные с ориентациями членов группы. |
Построение деятельностной кооперации с другими подразделениями Администрации. |
Обеспечить целостность управленческой деятельности городской власти. |
Система кооперативных деятельностных отношений Департамента с другими подразделениями Администрации. |
Вопросы и задания |
Приведите основные компоненты кадровой политики в органах местного самоуправления. Насколько они присутствуют в Вашей практике? Носят ли они систематизированный и нормативный характер (есть ли у Вас собственные муниципальные нормативные акты, регламентирующие кадровую политику)? Чем отличается работа по управлению персоналом в Администрации муниципального образования и в его структурном подразделении? Как они должны быть соотнесены между собой? |
2.5. Что такое корпоративная культура органов муниципального управления?
Деятельность органов муниципального управления и их сотрудников определяется, по меньшей мере, тремя разнонаправленными ориентациями: служением городу, возможностями используемых управленческих инструментов и особенностями профессиональной управленческой работы, а также служением собственным корпоративным интересам.
Органы муниципального управления и их сотрудники "принадлежат" городу, являются его составной частью, существуют для того, чтобы формировать и реализовывать управленческие решения, работающие на развитие города и его жителей (кроме прочего, сотрудники органов муниципального управления тоже обычно являются жителями данного города). В этом смысле, органы муниципального управления служат городу, а их сотрудники справедливо называются муниципальными служащими.
В то же время, органы муниципального управления осуществляют профессиональную управленческую работу. Предметом управления является городское хозяйство, а также процессы городской жизнедеятельности и развития. В этом смысле, сотрудники органов муниципального управления являются представителями профессиональной группы муниципальных управляющих.
Наконец, органы муниципального управления принадлежат системе административного управления и власти. В этом смысле, сотрудники органов муниципального управления принадлежат к сословию чиновников, т.е. людей, входящих в состав административного аппарата власти. Работа этого аппарата имеет целый ряд специфических характеристик, вытекающих из особенностей его устройства, функционирования и тех отношений, которые складываются между его сотрудниками. В тех случаях, когда внутренние задачи и ориентации аппарата оказываются основными и начинают определять всю работу организации, мы говорим о феномене бюрократии.
Чиновничество как особая социально-профессиональная группа сформировалось в связи с задачами организационного (в первую очередь, государственного) строительства, и в XIX веке стала предметом специального анализа целого ряда классических авторов: М. и А. Веберов, Э. Дюркгейма, К. Маркса и др. Другая группа исследователей (в основном критических) феномена чиновничества представлена именами писателей, среди которых Н.В. Гоголь, М.Ф. Достоевский, М.Е. Салтыков-Щедрин, А.П. Платонов, Ф. Кафка, Ч. Сноу и многие другие. Классическими памфлетами послевоенного времени стали книги С.Н. Паркинсона и Л. Дж. Питера.
В XIX веке внутренняя жизнь корпорации чиновников была закрыта для непосвященного. Только включенность и долгая преданная работа внутри этой корпорации давали шанс увидеть ее и понять что-то про ее жизнеустройство.
ХХ век принес с собой ряд событий, кардинально изменивших это положение. Разрушилось представление о единстве интересов государства и народа. Оказалось, что государство стало механизмом, который может служить разным целям, в зависимости от направляющей его воли. Выяснилось, что детали этого механизма могут быть захвачены локальными группами людей и использованы ими для реализации тех или иных частных стратегий.
Неудачи масштабных социальных экспериментов, задуманных и осуществленных с использованием государственных машин показали опасность ситуации закрытости государственного механизма и вызвали к жизни широкое демократическое движение, направленное на формирование механизмов, дающих возможность понимать принципы государственного управления, влиять на него, участвовать в нем более широкому кругу людей.
Это движение является одной из составных частей в фундаменте идеи и практики местного самоуправления. За этой идеей, получившей широкое распространение в последней четверти ХХ века, стоит стремление приблизить механизмы принятия решений, затрагивающих жизнь и интересы людей, к самим людям, дав им возможность понимать механизмы принятия и реализации этих решений, влиять на них, участвовать в их подготовке, принятии, выполнении, контролировать эти процессы.
Корпоративность административного управления представляет собой форму организации "профессионального цеха", управленцев, работающих с большими системами. Но недостаточное понимания особенностей работы
больших организационных систем приводит к тому, что этот цех организован во многом на средневековых принципах организации профессиональных сообществ, строящихся на ремесленных механизмах трансляции профессиональных навыков "из рук – в руки", цеховых секретах и т.п. Безусловно, корпорации административных управленцев хранят в себе значительный человеческий и профессиональный потенциал. Но столь же безусловно, что часто этот потенциал оказывается не реализован, из за отсутствия механизмов его общественно-значимого применения. Отсутствие таких механизмов приводит к замыканию корпорации внутри самой себя и, как следствие, работе на собственные внутренние интересы, противостоянию окружающему обществу и стагнации. Это одинаково плохо как для внешнего окружения корпорации, так и для нее самой. В этом смысле, крайне важно развитие корпоративного самосознания муниципальных управляющих, глубокое понимания сущности служения, отчетливость оформления значения их деятельности и связанной с ней ответственности. Такое проявление сущности корпоративного в муниципальном управлении является одним из условий возможности построения точных взаимоотношений и взаимодействий с другими субъектами городской активности и горожанами.
Вопросы и задания |
Согласны ли Вы с приведенными ориентациями деятельности муниципальных служащих? Какое место, по Вашему мнению, в сегодняшней реальности муниципального управления занимает служение корпоративным интересам? Есть ли у нас, и нужна ли нам корпорация муниципальных служащих (или же мы все, по прежнему, приходя на муниципальную службу остаемся врачами, учителями, коммунальщиками и т.п.)? |
2.6. Что необходимо знать и уметь муниципальным управляющим?
В 1991 г. Международная ассоциация управления городами и районами (ICMA) разработала набор основных компетенций и умений, необходимых для эффективной работы муниципального управляющих. Вероятно это – наиболее полный список профессиональных компетенций, необходимых муниципальному управляющему.
Компетенции и умения, необходимых для эффективной работы муниципальных управляющих, принятые членами ICMA, состоят в следующем.
В список включены результаты оценки компетенций, проведенной на одном из наших семинаров в июне 1999 г. Мы попросили работников муниципальных органов, представлявших разные муниципальные образования России, оценить по десятибалльной шкале (0 – худший результат
ё 10 – лучший) собственный уровень владения той или иной компетенцией и значимость этой компетенции для российского муниципального управления. В тексте приведены усредненные результаты этих оценок, полученные от 25 участников семинара: первая цифра – оценка уровня владения компетенцией, вторая – оценка значимости этой компетенции для российского муниципального управления.
1. Управление персоналом.
Содействие развитию персонала и выполнению им своей деятельности на всех уровнях организации (требует понимания межличностных отношений; навыка мотивировать людей; способности определять их сильные и слабые стороны).
Наставничество: формирование ориентиров для других людей, поддержка других людей, восприимчивость к их проблемам, для содействия полному раскрытию их потенциала (требует умения воспринимать обратную связь; способности адекватно оценивать действия других людей и определять, что необходимо им для развития). – 6,8;7,8
Командное лидерство: содействие командной работе (требует понимания командных отношений; способности направлять и координировать усилия группы; владения навыками лидерства). –
6,8;7,8Усиление других:
создание условий, поощряющих к взятию ответственности и самостоятельности в принятии решений на всех уровнях организации (требует навыка делиться властью и устранять барьеры, препятствующие творчеству). – 7,3; 8,2Делегирование полномочий:
передача ответственности другим (требует навыка определять ожидания, формировать ориентиры, поддерживать, оценивать результаты работы). – 5,7; 7,0
2. Политическое содействие.
Помощь избранным официальным лицам и другим активистам местного сообщества в выделении общезначимых целей и работе по их достижению (требует понимания групповой динамики и политического поведения; навыка организации коммуникации и содействия, методов достижению согласия; способности вовлекать других в процесс анализа возможных результатов).
Содействующее лидерство: построение взаимодействия и согласия в разных группах и между ними, помощь им в выделении общезначимых целей и эффективной деятельности по их достижению; осознания взаимозависимости отношений и множественности причин событий происходящих в местном сообществе, предвидение последствий политических решений (требует понимания активистов местного сообщества и отношений, существующих между ними). – 6,4; 8,8
Содействие эффективной работе выборного органа: помощь избранным официальным лицам в формировании политических задач, которые могут быть эффективно реализованы и в наибольшей степени служат интересам местного сообщества (требует понимания отношений, вытекающих из распределения власти между выбранными и назначенными официальными лицами; навыка ответственно следовать инициативе других, когда это нужно; способности передавать правильную информацию и давать здравые рекомендации). –
6,7; 8,7Коммуникативное посредничество:
действие в качестве нейтральной стороны в разрешении политических споров (требует понимания принципов коммуникативного посредничества; навыка коммуникативного посредничества). – 5,7; 6,6
3. Организация услуг.
Обеспечение гарантий того, что услуги местного самоуправления предоставляются гражданам эффективно, квалифицированно и ответственно (требует понимания сфер и номенклатуры услуг; навыка оценки потребностей местного сообщества, наличных ресурсов и предвидения результатов решений, связанных с предоставлением услуг; способности формировать цели и показатели продуктивности деятельности, оценивать результаты).
Функциональная/операциональная оценка: понимание основных принципов, определяющих предоставление услуг в разных функциональных сферах: общественной безопасности, развития местного сообщества, экономического развития, социальных и гуманитарных услуг, административных услуг, общественных работ и т.д. – 6,9; 8,6
Операциональное планирование: предвидение будущих потребностей, организация работы и формирование расписания работ по разным проектам (требует понимания технических нововведений и изменяющихся показателей; навыка в определении и понимании тенденций). –
7,0; 8,3Услуги:
определение потребностей граждан и обеспечение соответствующих услуг для местного сообщества (требует понимания методов сбора информации). – 6,2; 8,3Обеспечение качества:
поддержание постоянно высокого уровня качества в работе штата муниципалитета, выполнении операциональных процедур, предоставлении услуг (требует понимания организационных процессов; способности содействовать организационным улучшениям). – 6,8; 8,7
4. Стратегическое лидерство.
Предъявление примера, побуждающего организацию и местное сообщество к поиску нового, изменениям, творческому решению проблем, активному действию (требует понимания собственного стиля лидерства; навыка проницательности, формирования перспектив, определения набора задач; способности создавать среду, поощряющую к инициативе и инновациям).
Инициатива и предприимчивость: демонстрация ориентации на действие и принятие ответственности за результаты, неприятие сложившегося положения вещей, устранение препятствий, задерживающих движение к достижению целей. – 7,8; 8,3
Прозорливость: концептуализация представлений об идеальном положении дел и передача этих представлений организации и местному сообществу. –
6,9; 7,7Творчество и инновации:
развитие новых идей и практик; применение известных идей и практик к новым ситуациям. – 7,1; 7,6Техническая грамотность:
демонстрация понимания информационных технологий и уверенности, что они содействуют предоставлению услуг, повышению информированности, организации коммуникации, повышению прозрачности для граждан. – 7,2; 7,4
5. Приверженность демократическим принципам.
Демонстрация приверженности демократическим принципам через уважение избранных официальных лиц, интересов местного сообщества, процедур принятия решений; забота об образовании граждан в вопросах местного самоуправления; приобретение новых знаний о социальной, экономической и политической истории местного сообщества (требует понимания демократических принципов, политических процессов, законодательства о местном самоуправлении; понимания групповой динамики, навыка коммуникации и содействия; способности оценивать разных людей и группы, работать с ними, следовать инициативе местного сообщества в демократическом процессе).
Пропаганда демократии: поддержание ценности и неприкосновенности выборной формы власти и местного самоуправления, выражаемая в действиях и личном поведении; обеспечение гарантий эффективного участия органа местного самоуправления в системе государственных отношений (требует понимания и навыка участия в государственных делах и отношениях). –7,3; 8,7
Разнообразие: понимание и уважение различий, существующих между людьми, поддержание ценности различий в организации и в местном сообществе. –
8,4; 8,6Гражданское участие:
признание права граждан влиять на принятие местных решений и поощрение их активного вовлечения в местное самоуправление. – 8,0; 8,2
6. Организационное планирование и менеджмент.
Обеспечение краткосрочных и долгосрочных приобретений, анализ и распределение финансовых и человеческих ресурсов (требует понимания и навыков работы с бюджетом, финансового анализа, управления человеческим потенциалом, стратегического планирования).
Бюджетирование: подготовка бюджета и управление им (требует понимания принципов и практики бюджетирования, оценки источников дохода, технологий проектирования, финансово-контрольных систем; навыка в обсуждении финансовой информации). – 6,4; 9,3
Финансовый анализ: интерпретация финансовой информации для оценки налогового потенциала местного сообщества, определения экономичности программ, сравнение альтернативных стратегий (требует понимания техник анализа и навыка их применения). –
5,6; 9,1Управление человеческим потенциалом:
обеспечение гарантий того, что политика и процедуры приема на работу, продвижения, оценки деятельности и поведения справедливы, законны и общеприняты; обеспечение соответствия человеческого потенциала программным целям (требует понимания индивидуальных практик и трудового законодательства; способности проектировать и планировать кадровые потребности). – 7,5; 8,8Стратегическое планирование:
организация работы муниципалитета и местного сообщества, упреждающая ход событий и обстоятельств (требует понимания техник долгосрочного и стратегического планирования; навыка выявлять тенденции, которые будут влиять на местное сообщество; способности анализировать и содействовать политическим решениям, благоприятным для сообщества в долгосрочной перспективе). – 6,8; 9,0
7. Коммуникация.
Содействие обмену идеями и информацией, содействие взаимопониманию между людьми, эффективная защита интересов местного сообщества (требует понимания принципов межличностной и групповой коммуникации; навыка слушать, говорить и писать; способности убедить, не принижая взглядов других).
Утверждение ценностей: поддержка политик, программ и идеалов, в наибольшей степени служащих интересам местного сообщества в разных коммуникативных ситуациях. – 7,6; 8,7
Навыки предъявления: эффективная передача идей или информации другим (требует понимания технологий и возможностей предъявления; способности адаптировать предъявление к особенностям аудитории). –
7,5; 8,1Отношения со средствами массовой информации:
предоставление информации для СМИ в форме, способствующей повышению уровня понимания деятельности местного самоуправления и формированию позитивных отношений со СМИ (требует понимания целей и методов работы СМИ). – 8,2; 8,6Межличностная коммуникация:
вербальный и невербальный обмен сообщениями с другими, демонстрирующий уважение к людям и содействующий целям организации и местного сообщества (требует способности воспринимать вербальные и невербальные ответы; навыка выбора наиболее эффективных коммуникативных методов для конкретных взаимодействий). – 7,4; 7,0
8. Целостность.
Демонстрация справедливости, честности, понимания значения этики и права в межличностных и профессиональных отношениях и деятельности (требует понимания деловой и личностной этики; способности понимать разные этики и интегрировать их в конкретных ситуациях).
Личная целостность: демонстрация объяснимости личных действий, честность и справедливость личных отношений и действий. – 7,6; 7,3
Профессиональная целостность: справедливость, честность, законность профессиональных отношений и деятельности, следование Этическому Кодексу ICMA (требует понимания административной этики и знания Этического Кодекса ICMA). –
7,4; 8,5Организационная целостность:
содействие этике поведения в организации личным примером, управленческой практикой, организацией специального обучения (требует понимания административной этики; способности прояснять действия, обсуждать этические нормы и направлять других). – 7,4; 8,2
По результатам оценки данного списка компетенций сотрудниками российских органов муниципального управления, на первые пять позиций по значимости вышли (в скобках – оценка уровня владения данной компетенцией):
Среди пяти наименее значимых компетенций оказались (в скобках – оценка уровня владения данной компетенцией):
Нельзя не отметить также, что из всех (не только из пяти высших и пяти низших) компетенций, только в двух случаях (межличностная коммуникация и личная целостность) средняя оценка владения компетенцией превышает среднюю оценку ее важности. Из этого экспресс-анализа видно, сколь велико поле для работы по развитию профессиональных компетенций муниципальных управленцев.
Вопросы и задания |
Согласны ли Вы с приведенным перечнем знаний и умений, необходимых муниципальным управляющим (муниципальным служащим высшего звена)? Насколько, по Вашему мнению, нынешний состав муниципальных руководителей обладает ими, насколько у них велико понимание необходимости этих знаний и умений? |
Пространственное развитие и стратегическое управление
О.И. Генисаретский
эксперт Совета по местному самоуправлению в Российской Федерации
заместитель директора Института Человека РАН
вице-президент Международного фонда “Культура и будущее России”
доктор искусствоведения
В лекции сделана попытка показать, что проектные практики пространственного развития, сложившиеся в сфере архитектурно-градостроительного проектирования – не только по временным масштабам, но и по своей проектной природе весьма близки практикам стратегического управления и планирования, сложившимся главным образом в корпоративной сфере. А если это так, то пространственное развитие должно быть признано одним из предметных горизонтов стратегического управления, а проектные методы пространственного развития – одним из источников его методологии.
В советское время управление пространственным развитием любого административно обозначенного поселения осуществлялось путем разработки и реализации пакета проектно-планировочной документации, в целом назвавшегося “генерального плана”. Их создание было институционально привязано к системе архитектурно-градостроительных ведомств, базовая, ведущая деятельность которых традиционно идентифицировалась как деятельность проектирования. В силу этого есть основания считать, что и в советское время управление пространственным развитием городов было – по типу деятельности – проектным управлением. Хотя нельзя не сказать, что его проектная природа смазывалась тем обстоятельством, что генпланы разрабатывались на достаточно длительный срок (20–25 лет) и потому управляющие воздействия, от них исходящие, трудно было наблюдать в реальной динамике пространственного развития.
Упомянув два раза словосочетание “в советские времена”, мы тем самым хотели бы напомнить, что процесс разработки и реализации генпланов был встроен в ту систему централизованного, многоуровневого народно-хозяйственного планирования, которая пронизывала экономическую и социальную жизнь страны буквально сверху донизу. Эта встроенность архитектурно-градостроительного проектирования в систему советского планирования отразилась и в составе документов, входивших в генпланы, и в наборе базовых принципов и понятий, по которым строилась деятельность по их созданию и реализации, и в системе показателей, которыми описывалось функционирование проектируемых поселений. И хотя экономические и социальные условия жизнедеятельности в нашей стране с тех пор радикальным образом изменились, организация и технологии разработки документации, определяющей пространственное развитие поселений не претерпела столь же радикальных изменений. В этом можно легко убедиться, проанализировав, например, действующий сегодня градостроительный Кодекс. Что же касается институциональной (соцально-организационной) стороны архитектурно-градостроительного проектирования, то она буквально оказалась в подвешенном состоянии: есть все основания считать, что деятельность городских департаментов архитектуры и градостроительства так и не приведена в соответствие с Законом об основных принципах организации местного самоуправления.
Поэтому прав был П.И. Лапшев, говоря, что “проблема обеспечения развития города современной планировочной документацией … заключается в том, что ни действующий градостроительный Кодекс, ни сохранившаяся проектная градостроительная практика не отвечают на главный вопрос: как и каким образом в новой для страны политической, экономической и социальной ситуации должно осуществляться управление процессами, происходящими в городе ежедневно, как и каким образом направлять эти процессы в то русло, которое соответствует проблемам и чаяниям городских жителей, как получить общественное и личное (частное) согласие на эти процессы?”.
Кроме того, говоря о проблемах пространственного развития, стоит вспомнить, что народно-хозяйственное планирование в советское время опиралось на стратегию и практику размещения производительных сил, которые во многом формировались в связи с деятельностью Совета по размещению производительных сил при Госплане СССР.
Госплан, а вместе с ним и сложившуюся систему, занимавшуюся пространственными параметрами развития страны, разрушили, а новую не создали. И это в то время, когда Европейский Союз, основываясь на идеях европейского неофедерализма, продвигает на нашу территорию проект Большой, Расширенной Европы (до Урала). Связанная с этим проектом концепция пространственного развития является, на наш взгляд, следующим, важным шагом в продвижении стратегии устойчивого развития, по поводу основных принципов которой идеологи и организаторы системы градостроительного дела так и не определились до конца.
На излете застоя был сформулированы идеологические тезисы о “науке как непосредственной производительной силе” и необходимости “совмещения достижений научно-технической революции с преимуществами социализма”. Однако, пленум ЦК КПСС, который должен был, по замыслу тогдашних идеологов, приять судьбоносные решения о путях такого совмещения, так и не состоялся. Уместно задаться вопросом, а сегодня, преимущества какого строя с каким научно-технологическим потенциалом мы собираемся совмещать?
Разве не очевидно, что любая программа развития (в том числе, и пространственного) не может сегодня быть эффективной, если она не выведена на современный уровень научно-технологического рассмотрения и информационно-технологического обеспечения?
В данной лекции мы ставим перед собой две цели:
Что же касается самих задач управления пространственным развитием разного вида муниципальных образований, то они относятся:
— к представлению о самоценности для горожанина города как такового и проживающих в нем городских сообществ;
— к ориентации проектируемой городской пространственной структуры на сохранение природной, историко-культурной и техно-культурной уникальности города;
— к развитию города в направлении создания на его основе инновационных (в технологическом, экономическом и социально-культурном отношениях) пространств;
— к необходимости в связи с этим сохранения и развития человеческого потенциала города;
— к признанию первостепенной значимости для проектирования технологический, коммуникационной и социально-организационной инфраструктур территории города.
Конечно, это еще не сами задачи управления пространственным развитием, а скорее те проектные намерения и установки, которые смогут приобрести практически общезначимый смысл задач, лишь будучи взятыми в связи друг с другом и помещенными в единое концептуальное пространство.
В данной лекции оно, это пространство, может быть намечено лишь в самых общих чертах. Мы коснемся только тех концептуальных положений, которые в первую очередь необходимы для разработки новой системы организационных и технологических инструментов управления пространственным развитием и обсуждения этих инструментов со всеми возможными корпоративными партнерами этого вида проектного управления.
Вопросы и задания |
Ощущаете ли Вы недостаточность существующей проектной архитектурно-градостроительной практики для решения ваших городских проблем? В чем это проявляется? Согласны ли Вы, что приведенные в разделе проектные задачи управления пространственным развитием актуальны, в том числе и для Вашего муниципального образования? Какие из этих задач уже освоены в Вашей повседневной управленческой практике и имеют административное и нормативное оформление? |
В условиях нашей избыточно политизированной жизни постоянно происходит — явная, а чаще неявная, неосознаваемая — подмена понятий о сущностях, по природе своей никак не политических, — на понятия, легко поддающиеся самой нещадной и, увы, далеко не умной политизации.
В первую очередь это относится к понятию страны, и составляющих ее земель, упрямо именуемых “территориями”. В сознании многих страна как-то незаметно оказалась поглощенной государством, а вопросы страноведения и страноустроения — вопросами государственно-политического устройства. И даже тогда, когда речь, казалось бы, заходит о территории страны, она часто скатывается на геополитику.
Нимало не отрицая того факта, что государственное устройство наше сегодня, как никогда, далеко от устойчивости и политической определенности, нужно все-таки суметь увидеть, что понятие государства никак не покрывает собою страну. Россия, как страна, пережила несколько разных государственно-политических эпох и, смеем надеяться, останется сама собой и при возможных в будущем государственно-политических трансформациях.
Не нужно думать, что понятие страны относится исключительно к компетенции географии (и уж тем более, к географии физической). Для нас более важно не географическое, а социологическое понимание того, что есть страна в ее пространственности и наполненности многоразличными жизненными и деятельностными мирами
.Для иллюстрации этих утверждений сошлюсь на авторитетное мнение А. Филиппова, писавшего писал об империи, как об особом типе политического пространства: “империя и есть особый вид пространства, причем это не плохо, не хорошо, а только определенным образом характеризует социальную коммуникацию и социальное действие”
И далее: ”Империя — это смысл (и реальность) большого и устойчивого политического пространства, длительно переносимый на смысл неполитических действий и коммуникаций.... Смысл имперского пространства состоит в том, что изнутри империи оно созерцается как некий малый космос, встроенный в большой — совокупный порядок бытия — но отнюдь не в систему международных отношений, где только взаимопонимание государств гарантирует сохранность границ”
.В контексте данной лекции, нас в социологических построениях А. Филиппова менее интересует тема империи, чем выявленная им и принципиальная для понятия страны (во всяком случае, для страны с большим пространством) связь между пространственностью страны, с одной стороны, и смыслом
, социально реализуемым культурой, социальной коммуникацией и социальным действием, с другой. На мой методологический вкус доказательство наличия этой связи является вполне достаточным основанием того, чтобы считать страну самостоятельной реальностью, отличной от политических институтов вообще и от государства в частности (отличной, но, как мы только что видели, и связанной с ними).
Словосочетанием “большое пространство”, построенном по аналогии с известным из системного анализа термином “большая система”, покрываются территории, сравнимые по масштабу с системами расселения. Разумеется, при первых подступах к теме пространственного развития словосочетание “большое пространство” скорее метафора, означающая методологические намерения проектных аналитиков, чем строгий термин научной или проектной практики. Содержание его будет, мы надеемся, последовательно уточняться по ходу разворачивания работ по проблематике пространственного развития.
Пространство, как мыслимая реальность (и объект мыследеятельности), и пространственность, как качество любых человечески значимых реальностей (и объектов жизнедеятельности) – вечная и в то же самое время каждый раз исторически конкретная тема архитектурной и гуманитарной мысли.
В 70-80-е годы, в атмосфере публичного признания авторитета экологических ценностей и распространения парадигм экологически ориентированного сознания, тема пространственности вновь зазвучала а работах, выполнявшихся в рамках так называемого средового подхода в архитектуре и дизайне. Однако, несмотря на параллельное экологическое переосмысление территориальности в географической науке и градостроительной концептуалистике, основные усилия сторонников средового подхода оставались сосредоточенными на объектах, по масштабу много меньших, чем городские поселения, а чаще всего – на “малых пространствах” (дом, двор, улица, площадь, городское урочище и т.п.).
Обращаясь к метафоре “большого пространства”, мы имеем в виду потребность распространения исследовательских и проектных интенций средового подхода на территориальные образования, сомасштабные городам и системам расселения.
Этот пространственный масштаб и уровень сложности процессов пространственного развития отвечает также методологическим интуициям экологии культуры – дисциплины, занятой изучением средового (опространствованного в различных средах) бытования культурных ценностей, разворачивания процессов культурного изменения и различных форм реализации культурного наследия.
С этнологической точки зрения культура - это многослойная материально-вещная, образная и символическая среде обитания этноса и человека. При этом поведение представителей этноса в отношении объектов культуры столь же наблюдаемо и характеристично, как и поведение в отношении природных объектов.
Если принять это развитое в экологии культуры представление, то придется признать, что исходным является отнюдь не понятие этнической культуры, как связанной совокупности значимых для бытия этноса ценностей, а понятие этнического стереотипа поведения в отношении к культуре, ибо именно этот стереотип регулирует отбор объектов, принимаемых в актуальную этническую культуру.
С точки зрения способов воплощения ценностей культурная среда весьма разнородна. В нее входят и овеществленные памятники культуры, и ценности, означенные в текстах и обращающиеся в системах коммуникации, и психически воплощенные ценности, означаемые в символах психокультуры. Однако, вне зависимости от способа своего воплощения, - но и благодаря нему, - ценности эти соотносимы между собой в едином актуальном состоянии культурной среды.
Распространяя понятие этноландшафтного равновесия, характеризующее обитание этноса в природной среде, на пребывание этноса в среде культурной, можно ввести понятие об этнокультурном равновесии, что снова возвращает нас к теме этнокультурной идентичности, соотносимой теперь с этническим стереотипом поведения в отношении культуры.
Тут правда приходится признать, что культурологическое, этнически нейтральное понимание культуры, которая иногда почему-то отождествляется с общечеловеческой, теряет свою различительную и объяснительную силу.
В обсуждаемом тематическом поле следует различать три уровня культурной реальности:
- культуру как среду многоразлично воплощенных ценностей, в которой могут обитать различные этносы;
- ту ее часть, которая в состоянии этнокультурного равновесия идентифицируется этносом как своя и значимая для данной фазы этногенеза (экологически воплощенная часть этнической культуры);
- наконец, совокупность тех значимых для этноса ценностей, которая никак не представлена в культурной среде и осуществляется лишь в психологических традициях этноса, в его коллективном бессознательном (экологически невоплощенная часть этнической культуры).
Приняв это различение, можно видеть, что коллизия этнокультурной идентификации протекает на первых двух уровнях, а понятие этнической культуры относится к двум последним
.
Итак, в экологии культуры речь, по сути дела, идет о сохранении и новой, современной актуализации – на основе технологий проектного управления – того культурного достояния, которое и обеспечивало ранее самобытность обустраиваемой земли или поселения, и которое теперь, в новых условиях, должно быть понято не только как контекст (предпосылки и рамки) развития, но и как его конечная цель – непонижение уровня культурной и духовной развитости жизни и деятельности, еще не так давно имевшей здесь место, поддержание таких качеств среды обитания, которые удовлетворяли бы чувству человеческого достоинства и полноты жизни.
Гуманитарный императив пространственного развития мог бы звучать примерно так: необходимо стремиться к реализации таких социально- и культурно-экологических, образовательных и рекреационно-досуговых условий обитания, которые, во-первых, обеспечивали бы постоянную осёдлость наличного и приезжего населения в проектируемой системе расселения,
а во-вторых, приводили бы к расширенному самовоспроизводству населения, образа жизни и культуры.Следование этому императиву и приводит к постановке остро модной сегодня культурно-антропологической и психологической идентичности больших пространств, принятия их в качестве своих людьми и сообществами, проживающими свою жизнь в данном “месте”, в данных культурно-исторических обстоятельствах.
Терминами “идентичность” и “идентификация” в культурной антропологии и гуманитарной психологии обозначаются структуры и процессы, обеспечивающие восприятие, переживание и понимание отождествляемой, идентифицируемой реальности как обжитой, родной, как того жизненного мира, того дома бытия, где человек чувствует себя естественно и свободно, где проживание – не дать необходимости выжить, а примиренная с жизнью, ценностно-оправданная “духовная оседлость”.
С проблемой идентификации больших пространств смыкается еще одна важная гуманитарная тема – тема этнокультурной идентичности во всех важных для этноса горизонтах и перспективах его жизнедеятельности (в том числе, и пространственных).
В этом контексте предикат “большое” в словосочетании “большое пространство” отсылает к одной из глубинных тем русского национального самосознания, о которой писал Н.А. Бердяев: “Необъятные пространства, которые со всех сторон окружают и теснят русского человека, - не внешний, материальный, а внутренний, духовный фактор его жизни. Эти необъятные русские пространства находятся и внутри русской души и имеют над ним огромную власть”.
Сейчас, когда пространства эти на наших глазах весьма заметно сокращаются и перекраиваются, когда переустройство политического, экономического, культурного, да и жизненного пространства России стало важнейшей темой общественного сознания и социально-практического действия, этнокультурная идентичность его, соразмерность и соответствие его строю жизни, глубинным уверенностям и упованиям людей и сообществ, населяющих страну, стало темой в том числе и пространственно-проектной мысли.
За пределами политически ангажированного сознания как страна отличается от государства, так народ, населяющий страну, — от сильно политически структурированного народа, именуемого “нацией”. Сегодня многие государственники эксплуатируют известную “страшилку” о том, что народу страны, если она не совершит очередного “большого скачка” в национальное будущее, грозит опасность превратиться всего лишь в население. Но даже если соглашаться с моралью этой страшилки, нельзя, следуя духу русского языка, не заметить, что народ и есть в изначальном смысле ни что иное как население страны, то есть, все те, кто в ней народилися уже (слово “на-род” устроено по той же схеме, что и “на-дой”) и будут рожать следующих за собой.
Я отвлекаюсь сейчас различия этого смысла слова “народ”, произносимого всегда в единственном числе (даже когда говорят о многих народах разных стран), от того смысла, который допускает его употребление во множественном числе, то есть как разные народы-этносы, живущие в одной стране. Но зато хочу обратить внимание на существенное сродство деполитизированных понятий страна и народ (или, если кому это удобопонятнее, народонаселение).
Эта зачистка смысловых полей от излишне политизированных концепций важна — в контексте данной темы — потому, что именно страна (и составляющие ее земли, поселения и связи между ними) является первичным предметом профессионального архитектурного обустройства, а вместе с тем, разумеется, и предметом жизнеобустройства населения страны (земель, городов, поселков и иных типов поселений).
Мне представляется, что при таком взгляде на суть нашего дела, включающего в себя и управление пространственным развитием и проектное обустройство городов, наши аксиоматические — до сих пор — утверждения о самоценности города и сообщества горожан начинают приобретать, пусть пока и в скромной мере, черты концептуальной определенности.
Вопросы и задания |
В чем, по Вашему мнению, принципиальные отличия концепта “город самоценен, как и самоценно сообщество горожан” от бытовавших и бытующих представлений о городах социально-экономического толка? Как, по Вашему мнению, ориентация на этот концепт может изменить проектные инструменты в архитектуре и градостроительстве, в частности, и в стратегическом планировании и управлении, вообще? Актуальна ли эта проблема для Вашего муниципального образования? Если да, то в чем Вы видите примеры этой актуальности, и что, в управленческом смысле. можно и необходимо делать уже сейчас? |
Исходная точка зрения большинства аналитиков при рассмотрении социальных изменений в нашем обществе — это констатация незавершенности общественных процессов.
В начале перестройки это обстоятельство осознавалось в утверждении о том, что современное состояние общества характеризовалось как переходный период, что, естественно, приводило к вопросу: куда осуществляется переход и в каких рамках можно оценивать его успешность?
На практике же, как писал С.В. Попов, получалась довольно странная для идеологии переходности ситуация: “переход осуществляется сразу и в “чистый рынок”, и в “предпринимательский капитализм”, и в “инфраструктурный капитализм”, и временами обратно в “государственный социализм. А уж про социально-культурные условия и говорить нечего — процесс идет сам по себе — и, как всегда в таких (пущенных на самотек) случаях происходит — идет в сторону криминализации общества и деградации культуры”.
Далее выход из ситуации самотека стали видеть в определении приоритетов развития и подчинении всей жизни страны этим приоритетам. Однако, развитие предполагает возможность качественного изменения системы, а усмотреть его можно лишь задним числом, оглядываясь назад и имея перед собой его результат — развитую форму.
Моноцентрический характер развития, когда существует только одно ядро развития, делает невозможным анализ таких популятивных систем, в которых одновременно идут множественные изменения: растут и усложняются одни структуры (возможно, что некоторые из них будут считаться развившимися), параллельно разрушаются и деградируют другие.
Особо стоит отметить такой вариант схемы приоритетного развития, как сверхмобилизационный прорыв, когда однозначно определяется направление прорыва и вся организация страны подчиняется достижению поставленных из мобилизующего центра целей. За “большой скачек” стране всегда приходится платить неимоверно высокую цену. Но более важно, быть может, то, что при это резко сужается возможность осуществления следующего шага развития. “Переделать то, что сделано, оказывается крайне сложным и приходится платить почти ту же цену... собственно то, что сейчас имеет Россия и бывшие республики СССР — последствие удачно осуществленного прорыва в 30-е годы”.
Выводом из приведенной критики переходных моделей может служить утверждение о необходимости перенацеливания: с ориентации на переходность и развитие — к ориентации на историческое становление и освоение его результатов.
При этом сущность процессов становления можно видеть в признании равноправия многих факторов при возникновении качественно нового общественного явления. Становящиеся структуры появляются не по проекту и не в результате достижения целей, — они возникают на пересечении действий многих факторов в конкретных условиях. Сложившаяся комбинация условий определяет то, почему возникает та или иная общественная структура при взаимодействии одного и того же набора факторов.
Существенной чертой процессов становления является то, что в них участвуют такие целеобразующие и рефлексивные факторы как различные типы деятельности, индивидуальные, коллективные и корпоративные субъекты деятельности). Иными словами, в процессах становления важную роль играют целеполагание, производство целей и смыслополагание, производство смыслов, связанные с базовыми ценностями и ценностными ориентациями, актуально присутствующими в сознании субъектов деятельности, в публичных коммуникациях.
И проявляется это в том, что процессы становления состоят из событий, осмысливаются как события в общественной жизни, но осмысливаются по-разному, в зависимости от целей, социальных устремлений и культурных оснований. Правда, событийность общественной жизни еще не означает чего-то нового. Действующие факторы процесса могут распадаться и не приводить к возникновению новых структур. Но
если при взаимодействии факторов процесса по поводу события появляется такая организация условий, которая позволяет воспроизводить события данного типа — можно говорить о процессе становления. Результатом и показателем процесса становления является появление новой организации условий, в которых факторы проявляются. И эта новая организация условий позволяет воспроизводить в общественной жизни определенный тип событий.
Далее, участие в процессах становления требует исторического самоопределения
.В перестроечный период было предпринято несколько попыток такого самоопределения, которые — по разным причинам — приходится признать односторонними, неэффективными и нереалистическими. Таковы, например, “интеграция в мировое сообщество”, “возврат в цивилизацию” и “возрождение”.
Недостаток схемы интеграции в мировое сообщество состоит не только в том, что Запад не спешит конвергироваться с Россией, но, главным образом, в том, что схема эта не учитывает конкурентный и катастрофически-событйный характер истории. “Государства и типы обществ конкурировали и будут конкурировать — в этом ресурс истории и источник развития. Смена общественных формаций всегда происходит резко — формации не прорастают мирно друг в друга, они “пожирают” друг друга”.
Схема возвращения в цивилизацию, буквально примененная к России, означает, что цивилизация находится где-то “за бугром”, что тысяча лет российской истории прошла где-то на обочине цивилизационного развития, что семьдесят лет советского ее периода — одна сплошная “черная дыра”, что в мире есть один единственный путь цивилизационного развития (западного, либерально-демократического и технологического толка, причем сам Запад, да и весь мир, предстает при этом как нечто сугубо однородное, стремящееся — или уже достигшее — “конца истории”)
и т.д.При всей ценности для культуры и общественного здоровья схемы возрождения, она страдает одним существенным недостатком — опора на нее часто приводит к замыканию на собственные проблемы и не дает глобальной исторической перспективы.
Одной из базовых схем исторического самоопределения российского общества, — утверждает уже цитировавшийся выше С.В. Попов, — является схема освоения: освоения земель, освоение мира, освоения собственной и зарубежных культур. И, добавили бы мы от себя, - их постоянного переосвоения.
Схема освоения, — в отличии от схемы колонизации, — “не предполагает никакого центризма — она предполагает изначальное культурное и человеческое равенство... не навязывание своего способа жизни, а совместное пользование дарами природы и совместную обработку и окультуривание земель. Само это равенство всех участвующих в совместной жизни предполагает усвоение различных культур друг другом без всякого насилия. В плане организации хозяйственной жизни схема освоения формирует собственный мир — мир, складывающийся по законам совместного сосуществования различных культур и типов хозяйства, соединенными общими инфраструктурами коммуникации”.
Обратимся теперь, с точки зрения освоения, к особенностям становления социальной структуры российского общества и, в частности к особой роли корпораций и корпоративной социальности, которую они, по мнению аналитиков, играют в нашем обществе.
Особенности социальных процессов, протекающих в настоящее время в России, по признанию ряда социологов, состоят, в частности, в том, что ни принятые в западной социологии схемы борьбы социальных групп (в политическом процессе), ни схемы социального партнерства (в социальном процессе) не работают — при их прямом переносе на нашу российскую почву. Причину этого обстоятельства видят
в том, что схемы эти применимы в условиях сильно стратифицированного общества с определившимся экономическим укладом, определившимися и осознанными интересами этих социальных групп, чего никак нельзя сказать о российском обществе. Более того, они, эти схемы, применимы только к тем обществам, в которых социальность, как таковая, т.е. ориентация на устроенность общества из автономных социальных групп, является базовой ориентацией, основой присущего данному обществу “социологического воображения”, если воспользоваться к случаю удачным термином Ч. Миллса. Это утверждение эквивалентно тому, что для такого общества изначально значимым является противопоставление “гражданского общества” и “государства”, выступающих в качестве вполне самостоятельных и равносильных начал, чего никак нельзя сказать об обществе российском.Социальный процесс в подсоветской России протекал таким образом, что социальные институты в нем нивелировались, на их смену приходили “большие” социальные организации, в которых человек уже переставал быть человеком социальным, переставал идентифицировать себя с какой-то социальной группой, имеющей собственные интересы и закрепленной в социальной структуре общества. Эти большие организации, называемые корпорациями, имели производственные и распределительные функции и именно вокруг них формировалась особого рода корпоративная социальная реальность, отличная, скажем, от гражданской или политической. В этой социальной реальности формировался “советский человек”, трудовые коллективы, такие псевдообщественные образования, каковыми были партийные, комсомольские и профсоюзные организации, и тот особый строй межчеловеческих отношений, которую А.А. Зиновьев описал как коммунальность и которую можно было назвать “подсоветской интерсубъективностью”. Нельзя к тому же сказать, что формирование корпоративного общества/государства оставалось неотсознанным, оно выразило себя с достаточной ясностью на излете застоя в концепции социальной однородности советского общества, которая и означала опережающее стирание всякой социальности. Теперь хорошо известно, что эта концепция на самом деле камуфлировала интенсивный процесс имущественного и властного расслоения общества, уже начавшуюся тогда номенклатурную приватизацию.
Инерция корпоративно-структурированного социального процесса продолжается по сей день. Социальные структуры кристаллизуются не вокруг собственности, не вокруг интересов каких-то социальных групп, а вокруг корпораций, т.е. больших технических и/или технологических систем. Одной из них, например, является корпорация государственный аппарат (и состоящая при нем номенклатура), со всеми присущими ему административными, политическими и прочими технологиями.
Говоря о том, что процесс социального структурирования нашего общества имеет скорее корпоративную, чем социально-групповую ориентацию, мы вовсе не имеем в виду, что одна из них предпочтительней другой.
Все дело в том, что социальные институты, основывающиеся на каких-то ценностях и имеющие за собой более или менее длительные традиции, социальные группы (любой численности) и социальные организации, к числу каковых принадлежат и корпорации, — это различные по своей природе социальные реальности, разные типы объектов социологического воображения. И вопрос только в том, какими структурными соотношениями объединяются они в конкретных исторических обстоятельствах и в конкретном обществе.
Оценивая перспективу выкристаллизовывания новых сообществ вокруг больших технологических комплексов, В.Л. Цымбурский охарактеризовал ее как вполне реалистическую возможность “становления действительно зрелого корпоративного общества” и “зрелой государственности... в корпоративных формах”.
К этому можно добавить, что как вполне реалистическая некоторыми социологами оценивается и такая перспектива такого радикального расслоения организационных и коммунитарных структур, при которой сложатся “социальные структуры, состоящие из множества небольших групп, расположенных в строгом порядке друг относительно друга”, что позволит “избежать или хотя бы смягчить сильное воздействие власти.... Для большей конкретности, — продолжает автор этих слов, — можно представить себе некую власть, — двух- или трехголовую, — которая оспаривает и делит зоны экономического или социального влияния... и рядом с ней — разрастание группировок различной ориентации, создание специфических владений, рост числа всевозможных теорий и идеологий, противоположных друг другу. С одной стороны, гомогенность, с другой — гетерогенность”.
Социальный процесс, о котором у нас идет речь, не без оснований именуется "модернизацией". При этом чаще всего имеется в виду не столько "обновление" или "развитие", сколько преодоление отсталости, свойственной якобы так называемым "традиционным" обществам. Уместность такого словоупотребления в отношении России, страны с тысячелетней культурой и достаточно развитой индустриальной инфраструктурой не раз подвергалась основательной социологической критике. Об этой некритически принимаемой концепции модернизации, предполагающей взгляд на наше ближайшее будущее как на неизбежную вестернизацию, не стоило бы и вспоминать, если бы за ней не стояло человечески понятных упований на обновление жизни, возвращения ей так или иначе понятого человеческого достоинства.
В контексте проектного мышления для нас больший интерес представляет то понимание модернизации, в рамках которого она означает цивилизационную стратегию, имеющую своим объектом функциональные инфраструктуры жизнедеятельности и основывающуюся на практически доступных и культурно приемлемых в данный исторический момент типах рациональности и связанных с ними социальных технологиях (в частности, рациональности и технологий проектного типа.
Спектр этих рациональностей и социальных технологий задает определенный цивилизационный тип, со свойственным ему набором базовых социальных ценностей. Аксиологическая рефлексия этих ценностей осуществляет смысло- и целеполагание, делает возможным формулирование его ценностной концепции (идеологии), раскрывая символическое содержание данного цивилизационного типа (его символический капитал) и историософскую сюжетику символической борьбы за признание легитимности его ценностей.
В доиндустриальном и раннем индустриальном состоянии интегрированность и стабильность общества обеспечивается принятием достаточно стабильной и однородной системы ценностей. Новые условия становления постиндустриального общества — поток научно-технических инноваций, неопределенность будущего и связанная с ней рисковая динамика, обнаруживающаяся дисфункциональность социальных институтов, традиций и практик, сложившихся в индустриальную эпоху — приводят
к дестабилизации и дезинтеграции общественной жизни.Причем, одной из предпосылок этих деструкций оказывается нерефлективное следование императивам прежде принятых ценностных систем. Достижение состояния интегрированности и стабильности в этих новых условиях требует столь же радикальных ценностных изменений.
Более того, поскольку процесс социальных трансформаций, сопровождающих вхождение общества в постиндустриальную эпоху, приобретает перманентный характер, ценностные изменения также становятся перманентными. Свою интегрирующую и стабилизирующую роль ценностные системы в этих обстоятельствах смогут реализовать лишь при выполнении непрерывной аксиологической рефлексии, отслеживающей направленность ценностных изменений и сдвиги ценностных ориентаций в различных сферах жизнедеятельности человека.
Условием эффективности такой рефлексии является, на наш взгляд, способность мыслить и наблюдать коэволюцию, то есть одновременное развитие и вынуждающее действие факторов, относящихся к различным процессам становления и притом — в разным сферам жизнедеятельности.
Ясно, что в таком расширенном пространстве коэволюции будут имплицитно складываться непредсказуемые связи разнородных вынуждающих сил, будут кристаллизоваться новые точки притяжения (аттракторы), новые смысловые и целевые фокусы, ориентация на которые будет необходима для формулирования реалистических проектных задач.
Вопросы и задания |
Считаете ли Вы, что социальные изменения в российском обществе, происшедшие за последние годы, носят принципиальный характер и, поэтому, при “строительстве” любых планов и прогнозов необходимо их учитывать? Были ли в Вашей управленческой практике случаи, когда незнание (пренебрежение) этих изменений приводило к ошибкам управления? Приведите примеры. |
В этом разделе речь пойдет о тех концепциях и процедурах проектирования, благодаря которым город и городская среда могут быть удержаны в проектном процессе в качестве уникальных и самоценных образований.
Среда — категория пространственно-временая, обозначающая некое “здесь-и-теперь”, в котором мы существуем. ”Теперь” — это время конца века. Чтобы подчеркнуть историческую динамику представлений о мире, связанных с отношением к нашей жизненной среде, приведем два характерных мнения, высказанные в 20-е и 80-е годы двумя известными архитекторами.
“Наши соборы еще не возведены. Те, что существуют, принадлежат другим — мертвым, они черны от копоти и изъедены веками...Однако же всё только еще рождается в мир. Стоит отвести глаза от мертвых вещей, и взгляд устремляется в будущее...Пусть эти зрячие глаза, эти знающие люди строят новый мир”(Ле Корбюзье).
“Человечество неудержимо влечет к месту и времени его собственного саморазрушения. В течении века мечта об управляемом прогрессе цивилизации, породившая желание создать великую метрополию, обратилась кошмаром краха вследствие ее бесконтрольного разрастания”(Фредерико Раджи).
Мечта о будущем совершенном мире обернулась тем, что “индустриальное общество пришло к неуклонному ослаблению и деградации чувства общности, и имеющее сейчас место наступления на природную среду, на воздух, которым мы дышим, на небо, неотвратимо суживающееся для нас, еще больше усложняют эту проблему, усиливая чувство отчуждения”.Проблемы экологии природной среды и экологии человека признаны сегодня универсальными. И если некоторые проблемы высокотехнологической цивилизации могут показаться для нас делом отдаленного будущего, то с
проблемами отчуждения, стандартизации, варварского разрушения природной среды, обезличивания человека, утраты ощущения дома и града мы сталкиваемся уже давно, и в более острых формах, чем страны Запада.Впрочем, в этой лекции, обращенной к прикладным вопросам, нас больше будут интересовать не общие социально-культурные процессы средообразования, а те его стороны, которые связаны с деятельностью средового проектирования и культурно-антропологическими потенциями современной проектной культуры, с их способностью противостоять средовому отчуждению и самоотчуждению человека.
Как достояние современности, проектная культура противостоит “идиотизму городской жизни” — своим творческим началом, личностным характером и памятью “большой культуры”. Впрочем нас в данном случае, ввиду прикладного характера нашего интереса, интересуют не столько общие социокультурные координаты проектной культуры, сколько ее проектные интенции, которые практически реализуемы в проектной работе по городскому и региональному средообразованию.
Поэтому далее мы остановимся на некоторых особенностям проектной методологии, как препятствующих, так и способствующих утверждению города и региона в качестве самоценных образований.
Подвох градообразующих факторов
В методологии градостроительного проектирования недавнего прошлого, опиравшаяся на понятие градообразующих факторов, как правило предполагалось, что факторами этими являются крупные промышленные производства: технологические потребности этих производств задавали характер функционального зонирования территории и использование ее природных ресурсов, а исходя из потребных объемов рабочей силы определялись потребности в жилье и учреждениях социально-культурной сферы.
В силу ряда причин, анализ которых не входит в нашу задачу, из этой методологии выросло отношение к городу как вторичному, зависимому от промышленного производства образованию, не имеющему собственной исторической, культурной и экологической ценности. Расхожими метафорами этого отношения давно стали: задача градостроительства – это “размещение производительных сил”; население – это “рабочая сила”; город – это “рабочий поселок при заводе”, в лучшем случае “город-спальня”.
И что особенно важно для нас сейчас, - так мыслимый город не мог мыслиться в качестве человеческой реальности, а значит, и проектироваться в качестве таковой.
Говоря это, мы имеем в виду прежде всего не идеологические декларации (вроде “все для человека, все во имя человека”), и не творческие намерения проектировщиков, а обусловленность результатов проектирования внутренним строем лежащих в его основе проектных концепций и процедур.
Методология, основанная на понятии “градообразующих факторов,” — типичнейшее проявление функционализма в проектировании. Эта констатация важна для нас потому, что опознание и преодоление основанного на голом функционализме проектного тоталитаризма могло идти и шло по двум линиям: — можно было переосмысливать содержание понятия о градообразующих факторах (например, включая в их число экологические объекты, исторические части поселения, культурные традиции... и даже население как таковое); а можно было стараться выйти за пределы функционалистской парадигмы как таковой и начав рассматривать город не как образование, производное от каких бы то ни было функций, а как образование самоценное, как достояние национальной или мировой истории и культуры, как достояние всех живущих, живших и будущих жить в нем людей.
Мы смеем утверждать: сколь бы не расширялось число градообразующих факторов, сколь бы сублимированно ни понимать их, мысля в рамках функционалистской парадигмы, проектировщик отрезает себе - и тем, кто зависит от результатов деятельности, — путь в город и городской образ жизни. Отказывая в самоценности городу, мы отказываем в ней и горожанам, а тем самым, хотим мы этого или не хотим, покушаемся на достоинство человека как самоценного и свободного существа.
Подвох столичности
В принятой методологии градостроительного проектирования налицо скрытая перспектива “столичности” и “западности”. Считается, что степень выраженности городского начала, проявленности городского образа жизни в городе возрастает по мере роста его размеров, что, в конечном итоге, способствует распространению мнения о столице как эталоне города как такового. (В слегка смягченной, но все же достаточно читаемой форме это мнение сквозит в метафоре “региональных столиц”: “Иркутск — столица Сибири” или “Екатеринбург — столица Урала”). А поскольку, во-вторых, именно столицы оказываются вместе с тем наиболее вестернизированными городами, то налет некой условной, заочной западности воспринимается как непременный признак урбанизированности, в чем бы конкретно этот налет не выражался.
Должно заметить, что обе эти перспективы скорее относятся к числу бессознательных предположений и профессиональных фантомов, чем к числу как-либо обоснованных суждений.
Однако, тенденция планировать развитие всех поселений по типу крупнейших городов приводит к довольно серьезным издержкам, поскольку при этом (а) игнорируются локальные особенности образа жизни, средовое своеобразие поселения, и потребности в его именно развитии и (б) не принимается во внимание все многообразие форм развития поселенческих структур, свойственных, например, Востоку и Югу.
Архитектура - искусство стратегического
(К вопросу о соотношении стратегического, корпоративного и архитектонического)
В трудах по истории и теории архитектуры не редко упоминание о том, что архитектор – это главный строитель (иногда, как носитель замысла о будущем сооружении, чаще, как прораб, руководитель строительных работ). Однако мы не с меньшим основанием можем сказать, что архитектор – это тектор архэ, устроитель изначального, а архитектура – тектоника архэ, устроение, выявление и упорядочение начал, археология и археопоэзис.
Говоря так, то есть говоря о пространствено-жизнеустроительной функции архитектуры, стоит вспомнить о телесности-пространственности-зримостности как основе антропологического воображения.
Пространство, по В.Н. Топорову, с одной стороны, образует рамку, внутри которой мифологическое, символическое и архетипическое обнаруживают себя, как “универсальные модусы бытия в знаке”, а с другой, оно “старше этих модусов”. Но оторвавшись от пространства и став по видимости самостоятельными, эти модусы продолжают находиться “в пространственном пленении: вне сферы пространственности они не мыслимы, и, более того, пространство задает условие (их) реализации и актуализации”.
И далее: “само пространство и его заполнение… образуют род некой “перво-матрицы”… в соответствии с которой... состоялся прорыв из еще в основном “природно-материального” в сферу культуры и ее высшей формы - духа”.
Что означает здесь мысль о пространственной плененности мифологического, символического и архетипического? И что это за прорыв из царства необходимости в царство свободы?
С одной стороны, ею подчеркивается неустранимая насыщенность всего, что переживается и мыслится опространствованно, мифологическими, символическими и архетипическими содержаниями. И в этом можно видеть исток софийной умудренности пространства, как такового.
А живые, самодвижущиеся тела столь же пространственны, как тела, принадлежащие мертвой природе, как воспринимаемые и мыслимые образы (тех и других), то софийность обнаруживает себя столь же пространственной, сколь и зримостно-телесной-двигательной. Причем “обнаруживает” в буквальном смысле слова, проявляясь во внешних, по отношению к человеку, явлениях природы или культуры, и в пространственности его, человека, телесного устроения и двигательного поведения.
Но с другой стороны, не потому ли, что пространству вменена способность пленять (связывать и, в конце концов, мертвить), переход из области “материально-природного” в область культуры (и далее – духа) мыслится прежде всего, если не исключительно, как животворящее событие-прорыв, причем опосредованный все тем же орудием пленения, то бишь пространством, но не как деятельность в пространстве и с пространством, не как пространственно-устроительное и архитектоническое высвобождающее человека из пут пространственного пленения творчество?
В этой поворотной, поистине критической точке хотелось бы быть правильно понятым. Различая “мифологизацию как создание семантически наиболее богатых, энергичных и имеющих силу примера образов действительности и демифологизацию как разрушение стереотипов мифопоэтического мышления, утративших свою “подъемную” силу”, уважаемый автор и среди постулированного им пространственного пленения оставляет место свободному выбору и деятельности, впрочем, в этом цитированном тексте никак не разъясняя его.
Благодаря розыску взаимоотношений “структуры пространства” (вкупе со временем) и “структуры текста”, взаимоотношения пространства и текста оборачиваются взаимоотношениями архитектоники (а в более общем виде - экотектоники) с текстурами культуры (и далее с соответствующими им текстурами сознания).
При этом архитектоники опознаются как пространственно-вещественные текстуры (экотекстуры), а текстуры как архитектоники культуры (родовой души, родового сознания/бессознательного).
Души – как формы, эйдоса тела, которое, помимо того, что оно опознается как “вещество”, материя души, в силовом поле пространственно-текстовых взаимоотношений, несомненно обнаруживает себя как архитектоническое (имеющее сущностный строй) и текстурное (насквозь прозначенное, пронизанное знаковостью) целое.
Но и напротив, не только человек оснащен (отягощен, но и облегчен, высветлен) телесностью. Телесны – а потому архитектоничны и текстурны – и космос в целом, и все про-из-ведения изводимой из него культуры, которыми окружает себя человек.
Подводя итог своих историко-архитектурных изысканий, В.Л. Глазычев определяет архитектонику как эмпатию устойчивости. Ну а если свести это определение с высказанным выше взглядом на архитектуру, как тектонику архе, и начать относиться к архитектоническому, как к результату архитектурного переусвоения совокупного человеческого опыта (и
знания, и действования), то - в своем предельном выражении – архитектоника предстанет перед нами как жизнепрактическая эмпатия нерушимости, вечностности, возводимых человеком сооружений.Предметом этой эмпатии являются силы природы, вовлеченные в состав сооружения и использованные для уравновешивания, усмирения давящих, угнетающих человека сил всемирного тяготения, едва-едва, по природным меркам, вставшего на ноги.
Это также эмпатия человеческой со-во-оруж-енности, и тем самым борьбе человека с тяжестью бытия в мире, со-оруд-ийности, облегчающей тяжесть труда, ремесла жизни, со-о-руд-ийности, отсылающей к извлеченной из недр земных руде и тем самым возвращающей трудящегося и борющегося человека к Матери-Земле.
И к природе, часть сил которой в архитект-ургии встала на сторону человека в его борьбе-соперничестве (анергии), труде-сотрудничестве (синергии) со смертью, этой всепоглощающей, темной стороной материи, природы-рода. И, может быть, именно благодаря архитектуре и архитектоничности, эти вставшие на сторону человека (в его борьбе с силами тяжести и тьмы), одомашненные родом человеческим силы опознаются как легкие и светлые, возносящие и просветляющие, как силы защищающие и спасающие.
Хтоническая архитектоника, архитектургия недр достраивается тем самым до светостроительства, до плазматической архитектоники, сооружения которой изваяны из света, а обитателями которой становятся астральные, световидные существа.
Благодаря архитектонической эмпатии, культово-артикулируемая жизнесмертная конечность человеческого бытия принимает - в архитектурном измерении культуры - вид символического противоборства тяготеющей в темную глыбь Земли тяжести со взмывающей к солнечному свету легкостью Небес. Противоборства, являющего символическим жестом-двигом вставшего с четверенек на ноги человека-животного, возмогшего тем самым вертикальное измерение мира и не намеренного более ютиться жизнью и смертью в норах-пещерах, аки лисы, но начавшего строить себе, - чтобы было где преклонить главу, города, дома и Храмы.
Если взглянуть на положенную мыслью конечность человека с плазматической (фантазматической) точки зрения, то с станет ясно, что конечность – это отрицательное определение человека, прорицаемое относительно не-о-конеченных образов воображения (фантазмов бесконечного бытия). Воистину, всякое определение есть ограничение, разграниченность и предел. Конечность наличного бытия отпределена бесконечности возможенного, возпоставленного воображением бытия. Наличность – конечна, но конечно ли обналиченное в ней бытие?
Причем никак не скажешь, что это возможенное и возпоставленное воображением бытие бестелесно. Напротив, оно многоразлично опосредованно телесностью и потому архитектонично, что с особой отчетливостью проявляется в образах человека, объединяемых под рубрикой “символической анатомии”.
А поскольку возпоставление делает ставки на воображаемую человечность, оно осуществляется в броске-порыве, которые не надо путать ни с решительностью к действию, ни с находчивостью в отношении его направленности.
Так что архитектура – это не только стациальная тектоника изначальности и первоначал (архе), этих застывших в вечности движений, но и актуальная архитектургия, строящая и упорядочивающая деятельность, имеющая собственный динамический хронотоп, в котором неповторимым образом смыкаются эксцентрирующие, центробежные выразительные интенции/функции, с одной стороны, и инцентрирующие, центростремительные воспринимающие интенции/функции, с другой.
Этот хронотоп поставлен как особая, не сводимая ни на какие другие разновидности опосредования культурно-антропологическая позиция, наделенная своим антропным схематизмом (сознавания/действования), неповторимой образностью человека. И судьба этой позиции, равно как и ее история, должна прослеживаться как автономная, независимая от языка, письменности, от социальных институтов и других “структур” линия культурной трансляции.
Именно в этом смысле мы имеем право и должны говорить о священно-пространственном ведении, как об особом горизонте и перспективе культурной и человеческой истории.
В профессионально-архитектурном, строительном знании при анализе архитектурных сооружений (объектов) принят принцип единства функции-конструкции-и-формы (или как у Витрувия: пользы, прочности и красоты).
Этот принцип во многом схож с театрально-сценическим принципом единства места-времени-и-действия, с одной стороны, и с ситуационистским принципом “здесь-и-теперь”, имеющим сегодня столь широкое хождение, с другой.
Однако если говорить не об отдельных сооружениях (и иных архитектурных объектах), а об архитектонической составляющей культуры как таковой, функциональные, конструкционные и иконические составляющие, синтагматически объединяемые в отдельном сооружении, в парадигматике/архитектонике культуры оказываются разнесенными по разным расслоенным друг относительно друга мирам.
Так интенции/функции, архитектонические конструкции (структуры) и иконические сверхобразы могут размещаться в разных пространствах/мирах культуры. И, тем не менее, единство того или иного архитектона (например храма, дома или крепости или дворца) сохраняется. При этом они квалифицируются в качестве архетипов.
Любопытно, что если функция соотносима с пользой и благом (добром), а форма – с образом и красотой, то – в рамках этой тройки самоценностей - конструкция соотносима с истиной.
Впрочем, в этом соотнесении нет ничего странного: еще платоники знали, что рациональные построения разума (математические конструкты) к тому и предназначены, чтобы искать и находить правильные, приоткрывающие математические истины, решения проблем.
В целях типологической полноты стоило бы, наряду с синархическими конструктами, синергетическими интенциями/функциями и синиконическими формами, рассмотреть также синипостасные персонатуры, которые, очевидно, могут быть не только индивидуальными или коллективными, но и любыми из тех, что при ее нынешней развитости допускает наше социологическое воображение.
Вопросы и задания |
В чем Вы видите различия между традиционным и средовым градостроительным проектированием? Возможно ли, по Вашему мнению, использование средств средового проектирования применительно к городам и системам расселения? Приведите примеры из вашей (или других городов) управленческой практики, когда реализация градостроительных проектов, выполненных традиционным для советского времени способам, приводила к негативным пространственным, социальным, экологическим изменениям. Как Вы считаете, можно ли было избежать этих потерь за счет изменения проектного инструментария? |
ЧАСТЬ2. методологические основы Стратегического планирования
ФИЛОСОФИЯ РАЗВИТИЯ И ПРОБЛЕМА ГОРОДА
П.Г. Щедровицкий
заведующий сектором программирования регионального культурного развития Российского Института Культурологии МК и РАН
кандидат философских наук
1. Нарастающий во второй половине ХХ столетия кризис больших городов захватил нас с такой же неожиданностью и стремительностью, как и рост их в конце прошлого века, и заставил признать, что за прошедшее столетие не удалось составить сколько-нибудь ясного представления о сущности и перспективах развертывания городских форм жизнедеятельности (ЖД) и городской культуры.
Если считать, что мы продвинулись в плане выделения основных инфраструктур городского хозяйства, то этого, к сожалению, уже нельзя утверждать относительно тех социокультурных процессов, которые констатируют ткань жизни современного города.
Существующее теоретическое зрение не позволяет выделять и фиксировать эти процессы в их имманентной логике и, тем более, описывать все многообразие взаимозависимостей между этими процессами и их влияние друг на друга. В большей степени, чем когда-либо, мы понимаем, что выработанные человечеством механизмы проектирования и исследования, методы управления не адекватны ситуациям, сложившимся в больших городах и урбанизированных регионах. Более того, мы все чаще убеждаемся в том, что применение этих методов и эксплуатация привычных форм мышления и деятельности во многом создает тот исходный ряд разрывов и рассогласований в процессах городской ЖД и городского управления, который затем осознается как “проблемы” города.
Вместе с тем нас часто охватывает ощущение, что мы переживаем эпоху существенных перемен. При анализе проблем города эти перемены ассоциируются со сменой структуры хозяйства, с изменением карты профессий и структур занятости населения, с экологической ситуацией, с экспортом городской формы жизни за счет использования интеллектуальных и информационных технологий, с децентрализацией и диверсификацией исконно городских функций и изменением статуса города. Меняется та система ценностей, в рамках которой мы обсуждаем и анализируем ситуации, складывающиеся в больших городах. Мы фиксируем тот факт, что городская культура претерпевает переходную стадию своего развития, однако, мы не можем ответить с достаточной степенью определенности, от чего к чему происходит переход.
Может быть мы находимся на пороге возникновения новой городской формации?
Как бы мы не отвечали на этот вопрос, приходится признать, что на наших глазах разрушаются стандарты и эталоны городского образа жизни предшествующих десятилетий, происходит деградация гигантских урбанизированных регионов, меняются установки и ориентации городского жителя, а вместе с тем меняется характер ответа на вопрос, что значит быть горожанином.
В теоретических и организационных дискуссиях явно прослеживается ностальгия по тем временам, когда специалисты думали, что они понимают, что такое город.
В этой ситуации имеет смысл вернуться к обсуждению самой идеи “города”, того, что можно назвать Духом городской формы ЖД, того фундамента, на котором в большей или меньшей степени строились все предшествующие городские формации. Возникает задача ввести новую действительность и, в пределе, новую онтологическую картину жизни “города”, отличную от тех представлений, на основе которых можно производить нормализацию хозяйственной деятельности городов и “дизайнирование” систем городского управления.
Однако, не следует думать, что такого рода установка формируется нами впервые и никому до нас не приходила в голову задача реконструкции и оформления идеи “города”.
Именно поэтому нас будут в первую очередь интересовать те трудности, с которыми приходится сталкиваться при постановке онтологического вопроса и распределении содержания понятия “города”.
2. Если оставить в стороне наивные попытки выдать за сущность “города” морфологию застройки и материальную скорлупу прошлой ЖД и мыследеятельности (МД) и рассматривать те подходы, которые с различных сторон анализируют процессы деятельности и жизни людей, ассимилирующие эту морфологию, то первым исходным парадоксом следует считать тот факт, что исследователи и проектировщики, теоретики и организаторы, говоря о городе, сталкиваются при этом со всем универсумом человеческой ЖД и МД. Другими словами, город есть все. Все структуры жизни и деятельности людей, все социальные институты, все формы человеческой активности, все процессы, характерные для данной культурно-исторической и социально-экономической формации, выворачиваются в пространство “города” и находят там свою специфическую форму представительства. Даже в том случае, если мы пытаемся рассматривать городские формы организации ЖД, противопоставляя их другим формам организации, например, деревенским, то в онтологическом плане мы вынуждены признать наличие этих не-городских форм ЖД в самом городе в том или ином снятом сублимированном виде.
Однако, если город есть “все”, то как может быть поставлен онтологический вопрос?
Каковы возможные онтологические картины жизни города, если “город” суть локальная площадка, на которой развертывается весь универсум ЖД и МД? Как, в конечном счете, может быть конституирован “город” как объект понимания? Как возможна герменевтическая установка, предваряющая схематизацию в этой области?
Обозначенная ситуация отчетливо проявляется в тот момент, когда мы обращаемся к существующим формам представления “города” и “городского”, к распространенному строю понятий, обеспечивающему организационно-управленческую, исследовательскую и проектную работу с “городскими” процессами и инфрастуктурами.
Процессы жизни города и феномены роста городов и урбанизированных регионов осмысляются и описываются в различных средствах, с различных позиций и точек зрения. В этом нет ничего удивительного; удивительно то, что для каждой из названных позиций ее специфические средства замещают реальный мир и многообразие города. Город подменятся теми или иными профессиональными объектами, предметами знания и мышления, характерными для данной социокультурной позиции. Город представляется как все-что-угодно.
Конечно, философская рефлексия давно отметила эту специфику предметно-ориентированного сознания и мышления.
Однако, в данном случае мы имеем дело с чем-то большим, нежели с ошибкой формальной онтологизации содержаний профессионального знания. Если “город” есть все, то он представляться как все. В феноменальности городской ЖД И МД можно найти эмпирические характеристики и ситуации, соответствующие любым профессионально-предметным идеализациям. Ничто не препятствует формальной онтологизации и натурализации; не возникает ситуации парадокса и противоречия в отнесении различных знаний к объекту; заторможена проблематизация.
В этой ситуации отказ от наивной натуралистической установки, обреченной находить в хаосе городской ЖД все, что открывает теоретический разум, есть во многом вопрос воли, а не проблематизирующего мышления. Необходимо осуществить переориентацию и поставить вопрос иначе : не что есть “город”, а как мы мыслим и представляем его, как мы действуем, вторгаясь в его пределы в той или иной роли, как следует мыслить и понимать город.
Такого рода переориентация реально осуществляется уже сегодня на наших глазах, а истоки такого рода подхода к городу можно отчетливо увидеть во всем, что так или иначе связано с городской проблематикой. Действительно, город никогда не был и не мог быть объектом чистого созерцания или теоретического описания; город всегда был предметом практической деятельности людей, предметом градостроительства, организации и политики.
3. Однако и здесь все более и более осознается тот факт, что существующие методы руководства, организации и управления, существующие подходы к проектированию и строительству городов несоразмерны тому явлению, которое мы называем городом. В этом смысле сама постановка вопроса об управлении городом, сама претензия организационно-управленческой деятельности “схватить” и “ассимилировать” процессы и структуры городской ЖД ставится сегодня под сомнение.
Речь идет по сути дела об ограничении действенной установки, о критике существующих способов деятельности и практического преобразования окружающего нас мира. Можно сказать, что город всегда был предметом действия и преобразования, но эти формы деятельности чрезвычайно редко были городскими. Поэтому та переориентация, свидетелями которой мы являемся, связана не столько с переходом от созерцательной точки зрения к действиям, сколько с переходом от существующих форм деятельности к их
критике и ограничению.Это ограничение может быть достигнуто на пути осмысления идеи “города”, на пути построения понятия о “городе “. И при этом, как следует из всего вышесказанного, это понятие о “городе” должно быть построено так и таким образом, чтобы были очерчены допустимые способы практики и формы мышления и деятельности, признанные в качестве “городских”.
Создание понятия о городе есть в значительной мере выделение города в качестве особого и самостоятельного явления из всего универсума МД и ЖД. Можно даже утверждать, что только создав понятие о “городе”, мы можем начать реализовывать собственно городские формы организации ЖД в отличие от не-городских. Благодаря понятию о “городе” города начинают существовать, но это только первая форма существования - существование в понятии: на основе понятия еще необходимо создать новые идеалы социокультурного устройства городов, новые проекты и начать реализовывать эти проекты и идеалы в деятельности, тем самым создавая новую социальную и деятельностную реальность
.Осознание кризиса городских форм ЖД и МД вызывает к жизни широкое распространение философских дискуссий о природе города. В подавляющем большинстве случаев эти дискуссии не поднимаются до понятийной и онтологической работы; они апеллируют к той или иной предельной категории: “организма”, “системы”, “власти” и др. Сказав, что город это организм или система, такая философия считает вопрос о выборе конститутивной категории решенным. На деле, если не стремится к формированию новой метафизики городов, то в этих суждениях не сказано ничего более того, что “город” необходимо рассматривать системно или применять к анализу “городов” те понятия и представления, которые не противоречат организмическим интерпретациям. Однако, большая часть философско-категориальных поисков такого толка страдает профессионально-предметной ограниченностью: выбрав ту или иную категорию, размышляющие стремятся свести все проявления городского к формам мыслимости и границам, обусловленным этими категориями.
Следует предположить, что выделение понятия о “городе” требует гораздо более сложной работы по выделению различных форм мыслимости этого комплекса явлений и схематизации смысла всего поля различных категорий и определений, в ориентации на задание рамок для различных типов деятельности городских практик.
4. Обращаясь к анализу идеи “города”, необходимо использовать принципы исторического подхода: как всякое социокультурное явление, “город” меняет свое лицо и свою “природу” по мере исторической трансформации человеческой деятельности. Однако, не имея ответа на вопрос о сущности “городского”, мы всегда, обращаясь к материалу истории, должны остерегаться выдать до-городские и не-городские формы расселения и ЖД за формы существования города.
Исторический подход раскрывает себя в идее “развития
“.Точнее, принцип развития и стоящая за ним логика анализа органических объектов представляют собой наиболее изощренную форму реализации исторического подхода в науках о духе. Используя принцип развития при анализе идеи “города”, мы получаем по крайней мере две интерпретации. Один раз “город” должен быть рассмотрен как элемент и организованность более широкого общественного целого и процессов культурно-исторического развития МД; другой раз “город” должен быть проанализирован как самостоятельно развивающаяся системная целостность, а внутри нее должны быть выделены элементы и организованности, выступающие в качестве источников и механизмов развертывания самого “города”. Как в первом, так и во втором случае, “город” рассматривается как искусственно-естественное (И-Е) образование.
Рассматривая “город” как И-фактор развития универсума МД и конкретных социокультурных формаций МД и ЖД, необходимо более определенно охарактеризовать эту “искусственность”. Часто можно слышать, что город характеризуется через те или иные специфические и уникальные формы деятельности, которые концентрируются и упаковываются на одном участке территории. Однако, как следует из предыдущего изложения, существует большая опасность выдать те или иные конкретные исторические преходящие формы
МД и ЖД за сущностные характеристики “города” и “городского образа жизни”. Более продуктивным, на наш взгляд, представляется рассмотрение самой формы “концентрации “ и “интенсификации” как сущностной характеристики “города” вне зависимости от тех конкретных типов МД и ЖД, которые собирает данная формация городов. В этом случае можно было бы считать процессы концентрации и интенсификации той И-компоненты процессов развития, которая задает место и роль городов в историческом развертывании МД. Напротив, те типы МД и ЖД, которые собираются в “городе” в данной социокультурной формации, относились бы к плану Е и задавали бы материал ЖД и деятельности, а значит и материал процессов развития.Ясно, что концентрация и интенсификация МД и ЖД формирует специфическую плотность деятельности, специфическую для “городов” насыщенность ЖД и различными типами МД, плотность контактов и необходимое для развития разнообразие форм и содержания деятельности. Вместе с тем, необходимо подчеркнуть, что “город” не обладает равномерной
плотностью МД: концентрация и насыщенность деятельностью не исключает, а напротив, предполагает наличие в “городе” своего рода “свободных площадок и свободных зон”, на которых из элементов сконцентрированных форм деятельности может быть в принципе построено нечто новое, то-чего-еще-нет.Находясь во внешней по отношению к “городу” позиции, мы должны сказать, что город есть форма и средство интенсификации и концентрации МД и ЖД. Находясь во внутренней позиции, входя в само городское пространство, мы должны сказать, что город есть смеситель для разных форм и типов ЖД и МД, постоянно производящий новые виды деятельности и жизни. С точки зрения городского жителя, город есть мир возможностей, мир, обеспечивающий потенциальное участие в любом виде деятельности, существующем в данной формации. С точки зрения развития МД город есть свободная зона, на которой каждый горожанин может строить новый мир и новую форму организации ЖД, используя специфическую ”безопасность городского разнообразия”, своеобразный “меркантилизм
” города в отношении нововведений и открытий.Собирая полученную смысловую конфигурацию, можно сказать, что город есть форма выращивания и создания ресурса для развития на основе тех свободных площадок, где горожане получают возможность из элементов существующих типов МД и ЖД конструировать новые образы и образцы жизни и мышления. Для античного полиса таким ресурсом выступал гражданин, обладающий всей полнотой политических прав и возможностью реализовать свои права на агоре. Для средневекового города таким ресурсом выступали корпорации, выковавшие внутри себя и образы новой экономической организации, и образцы новой науки, пользуясь правовыми привилегиями университетов и свободой торгового предпринимательства.
5. Однако, было бы опрометчиво представлять “город” как инкубатор, содержащий лишь сеть благоприятных условий для развития и поиска новых форм деятельности. В городском пространстве соседствуют “старые”, утвердившие себя типы МД и ЖД и новые формы, лишь только набирающие силу и нащупывающие почву под ногами. Эти новые формы естественно сталкиваются со ставшими типами МД и друг с другом. Город есть вместе с тем поле конфликтов, пространство, в котором развертывается конкуренция проектов и программ; город есть театр существующих позиций и образов жизни, представляющий собой трагический театр истории. Ибо сталкиваясь друг с другом, одни формы МД и ЖД крепнут, а другие умирают, одни набирают силу, ассимилируя содержание конфликтных ситуаций и альтернативных проектов, а другие сходят с подмостков городской импровизации, а вместе с тем растворяются в общем процессе исторического развития МД как материал чужого становления. Таким образом, город есть специфическая форма развития, не имеющая специально выраженной проектной составляющей. Можно сказать. что город есть та форма организации взаимодействия между различными типами МД и ЖД, которая обеспечивает развитие в условиях, когда у нас нет артикулированных проектов будущего и программ его достижения, нет выверенных целей, но есть смутное переживание фундаментальных ценностей развития и есть доверие к самому процессу развития, в котором выживает и оформляется то, что соответствует нашим ценностям и гарантирует, на наш взгляд, их реализацию. В конечном счете, города приносят с собой политические заговоры, эксплуатацию, опирающуюся на институт частной собственности, массовые эпидемии, преступность. Однако, мы исходим из того, что роль городов в процессах развития все же больше нежели негативные эффекты, лежащие на поверхности.
Город позволяет обществу построить встречу со своим собственным будущим и ответить на вопрос, что из наличного социального багажа следует брать с собой. ”Прошлое” и “будущее” соседствуют в городском пространстве; они существуют не как абстрактные идеи о “том-что-принадлежит-прошлому” и о "том-что
-представляет-собой-будущее”, а как реальность человеческих форм самоопределения и образов жизни, как вся палитра переходных форм, задающих шаги ближайшего и далекого развития данной социокультурной формации. Срез городской жизни представляет нам реальность развития во всей ее противоречивости и конфликтности, в отличие от тех утопий и прожектов, которые вынашивают философы и теоретики общественного переустройства. Город живет, и в его жизни, как в капле воды, отражается “шаг” развития в его предельных точках. Однако, как обеспечить открытие элементов будущего в городской повседневности? Как превратится из суетливого жителя в горожанина: участника исторического театра развития? Как обеспечить со-существование занятых и свободных зон и площадок, прошлого и будущего в теле города? Условием сохранения Духа города является специфическая форма организации и управления городской ЖД, вбирающая в себя идею развития и идею выращивания ресурсов для будущего.Здесь нас опять подстерегает существенная проблема формирования понятийной действительности и способов мышления “города”. Точно так же как перед нами существовала опасность выдать конкретные типы МД, сконцентрированные в пространстве современного города без различия исторических формаций МД и городской организации, так и здесь мы можем выдать конкретные исторически переходящие формы организации, управления, политики и права за сущностные характеристики “города”. Важнее подчеркнуть, что со-существование старо-освоенных зон и свободных площадок, независимо от их конкретно-исторического характера и содержания заявленных там форм ЖД и МД, предполагает наличие политики. Идея города здесь присутствует дважды: один раз через то понятийное содержание, которое мы уже ввели, через идею развития, свободных зон, ресурса, концентрации и интенсификации ЖД; другой раз через саму идею управления, организации и политики.
6. Необходимо предположить, что постоянное усложнение и дифференциация форм организации и управления, обеспечивающие выращивание нового ресурса и существования городских форм ЖД, само собой представляют одну из сущностных характеристик города. Город есть не что иное, как неимоверно сложная и разветвленная организационно-управленческая система со многими конкурирующими фокусами управления. Чем более усложняются процессы развития, чем более конфликтным становится взаимодействие между “прошлым” и ”будущем, ”между старыми и новыми типами МД, чем больше плотность деятельности и чем разнообразие “города”, тем больше требования накладываются на процессы организации, управления и политики, тем сложнее становится сама эта деятельность. История городов может быть рассмотрена с точки зрения как истории освоения человечеством организационно-технических типов МД. Действительно, появление первых городов в рамках восточных деспотий связано с пространственным выделении и символическим закреплением функций руководства определенными социальными группами и принадлежащей ей территорией
Античные полисы, город Александра - его знаменитые Александрии, римские города и города диадохов представляют собой результат включения функций руководства и политики в более широкую и сложную рамку управления; здесь кристаллизуется сама идеология управления и стоящая за ней система функций Средневековые города демонстрируют нам отчетливо выраженную функцию правовой организации, вбирающую в себя другие названные организационно-технические функции и изменяющую конфигурацию. Вместе с тем, параллельно с появлением новых организационно-технических функций и новых дифференциаций увеличивается масса организационно-управленческой деятельности. Процессы организации, руководства, управления и политики пронизывают всю ткань городской жизни, проникают во все поры городского организма, пропитывают все процессы МД и ЖД в городе. Анализируя современный город, мы практически не можем отличить друг от друга деятельность организации и управления и сами городские процессы. Современный город есть не что иное, как единство руководства, организации, управления и политики. Однако, то же самое мы можем утверждать, ориентируясь на понятийную деятельность. Город, по понятию, есть единство организационно-технических процессов, обеспечивающее формирование и выращивание новых форм МД и ЖД, ресурса для развития. История становления городских организации есть история освоения организационно-технических типов МД. Городская культура есть не что иное, как культура освоения руководства, организации, управления и политики, позволяющая горожанину включаться в процессы МД и ЖД, самоопределяться и вырабатывать специфические способы самоорганизации и самоуправления и, в конечном счете, становиться источником развития МД.
Здесь следует подчеркнуть еще один момент. Мы уже сказали, что усложнение и дифференциация организационно-технических типов МД во многом инспирированы усложнением городских форм общежития, разнообразием типов МД и способов ЖД, представленных в городском пространстве. С этой точки зрения, процессы в городе постоянно “выскальзывают” из-под ”опеки” организационно-управленческого мышления и реальных практических форм организации; организационно-технические процессы городского управления и городской политики оказываются не адекватны и не соразмерны реальности городской ЖД и многообразию со-существующих форм. Однако, деятельность управления и организации постоянно стремится “просчитать” жизнь города, ассимилировать это многообразие за счет мышления и знания, направить городские процессы за счет специальных форм организации и развертывания городских инфраструктур, охватить “город” и сделать его управляемым.
Это борьба и конкуренция между управляемыми и управляющими системами приводит, с одной стороны, к появлению механизмов самоуправления и самоорганизации городских общностей и анклавов городского развития; с другой стороны - к появлению новых, более тонких и рафинированных технологий организации,
управления и политики. Сегодня уже мало кто помышляет о том, чтобы спроектировать город и построить план его развертывания: жизнь города требует методов, которые в общем виде могут быть названы методами адхократии. Вместе с тем, дифференциация и усложнения управляющих систем приводят к естественному возникновению дисфункций, рассогласований и “зазоров” между ними. С точки зрения решения конкретных задач руководства и организации, это осознается как разрыв в деятельности и требует изменения и совершенствования техник управления. С точки зрения развития города, это создает условия для появления все новых и новых свободных зон и свободных площадок для развертывания поисковых форм МД и ЖД, для возникновения неожиданных ростков неведомого будущего.Это означает, что если организационно-технические типы МД стремятся во время “овладеть” динамикой городской жизни, то свободное творчество индивидов и групп во все времена стремится “выкроить” свободное пространство, лежащее вне зоны влияния существующих организационных структур, и оба эти процесса в равной мере реализуют сущность “города”.
7. Таким образом мы получили ряд различных “определений” города и городских форм ЖД. Для того, чтобы переходить к формированию понятийной действительности и схематизировать объект понятия о “городе”, введенных представлений далеко не достаточно. Однако, принятие принципов философии развития является, на наш взгляд, непременным условием самоопределения любого городского специалиста (проектировщика, исследователя, организатора), а вместе с тем, условием самоопределения современного горожанина, даже в том случае, если он является жителем традиционных городских зон и носителем консервативной идеологии. Будут ли эти принципы конкретизированы в той системе представлений о городе, которую мы развернули на предыдущих страницах, или воплотятся в других концепциях города - это уже другой вопрос. Главное -что без принятия специфической рамки ”городского” образа жизни и понимания города, невозможна ни исследовательская, ни организационно-управленческая работа в этой сфере. А это понимание, как мы пытались показать, гораздо сложнее, чем распространенные сегодня подходы к проблеме “города”.
Стратегическое мышление и развитие профессионализма управленческой деятельности
О.С. Анисимов
Академия государственной службы при президенте РФ
доктор психологических наук
профессор
Вместе с завершением деструктивного этапа в целостности цикла реформенных преобразований больших систем начинается поиск нормативных рамок позитивного структурирования жизни систем. Аналогичные процессы протекают и в России. Неслучайно оживление “проектных” дискуссий. Все чаще ведется речь о наличии или отсутствии у России своей идеи, своего проекта, своего пути. В ходе избирательских компаний подобные устремления становятся наиболее “естественными”, а взаимная критика облегает накопление разнообразия и опознавание недостатков тех или иных версий.
Кроме того, все чаще встречается термин “стратегия”. Наряду с его применением в военной сфере, военно-политической области привычным выступают рассуждения о стратегии в экономике, культуре и т.п. Само по себе (идея, проект, стратегия, путь, план и т.д.) не создать проблем, пока не начинаются недоразумения по критерию ответственности. Если руководитель обвиняется в том , что он не только
“провалил” важное дело, но и его нормативную основу, если осознанно начинают относится к зависимости дела от его нормативной базы, то сама эта нормативная база, способ ее построения постепенно превращается в условие либо положительных, либо отрицательных событий в судьбе какой-либо системы деятельности. Роль норм как средств организации деятельностных процессов и придания ни требуемой определенности и не случайности стала общепризнанной во второй половине XX века. Предельным социокультурным типом осознавания роли норм выступило методологическая рефлексия и осознавание сущности норм и нормативной организации деятельности в рамках Московского методологического кружка (Г.П. Щедровицкий, О.И. Генисаретский, Н.Г. Алексеев, В.Я. Дубровский, В.М. Розин, Б.В. Сазонов, А.А. Тюков и др.).Наиболее популярными в методологии выступали термины “программа”, “проект”, как особые завершения нормативного конструирования пути больших систем деятельности через посредство проблематизации предшествующего опыта деятельности и прежде всего, управления деятельностью. (Г.П. Щедровицкий, Ю.В. Громыко и др.). В то же время нередко используется и термин “стратегия”. Однако при всей смысловой значимости акцента на стратегическую форму нормативных рамок в управлении системами деятельности
и рефлексивную изощренность переходов от смыслов к значениям, к понятным определенностям осуществлялся крайне медленно и безуспешно. Неслучайно, что в современной теории и практике стратегического управления экономическими системами, формами и т.п. уровень утонченности, дифференцированности различений остается на весь прагматизм самой управленческой деятельности и рефлексии ее (например, И. Ансофф, А. Халачми и др.).В то же время огромное наследие в понимании специфики стратегической формы управления, стратегической нормативности оставила военная мысль. Достаточно реконструировать структуру мысли К. Клаузевица, А. Свечина, многих других, включая древних мыслителей типа Сунь-Цзы, У-Цзы, Огю-Сорай, Хэ-Янь-си и т.п. Мы осуществили реконструкцию и анализ ряда
подобных военных мыслителей с применением современного аппарата методологии в нами оформленной версии (“Основы методологии”, 1994 т. 1 и 2). Тем более, что два десятилетия игропрактики, основанной на корпусе средств и методологического моделирования управленческих действий (1997 г.) позволили накопить уникальный материал гибкого структурирования нормативных рамок, включая стратегические управления ходом игры.В данной статье мы приведем список наиболее значимых атрибутивных характеристик стратегического мышления в контексте стратегического управления как профессиональных требований к управленцу, реализующему стратегическую ориентацию в управлении.
Сначала кратко остановимся на сущности стратегии в рамках методологического подхода.
“Стратегия” - тип нормы
. Следовательно она обнаруживаемая и порождаемая в нормативном блоке рефлексии. Рефлексия, предназначенная для коррекции нормы в условиях реального или возможного затруднения в действии, предполагает реализацию трех базовых функций – “познавательной” (реконструкция картины ситуации в деятельности), “критической” (выявление причин затруднений, их генезиса и действия на базовый процесс), “нормативный”. В стихии рефлексирования чаще всего представления отражающего, прогнозирующего и нормативного характера носят конкретный и смысловой характер. Поэтому они ситуационные, индивидуальны и стихийны. Переход к сущности насыщенности означает введение специальных заместителей, обобщенных, внеиндивидуальных, внеситуационных (значения, понятия) как критериальных средств организации первичных процессов. Мы выделяем два типа, критериев – интеллектуальных (см. выше) и духовных (идеи, ценности), опирающихся на “мироотношение”. Для простоты подчеркнем первый тип критериев, наиболее очевидный в управленческом мышлении.Стратегия – это абстрактная норма деятельности. Следовательно, она появляется при построении абстрактных заместителей первоначальных (“конкретных”) норм деятельности. Тем самым “либо стратегии строятся в ходе обобщения, либо они появляются в ходе применения критериальных средств в функции абстрактных заместителей. И абстрагирование, и применение абстракций как средств создания заместителей к – норм необходимо как профессиональные требования к мышлению в ходе создания А – норм. Как правило, язык, включая профессиональный, является поставщиком критериальной базы в принятии решений. Рефлексивная база всей управленческой деятельности и мышления неотделима от языкового обеспечения. В то же время специфическим, профессиональным языком управленца является “язык теории деятельности”. Владение этим языком в управленческом мышлении, в нормативном мышлении предстает как необходимая предпосылка появления стратегии или А – норм.
Стратегия – это абстрактное по содержанию, но обращенное к процессам достижения цели, к использованию средств, оперированию материалом, к взаимодействию, к мышлению, общению, сплочению и т.п. участников деятельности предписывание. Поэтому она реализуется лишь через посредство конкретизации абстракции. Иначе говоря, стратегия непосредственно не применяется как норма. Она является средством организации конкретного нормирования. В то же время это такое средство, которое является источником содержательности конкретных норм.
Указанное обстоятельство и приводит к общекультурной требовательности к стратегическому мышлению и стратегическому управлению. В культуре мышления раскрыт способ позволяющий “сохранять и уплотнять” первичное содержание абстракции в ходе конкретизации (наиболее подробно обсуждено Гегелем, а затем в содержательно-генетической логике “в рамках ММК”). Только благодаря подобному способу “диалектической дедукции” можно говорить, что К – норма является конкретизированной версией А – нормы, так же как А – описание сохраняется в К – описании при соблюдении подобных требований логического типа. Если применительно к функции описания (научной, сущностной трактовки фактов) реализация логики конкретизации более известно (Гегель, Маркс), то в нормативном мышлении она почти неизвестна. В то же время именно в стратегическом мышлении подобная “мыслетехника” является важнейшим условием построения и применения А – норм.
Вторая половина XX века характерна быстрым развитием методической деятельности во всех сферах, особенно в сфере образования. Методы и методики различаются именно этим переходом от А – норм к К (А) – нормам, в отличие от внешнего, ориентировочного пользования методов в построение К – норм (частных задач). В этом случае А – норма не сохраняется и “часть” ее содержания, опознаваемая в К – норме становится непредсказуемой, ситуативной, индивидуальной
. Отличие К – норм и К (А) – норм наиболее характерно в игромоделировании. Лишь те режиссеры “деловых”, “инновационных” и “организационно - деятельностных” игр, кто владеет указанной мыслетехникой, может строить К (А) – нормы или конкретные задачи на основе абстрактных задач.Поскольку управленческая деятельность предполагает и разработку норм, и обеспечение их реализации, то сама необходимость конкретизации А – норм вытекает из иерархичности организационных структур в управлении. Вышестоящий управленец строит не только нормы для всех уровней, что вытесняет управленческие иерархии, но прежде всего строит нормы для нижестоящих управленцев. Если нижестоящие управленцы по этим нормам должны осуществить действия, то они являются К – нормами. Если же нормы предназначены для трансляции содержательности и предписанности к исполнителям, то нижестоящие управленцы реализуют функцию конкретизаторов норм вышестоящих управленцев и доведение до уровня К – задач.
Стратегия – это такая А – норма, конкретизация которой нижестоящим управленцем приводит к появлению К (А) – задач, предназначенных для исполнителей. Следовательно, стратегия выделяется в иерархических структурах управления и становится средством нормирования в иерархических структурах, сохраняемости А – норм во множестве К (А) – задач и условием совместной ответственности за соответствие действий всей иерархии и оргструктур содержанию А – норм.
Содержанием любой нормы выступает деятельность, достижение цели, обязательного результата преобразования. Поэтому и в А – норме фиксируется обязательный результат, но лишь как А – цель. Поэтому если в ходе конкретизации и реализации К (А) – норм получается К – результат, то он должен оцениваться не только на соответствие К (А) – нормы, содержание К (А) – задачи, но и на соответствие А –норме. В этом состоит эффект реализации стратегии. Так как сам механизм мышления в ходе конкретизации опирается на многочисленные возможные и допустимые варианты конкретизации А – норм во множество К (А) – норм, то нижестоящий управленец обладает рамками мыслительной свободы в нормирующем мышлении. Ему лишь необходимо доказать сохранность в некой К (А) – норме содержательность А – нормы.
Тем самым, в стратегическом управлении вышестоящий управленец любые сведения из нижестоящих уровней проверяет на соответствие с им выработанными А – нормами Вся свобода нижестоящих управленцев определена рамками стратегии. Если подтверждение не достигается, то стратегический управленец либо корректирует ход реализации стратегии через корректирование конкретизации А - нормы либо приходит к выводу о коррекции самой А – нормы. Стратегическое перенормирование через посредство фазы проблематизации стратегии является ответственным событием потому, что меняется значимость не отдельных, а всех фрагментов объема совместной деятельности.
Именно мыслительный произвол в этих процедурах К – норм и проблематизации А – норм является основным поставщиком иллюзорного пафоса критики тех или иных реформ в России.
Поскольку стратег строит и перестраивает А – нормы с направленностью на реализацию этих норм, то условием возможности реализации выступает и “объективно-онтологическое” контролирование хода конструирования А – норм. Стратег должен как бы видеть ход достижения цели. Поэтому в логике деятельности он соблюдает принцип непрерывности причино-следственных, каузальных целей. В таком мышлении сочетается процессуальность и структурность. Процессуальность связана с переходами из одного состояния в другое и переходом от внешнего проявления объектов к внутреннему реагированию на внешнее. Структурность связана с механизмичностью, устроенностью объекта, которые и предопределяют характер реагирования на внешнее. Объектная каузальность специфична в мире деятельности и сама она предстает как разнородная целостность, особая социо-техническая и социо-культурная целостность (см. историю ММК и методологических парадигм).
Стратегия – это абстрактно выраженная деятельностная объективность, предполагающая процессуально-структурное прохождение пути от исходящего состояния преобразуемого до конечного, продуктного состояния. Социо-технический переход обеспечивается всеми типами сервисов, в который входят средства, деятели, фрагменты средств, естественной и социо-культурной, сервисно организационной коммуникации, общение “иной” деятельности и т.п. Следуя каузально - объектной логике стратег “видит” как появляется результат и, после фиксации его в пределах нормы, установления соответствия с ранее фиксированным “заказом” он берет ответственность за будущую реализацию нормы. Вне каузально - объектной проверки на достигаемость цели нельзя приступать к прохождению пути А –нормы в ее реализации, к последующему процессу конкретизации нормы и т.д.
Сочетание абстрактности стратегических норм, деятельностной объектности их содержания, принадлежности к управленческой позиции в самой целостности деятельности приводит к тому, что построение стратегии является созданием “формы” той деятельности, которая ведет к желаемому, с внешней точки зрения заказчика, и возможному, с внутренней точки зрения, с точки зрения, с точки зрения возможностей механизма и ресурсов, результату. Эта реформа еще не учитывает непосредственно всю устроенность механизма, но ее предполагает. Поэтому учет механизма, а затем ресурсов ведет к конкретизации и ситуационной чувствительности в формо-конструировании. Стратегия является первой и генерирующей остальные реакции “внутреннего” (механизма деятельности в его управленческой представленности, в управленческом мышлении) на “внешнее” (заказ). Если ответственный за весь механизм управленец берет на себя ответственность и не игнорирует внешнее пожелание, требование, то его исходной проектной реакцией и выступает стратегия.
В отличие от “тактики”, в которой часть или целое механизма реагирует на ситуацию в пределах рамок стратегии, в стратегии совмещается реагирование на заказ всей целостного механизма с показом реалистичности позитивного реагирования в пределах фиксированных ресурсов. Готовность к реагированию на ситуации определяется анализом внешней среды в сопоставлении с потенциалом механизма и ресурсов.
Внутренний ответ на внешний призыв, выраженный в стратегической форме по себе может быть типологизирован. Наиболее опасный вариант реагирования включает подавляющую подчиненность внешнему заказу или требованию (политическому для экономической системы, военной структуры, образовательной системы, культурной иерархии и т.п.). В этом типе стратегии – реагировании “для-иного”) – не принимается во внимание потребность самосохранения целостности, для которой строится стратегия. Альтернативой выступает реагирование с полным игнорированием содержания внешнего призыва. В этом типе стратегии – реагирование “в-себе” - главной заботой стратега является в производстве целостности с механизмической точки зрения. Промежуточным вариантом выступает реагирование с сохранением допустимой, с точки зрения сохранения целостности, части внешнего заказа – стратегия типа “в-себе и для-себя”. Особым типом стратегии выступает реагирование с направленностью развития целостности “для-в-себя”. Внешний призыв становится поведением для использования ресурсов и среды в целях “переструктурирования механизма” с его совершенствованием.
Естественно, что ценности указанных четырех типов в реальности комбинируются и являются лишь абстрактной парадигмой ценностей для абстрактной типологизации стратегий. Каждая стратегия определяет тип требований для каждого компонента механизма. Это означает, что появляются типовые “внешние” требования к бытию частей как целостностей, вызывающие типовые реагирования. Эти реагирования зависят от особенностей частей. Поэтому стратег, не учитывающий специфику типа “части” может порождать неопределенные ожидания и требования к этой части.
Тип стратегии вырабатывается в стратегической рефлексии. В рефлексии, проводимой стратегическим управленцем, если она уже оснащена двумя типовыми критериальными базами (интеллектуальной и духовной парадигмой критериев), совмещаются ситуационный, концептуальный, ценностный, проблемный, прогностический и проектный слои анализа. Ситуационная реконструкция внешних и внутренних явлений, ведущая к фиксации или внутреннего заказа, сменяется ценностным самоопределением (в деятельностных и внедеятельностных сферах), а затем построением концепции бытия механизма (целостности выбранной ценности). На основе концепции, в построении которой привлекаются парадигмы языков теории деятельности и иных языков, осуществляется проблематизация прежнего бытия, прежней актуализации потенциала механизма деятельности и переход к проектированию будущего бытия. Опора на концепцию и парадигму языка термин деятельности и дает А – проектный результат или стратегию. Ситуационная чувствительность не устраняется в оперировании абстрактными средствами, а замещается и учитывается как основа возможного переопределения стратегии
.В современных механизмах деятельности легко различаемы самые различные деятельностные кооперации, совмещающие различные типы деятельности как “атомы в механизмах”. Если различать исполнительскую и управленческую деятельность, то при наиболее детальном анализе общие свойства этих абстрактных типов варьируются и конкретизируются в самых различных сферах – социальной, экономической, образовательной, научной, культурной, духовно-религиозной и т.п. В свою основу экономической сферы составляет производство, рынок, финансы. При этом если производство опирается на преобразование материальных сфер, а вторично и иных, подчинено технологическим критериям бытия и организации, то финансы, обслуживая бесперебойность обменных процедур на рынках, акцентируют внимание на универсальности средств запуска любого производства и его обеспечивающих структур через посредство различных типов снабжения технологических систем. И лишь по линии социокультурного характера они вовлекаются в обеспечение всех типов жизни общества.
В свою очередь управление, сама управленческая деятельность прилагается к различным деятельностным структурам, конкретизируя свою абстрактную основу к специфике тех сфер, в которых создаются деятельностные структуры. Поэтому конкретизированное содержание управленческой деятельности становится все более отличающемся друг от друга (управления объектами, людьми, группами, коммуникацией, общением, деятельностью, предприятием, фирмой, рынками, банком, армией, образовательным учреждением, научным институтом и т.п.). Особенно явны отличия управления предприятием
, отраслью, фирмой, экономикой, регионом, страной.Во всех этих случаях сохраняется абстрактная основа управления – создание и перестройка кооперативных структур деятельности в рамках заказа (самозаказа) и возможностей имеющихся ресурсов. Поэтому построение А - проектов и К (А) – проектов деятельности предполагает культуру проектирования деятельностных коопераций. Стратегия – это А – нормативно-процессуальная схема в рамках деятельности коопераций как деятельностной целостности.
Вышеприведенное позволяет ввести нам предварительный (открытый) список профессиональных требований к стратегическому мышлению. В качестве “единицы” (целостности), в которой может строится стратегия, могут выступать и предприятия, и отрасль, и регион, и страна и т.п. Везде должен быть управленец, ответственный за бытие единицы и создающий А – нормы, А – проекты этого бытия в фиксированных условиях.
ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ ТРЕБОВАНИЯ К СТРАТЕГИЧЕСКОМУ МЫШЛЕНИЮ
|
Требования к мышлению |
1. |
Реагирование на внешние условия и их выраженность в требованиях системе |
2. |
Учет структуры системы ("организации") |
3. |
Учет потребностей системы |
4. |
Учет потенциала системы |
5. |
Учет актуальных целей системы |
6. |
Учет возможных целей системы |
7. |
Учет актуальных планов системы |
8. |
Учет соотнесенности прошлого, будущего и настоящего системы |
9. |
Учет динамики внешних условий |
10. |
Учет специфических факторов внешних условий, значимых для системы |
11. |
Создание плана поведения системы |
12. |
Создание "правил" реагирования системы на меняющиеся условия |
13. |
Создание "привил" реагирования нижестоящих руководителей на стратегические предписания |
14. |
Рассмотрение стратегии как абстрактного проекта деятельности звеньев системы и системы в целом |
15. |
Рассмотрение стратегии как средства принятия "конкретных" решений |
16. |
Рассмотрение стратегии как обеспечивающей системное мышление |
17. |
Рассмотрение стратегии как реакции на качественные изменения внешних требований |
18. |
Рассмотрение стратегии как побуждающей к поиску новых перспектив развития системы |
19. |
Рассмотрение стратегии как сохраняющей широкие возможности в самостоятельности нижестоящим управленцам |
20. |
Рассмотрение стратегии как способствующей унификации процессов принятия решений |
21. |
Рассмотрение стратегии как снижающей уровень неопределенности в содержании частных решений |
22. |
Рассмотрение стратегии как основы выработки приоритетов принятии частых решений |
23. |
Рассмотрение стратегии как предполагающей контроль за ее реализуемостью |
24. |
Связь стратегии прежде всего с ресурсным анализом на стадии создания и подготовки к реализации |
25. |
Связь стратегии с вовлечением наиболее "сильных" сторон системы |
26. |
Связь стратегии с возможностью переопределения важнейших параметров системы |
27. |
Рассмотрение стратегии как средства оценки частных проектов деятельности |
28. |
Рассмотрение стратегии как оформления требований ведущей системы ценностей |
29. |
Рассмотрение стратегии как основы для создания опорных "точек" реализации |
30. |
Предполагание владения общей культурой мышления |
31. |
Предполагание владения культурой понятийного мышления |
32. |
Опора на мировоззрение как средство стратегического проектирования |
33. |
Стремление к полноте фиксации и учета меняющейся информации |
34. |
Стремление к структурированию содержания информационных потоков |
35. |
Максимальная гибкость мышления |
36. |
Стремление к максимальной "основательности" в мышлении |
37. |
Максимальная “тонкость” мышления |
38. |
Максимальная проницательность в мышлении |
39. |
Способность к прогнозу хода событий |
40. |
Использование принципа "причина - следствие" |
41. |
Использование принципа "объектной каузальности" |
42. |
Владение теорией деятельности |
43. |
Владение системо-деятельностным проектированием |
44. |
Владение системо-деятельностной реконструкцией хода событий |
45. |
Владение системо-деятельностной проблематизацией |
46. |
Умение выбирать "лучшее" решение |
47. |
Способность "не обманываться" на материале меняющейся информации |
48. |
Умение находить выход из "тупиков" |
49. |
Умение соединять положительные и негативные явления в единую картину |
50. |
Умение превращать "негативное" в то, что может быть полезным |
51. |
Умение различать положительное и отрицательное в явлении |
52. |
Осторожность в оценке хода деятельности |
53. |
Отчетливость мышления и ясность содержания для партнеров |
54. |
Умение выявлять "скрытое" в явлении |
55. |
Стремление к глубине и истинности в мышлении |
56. |
Умение мыслить в схемах и схематических изображениях |
57. |
Умение выявлять роль отдельных факторов в явлениях |
58. |
Стремиться к регуляции "объема" и напряжения хода событий в целом |
59. |
Стремление к "полному" познанию себя |
60. |
Стремление к полному познанию партнеров |
Среди множества требований к “стратегу” и его мышлению, а также к его действию, самоопределению, воле и т.д. можно выявить те, которые наиболее слабо учитывается в анализе стратегического управления и реального этапа стратегов.
Прежде всего, это требование к культуре мышления вообще и рефлексивного мышления, в особенности. Стратег должен оперировать как “конкретными”, стихийными, ситуационно-имитационными представлениями, так и абстрактными, конструктивными, заместительными представлениями. Следовательно необходимо уметь применять самые различные знаково-символические средства, с помощью которых (абстрактные схемы и т.п.) выражается фиксируемое и оперативно-манипулируемое содержание. Сами процедуры оперирования регламентируются различными рефлексивными функциями и соответствующими логическими формами. Можно сказать, что стратег-профессионал, в отличие от дилетанта, доже если он талантлив, должен демонстративно, осознанно, рефлексивно-самоорганизованно, доступно для внешнего контроля и критики, с системой обоснования показать как абстрактные логико-семиотические средства превращаются в содержание А – проектов, как происходит конкретизация А – содержаний, какова зависимость между конструктивностью текстов предписаний и содержательностью объективно-деятельностных сюжетов, выраженных в этих текстах. Стратег должен показать соотнесенность суммы ситуационных фиксаций с абстрактными задачами и проблемами, переходимость А – задач и проблем в К (А) – задачи и проблемы и т.п.
Но именно мыслительная культура является всего лишь мечтой в реальности управления, тем более – в стратегическом управлении. Сама подготовка управленцев стоит в стороне от накопленного “лабораторного” опыта моделирования различных сторон указанного мышления (см. О.С
. Анисимов 1989, 1996, 1997, 1998, 1999).Второе направление требований состоит в применении мышления к построению системно-деятельностных, кооперативных структур, в использовании языка теории деятельности. И критика, и проектирование этих коопераций на основе Д – языка отсутствуют в подготовке управленцев, включая и стратегов. В то же время именно в России становление и развитие языка деятельностного типа стало одним из наиболее важным достижением методологии (ММК) в 1960-1996 годы. Показана, что ситемно-генетическая проектная культура является общей предпосылкой профессионализма управленческого мышления, контролирующей хаос и бездоказательность проектов А – типа, неразбериху в проектно-деятельных отношениях в деятельностных иерархиях. Неслучайно, что и в лучших концепциях стратегического управления за рубежом сохраняется эмпиризм и синкретизм проектно-деятельностной практики, частично компенсируемый гигантским опытом и наличием прагматических стереотипов в управлении (например, Н. Ансофф, А. Халачми и др.)
.Особые линии требований к стратегам связаны с их функцией кооперирования не только деятельностей, но и участников управленческой иерархии. Для того, чтобы стратегия была подхвачена, адекватно применена в практической реализации, а также разработка совместно, необходима культура формирования, использования, совершенствования “групп” соотнесенных с устройством деятельной кооперации управленческой иерархии. В этой культуре совмещается соответствующие мыслетехника, психотехника, группотехника в процессах общения, коммуникации, постановки и решении задач и проблем. Моделью победного культурно-оздоровительного ведения управленческих групп (команд) выступает формирование и совершенствование игротехнических команд в практике развивающих игр (см. О.С. Анисимов 198
9, 1996, 1997, 1998, 1999).В завершении еще раз подчеркнем, что опыт методологизации управленческой деятельности управленческой деятельности и управленческого образования создал предпосылки внесения в управленческую деятельность и в деятельность стратегов требуемого профессионализма. Поскольку наступила пора когда и профессионализации стратегической практики, и создания стратегического образования, и создания стратегической экспертизы, то для России, гигантской державы, вместителя неограниченных материальных, интеллектуальных, духовных ресурсов, родины профессионализированной методологии, налаживание стратегической формы управления выступает необходимым условием эффективного использования всех типов ресурса на благо преодоления деструктивности и творческого взлета нации.
Литература:
Анисимов О.С. Основы методологического мышления. М., 1989
Анисимов О.С. Основы методологии. М., 1994 т. 1 и 2
Анисимов О.С. Методология: сущность, функция, становление. М., 1996
Анисимов О.С. Акмеология мышления. М., 1997
Анисимов О.С. Акмеология и методология: проблемы психотехники и мыслетехники. М., 1998
Анисимов О.С. Стратегия и стратегическое мышление. М., 1999
Анисимов О.С., Деркач А.А. Основы общей и управленческой акмеологии. М., 1995
Ансофф Н. Стратегическое управление. М., 1989
Баранов П.В., Сазонов Б.В. Игровая форма развития коммуникации, мышления, деятельности. М., 1989
Вопросы стратегии и стратегического искусства в советских военных трудах. М., 1965
Клаузевиц К. О войне. М., 1994
Свечин А. Постижение военного искусства. М., 1999
Халачми А. Стратегическое управление и производительность // Эффективность государственного управления. М., 1998
Щедровицкий Г.П. Избранные труды. М., 1995
Щедровицкий Г.П. Философия. Наука. Методология. М., 1997
Щедровицкий Г.П. Программирование научных исследований и разработок. М., 1999
Схема организационно-методологического описания деятельности
О.И. Генисаретский
эксперт Совета по местному самоуправлению в Российской Федерации
заместитель директора Института Человека РАН
вице-президент Международного фонда “Культура и будущее России”
доктор искусствоведения
В целях организационно-методологического описания всякая деятельность может быть представлена тройкой характеристических функций
A=(P,R,O), где A - представляемая деятельность, P - ее основная продуктивная функция, отличающая данную деятельность от всех остальных, R - ее репродуктивная функция, определяющая способ воспроизводства этой деятельности, и, наконец, О - ее организационная функция, характеризующая формы практической реализации A.Для того, чтобы осуществить организационно-методологическое исследование какой-либо деятельности или построить проект ее методологической организации, необходимо, во-первых, выявить продуктивную, репродуктивную и организационную функции этой деятельности, во-вторых, указать те их взаимоотношения, которыми они объединяются в целостную функциональную структуру, и, в-третьих, очертить область системной реализации этой функциональной структуры.
Функции
P и R образуют ядро функциональной структуры деятельности, характеризующие ее качественное разнообразие, начиная от ее собственного содержания (тематизма деятельности) и кончая присущим ей способом системообразования (системообразующими отношениями). Столь жесткое различение продуктивной и репродуктивной функций, разумеется, не означает, что воспроизводство деятельности не может стать - при некоторых условиях - продуктивной целью деятельности или что продуктирование ее специфического продукта не участвует в ее воспроизводстве. Между составляющими функционального ядра возможны как эти, так и иные типы функциональных отношений.Организационная функция
O характеризует способ практического осуществления деятельности, то есть те ее формы, благодаря которым она осуществляется в работе и поведении человека или в процессах функционирования технических устройств. Для каждой деятельности организационная функция указует область выполнимости и условия выполнения ее для любого из элементов этой области. Системы, выполняющие деятельность, называются нами действующими системами. Заметим, что принятое в системотехнике различение ручного, полуавтоматического и автоматического функционирования системы осмыслено именно в связи с понятием выполнимости деятельности: деятельность, заданная одной и той же системой функций, в зависимости от способа их распределения между человеком и технической системой может выполняться различными носителями. Из сказанного вытекает очевидное требование так строить методическое обеспечение деятельности, чтобы оно было ориентировано на структуру и содержание самой деятельности, а не того или иного ее носителя. Различие же носителей учитывается в стратегии организационного исполнения деятельности. Иначе говоря, необходимо различать методологическое и организационное обеспечение деятельности.Между функциональным ядром (
P,R) и организационной функцией O имеет место отношение организационного моделирования. Суть его состоит в том, что функция O является моделью функционального ядра (P,R), которая, с одной стороны, отображает возможные состояния ядра (модель-образ), а с другой является средством их упорядочения (модель-образец, т.е. проект).Одной из реализаций функционального отношения моделирования является способность рефлексии. Рефлексия есть источник логической и семиотической организации деятельности. Социологический смысл понятия “организационное моделирование” рассмотрен нами в работе “Методологическая организация системной деятельности”, В добавление к тому, что можно почерпнуть из этой работы, заметим, что способность рефлексии рассматривается нами как собственная функция деятельности, как неотъемлемое ее качество, обеспечивающее, среди прочего, содержательность и осмысленность деятельности. Напротив, если мы исключаем способность рефлексии (и обеспечивающие ее применение мыслительные средства) из анализа деятельности, мы напрочь утрачиваем всю деятельностную специфику рассмотрения и не можем уже иметь ввиду смысл и содержание деятельности, не можем учитывать их или управлять ими; и нам остается только одна возможность анализа, а именно, рассматривать деятельность как псевдоестественный или псевдотехнический объект, уподобляя ее объектам мертвой природы.
Очевидно, что функциональное ядро
(P,R) может иметь много различных морфологических реализаций - в зависимости от того, что за элементы или подсистемы могут оказаться носителями функций P и R. Когда указаны возможные носители для P и R, то тем самым задана область морфологической реализации M(P,R) функционального ядра и может быть определена функционально-морфологическая структура A(mP,mR) деятельности A. Структура A(mP,mR) отличается от области морфологической реализации M(P,R) тем, что, с одной стороны, на одной и той же области может быть определено много разных структур, а с другой, одни и те же элементы указанной области могут быть различно структурированы.Для организационно-методологического описания деятельности
A особую важность имеет то обстоятельство, что именно функционально- морфологическая структура A(mP,mR) является оригиналом модели O, рефлексивно представляемым благодаря отношению организационного моделирования. Сообразно понятию системной деятельности, способность рефлексии подразделяется на рефлексивное представление и рефлексивное понимание, причем представление усваивает системную деятельность как отстраненную, внешне единую систему, а понимание - как отождествленную, внутренне целостную систему. Так вот, именно функционально-морфологическая структура A(mP,mR) и является предметом такого отстраненного, овнешняющего представления, причем его непременным условием является морфологическая реализация. Иначе говоря, рефлексивно представить себе некоторую функциональную структуру можно лишь после ее морфологической реализации.Напротив, рефлексивное понимание функциональных структур не только не предполагает морфологической реализации, но и запрещает ее. Операционально понимание обеспечивается непосредственно за счет какой-то типологии
T(P,R) составляющих функционального ядра. Один из вариантов такой типологии T(P,R)=(PР+PR+RP+RR), где различаются следующие состояния софункционирования функций P и R: субъект деятельности PP, являющийся открытым источником продуктивных функций деятельности; способность к деятельности PR как состояние непрерывной готовности к продуцированию ее специфического продукта; традиция деятельности RP, включающая в себя знание об опыте осуществления данной деятельности в различных ситуациях ее применения, то есть, различные прецеденты деятельности; и, наконец, культура деятельности RR, несущая в себе ее модели-образцы, в которых идеализировано ее содержание и аккумулирован ее смысл. Эти четыре типа очерчивают то смысловое поле функционального ядра деятельности, которое является областью истолкования модели.Таким образом, у модели
O различаются область представления, каковым является множество возможных функционально-морфологических структур A(mP,mP), область истолкования, заданная множеством возможных типологий T(P,R), и область существования, совпадающая со множеством функционально-морфологических структур A(mO).В целях упрощения организационно-методологического описания деятельности мы примем вполне обычную в теории моделей абстракцию осмысленного представления
:1) допускаем, что процесс моделирования можно разбить на два последовательных этапа - этап понимания
(P,R) посредством T(P,R) и этап представления (P,R) посредством A(mP,mP);2) истолкование однажды уже проведено и может как бы быть вынесено за скобки процедуры представления, то есть, представление от понимания не зависит ( при выбранном истолковании);
3) и тогда семантические состояния модели
A(mO) могут быть отождествлены с множеством состояний структуры A(mP,mP).В целях организационно-методологического описания деятельности область морфологической реализации ее функционального ядра
(P,R) может быть расчленена на три участка, каждый из которых мы характеризуем по тому, что является носителем ядерных функций P и R. В исследованиях по методологической организации выделены:– практическая, прототипно-методическая реализация продуктивной и репродуктивной функций, когда морфологическим носителем деятельности является ее прототип
;– предметная реализация, когда носителем их является специфическая предметная форма деятельности (знание для исследования, проект – для проектирования, план – для планирования, услуга – для обслуживания и т.д.);
– установочная реализация, когда носителем ядерных функций считается установка сознания, свойственная данной деятельности, например, познавательная установка, проектная установка, коммуникативная установка и т.д.
Практическая, прототипно-методическая организация деятельности проектирования
Под практической реализацией в нашем контексте подразумевается неявное, иррефлексивное осуществление деятельности, при котором обращение функций производства и воспроизводства скрыто за простым усвоением и применением прототипов деятельности. Строго говоря, и усмотреть эти функции за прототипированной деятельностью можно лишь в обратной перспективе, то есть, с точки зрения более развитого ее состояния. Если же в отношении некоторой деятельности такого состояния еще нет, она и не может быть типизирована как научно-техническая или социокультурная деятельность, и включается в нерасчлененный аморфий деятельностей, именуемый обычно словом “практика”. Если, напротив, наряду с прототипным состоянием деятельности есть и более развитые ее состояния (предметные или установочные), то и тогда оно не устраняется окончательно, но, перестав быть единственным способом морфологической реализации, оно все же функционирует как оестествленное тело деятельности, осуществляя естественные по форме отправления ее продуктивных и репродуктивных функций. Софункционирование с другими деятельностями в прототипном ее состоянии осуществляется не прямо, а через общее им совокупное тело деятельности, упорядочено оно, как правило, внедеятельным образом - на основании институционально-традиционной структуры данной деятельности, отражающей требования социальной структуры данного общества. Таким образом, практика - это своеобразная среда всех предметных деятельностей, но упорядочена она не на основании смысла и содержания этих деятельностей, а внешним для деятельности, социальным способом.
Возможности и смысл практической реализации деятельности, ее источники и пределы в каждый момент ее развития составляют предмет методической работы. Мы не разделяем мнения, согласно которому прототипная практика является недоразвитым, архаическим состоянием деятельности. Скорее ее следует считать особой архетипической формой деятельности, трудовым подсознательным, постоянно помня при этом об изначальной многозначности всякой архетипики, помня о ее равновозможных положительных и отрицательных разворотах. Более того, поскольку естественное тело деятельности не является раз и навсегда заданным, оно может наполняться совершенно различным содержанием, на перемену которого можно влиять посредством методической работы и методического искусства.
Что же касается ядерных функций продуцирования и репродуцирования, то они обращаются в прототипном состоянии неявно и не даны рефлексивно сознанию, сопряженному с этой деятельностью. В терминах функционализма это обстоятельство означает, что:
1) характеристические функции не вычленены из естественного тела деятельности;
2) они не расчленены друг относительно друга и не образует структуры;
функции, входящие в ядро, не противопоставлены организационной функции, что равнозначно отсутствию организационного моделирования деятельности.
Все эти отсутствующие расчленения покрываются действительностью усвоения и применения прототипов.
Для предметной реализации деятельности характерно как раз обратное: она предполагает расчлененность функциональной структуры деятельности и, в частности, противопоставления ядра (P,R) и оргфункции O. Что нового в реализацию деятельности вносит ее организационное моделирование и связанные с этим рефлексии? Отношение (P,R,O) является основным системообразующим отношением деятельности и благодаря ему:
а) конструируется система деятельности A;
б) существует своего рода граница между внутренней и внешней частями системы;
в) соответственно продуктивная и репродуктивная функции дифференцируются на внешнюю и внутреннюю:
г) система противопоставлена среде, которую, как и функции можно подразделить на внешнюю и внутреннюю.
Отсюда, среди прочего, ясно, что участок предметной реализации деятельности не является простым, но, напротив, имеет сложное строение, ибо ядро ее стало более дифференцированным. Нами была предложена типология функций внешнего и внутреннего продуцирования и репродуцирования, которая может служить целям осмысления этого усложненного ядра. В плане представления его для нас важно, что в состоянии предметной реализации деятельность может быть представлена как сфера деятельности, отличная от других сфер с другими функциональными ядрами, а задача типологии деятельности может быть сведена к задаче системной организации сфер деятельности, ибо каждая сфера суть системный объект.
Итак, предметно реализованная деятельность функционирует и развивается в качестве сферы деятельности, обособившейся от других деятельностей и системно взаимодействующей с ними. При этом ее ядерные функции закрепляются за специфической предметной формой данной деятельности или, иначе говоря, за ее предметами. Причем, область морфологической реализации
M(P,R) функционального ядра деятельности совпадает здесь с ее предметной областью, а область морфологической реализации M(O) организационной функции O значительно шире, так как она может оказаться приданной какой-то другой сфере.Существенно различаются два типа предметной реализации деятельности: автономная сфера деятельности, обособленная от других сфер, у которой организационная функция принадлежит ей же самой (такова абстракция обособившейся деятельности, принятая в теории обособившегося проектирования) и система взаимодействующих сфер с экстериоризованными организационными функциями, когда эти функции вынесены во вне и принадлежат не организуемым сферам, а чему-то другому (такова идея системотехнической организации деятельности на основе методологии системного подхода).
“Горизонтальные” организационные отношения в системе взаимодействующих сфер деятельности противопоставлены “вертикальным” отношениям между прототипным, предметным и установочным уровням реализации ее (рис. 1). Эти горизонтальные отношения таковы, что в функциональную сферу, помимо ее ядра, входят еще и множество других функций, являющихся экземплярами ядер других сфер деятельности. Существует, следовательно, межсферический обмен такими экземплярами, играющий роль способа кооперации и организации деятельности в системе сфер в целом. Однако обменные отношения в этой системе не нарушают основной противопоставленности сфер как обособившихся и относительно автономных образований. Кроме того, в эту систему может входить и обособившаяся сфера организационной деятельности, вертикально упорядоченная по тем же уровням организации. Наконец, существует и метасферический способ организации системы сфер в целом, реализующийся путем выработки политик развития для каждой сферы и их согласования с проблемами общества в целом, фиксируемыми в различных социокультурных и идеологических деятельностях.
Рис
. 1
В той мере, в какой смыслом организации сферы деятельности является развитие ее продуктивных сил и репродуктивных отношений, она осуществляется посредством программирования сферических исследований и разработок. В связи с выделением таких программ в особое организационное средство возникают проблемы системной и методологической организации.
Предметом системной организации обособленных научно-технических и социокультурных деятельностей являются внутри- и внесферические процессы и структуры, обеспечивающие осуществление их продуктивных и репродуктивных функций, реализации политики развития.
Очевидно, однако, что для разных уровней реализации деятельности различный смысл будет иметь и предикат “системный”. Так, для уровня практико-методической прототипной реализации о системности деятельности можно говорить лишь в том смысле, что применение в ней средств системного подхода превращает ее в особого рода системопрактику, не имеющую еще ни собственных механизмов системной организации (так как оргпроблемы здесь еще не отделились от применения прототипов), ни определенного системного объекта деятельности (так как относительно прототипа еще не различаются категории предмета и объекта). Для деятельности в обособившемся состоянии и то, и другое налицо, однако механизм системной организации, в свою очередь, функционирует еще прототипически, по норме практико-методического уровня, то есть имеет место отставание уровня деятельности организации от организуемой ею деятельности. Оно преодолевается за счет программирования
сферических исследований и разработок, и то при условии, что их программы явно противопоставлены, с одной стороны императивам научно-технической политики данной сферы деятельности, а с другой - совокупности предметов научного знания, применяемого в целях методического и организационного ее обеспечения. Только тогда и возможно системное программное сопряжение внутри и внесферических процессов и структур со структурами и процессами исследования и разработок.Программа их является предметом методологической организации в том смысле, что она выражает не только системно-организационное содержание сферических отношений, но и содержание тех научно-теоретических знаний, что привлекаются в сферические деятельности для усиления их продуктивных и репродуктивных функций. Потребность в ней вытекает из несогласованностей между предметами этих знаний, развивающимися, как правило, независимо друг от друга, с одной стороны, и из общего несоответствия логико-семиотических структур научно-теоретического знания, вырабатываемого
в познавательных целях, и наличных структур деятельностей, кооперированных для решения сферических задач. Методологический анализ этих несогласованностей и несоответствий является необходимой предпосылкой выработки эффективных программ. Она, таким образом, должна гарантировать предметное единство программы, а если это возможно, то и единство объекта исследований и разработок. Последняя цель также достигается за счет применения средств системного подхода, но на этот раз они применяются не в организационной, а в объективирующей своей функции. Их следует последовательно различать: в деле системной реализации интеллектуальные средства системного подхода применяются для выработки оргпроекта исследований и разработок, тогда как в деле методологической организации эти же самые средства используются в методологической функции - для построения категориальной или какой-то другой модели единого объекта деятельности. Следует заметить, что оно осуществляется посредством способности методологической рефлексии, являющейся главным источником решений относительно структуры и содержания программ сферических исследований и разработок.Проблемы системной и методологической организации деятельности, свойственные предметному уровню ее реализации, суть главные проблемы работ по совершенствованию и развитию систем деятельности.
Третий уровень установочной реализации деятельности характерен тем, что носителем ядерных функций здесь являются уже не предметы деятельности, а та специфическая установка, которая складывается в сознании человека, исполняющего все основные императивы данной деятельности. Нас в данном случае интересует тематическая организованность установки, непосредственно противопоставленная ее психотехнической организованности. Каждая деятельность обладает одной ей присущим содержанием, тематизмом, который можно уподобить смысловому пространству установки, пространству, имеющему семиотическую структуру и организованную интенционально. Собственно, установка и есть такая функциональная структура, элементами и подсистемами которой являются семиотические объекты, отношениями - отношения означения и созначности, а функциями - интенциональные функции, целенаправляющие движение способности понимания, организующей внимание. Под психотехникой же в данном случае мы имеем в виду технику
установочного оспособления сознания в смысловом пространстве (тематизме) некоторой типизированной деятельности.Для лучшего понимания того, какое значение может иметь понятие тематизма деятельности в деле ее методологической организации, уместно обратить внимание на иконическое истолкование понятия установки, когда она является образом устанавливаемой деятельности и не просто образом, а предельным образом, в котором деятельность отображена уже внедеятельностно, не в форме деятельности, а в форме содержания
, тематически; не в порядке целей и средств действования, а в порядке полноты содержания и его смысловой целостности. Деятельность отпредельна установке в том же самом смысле, в каком она идеализировна, обусловлена условностями. Возможны разные степени обусловленности, идеализированности содержания, разные степени удаленности предельного образа от того что в нем отображается, то есть различные меры оторванности установки от порядка действования или, иначе говоря, различные степени установочной свободы. С другой стороны, дело обстоит так, что сама установка, коль скоро она уже образовалась, становится поводом для разного рода околоустановочных действий второго порядка: она может вырабатываться и осваиваться в психотехнических действиях, с одной стороны, и она же будучи освоенной, может применяться в разного рода целях и обстоятельствах. Так вот: имеет место замечательная, можно сказать, зависимость - свобода владения установочными действиями находится в прямой зависимости от степени выделенности установки из тела деятельности, от силы обусловленности, идеализированности ее. Чем установка деятельности условнее, обобщеннее, чем четче и яснее осознается она, тем большей моделирующей и контролирующей силой в отношении деятельности она обладает. Соответственно, объем затрат сил и времени на психотехническое усвоение установки во сто крат окупается последующей свободой владения деятельностью.Таким образом, учитывая, что имеется три уровня реализации ядра деятельности, а также две возможности закрепления организационной функции - внутренняя, за организуемой сферой, и внешняя - за какой-то иной сферой, мы можем различить шесть основных организационно- методологических состояний деятельности:
Табл. 1
Организационно-методологические состояния деятельности |
способ реализации организационной функции |
|
Способ реализации ядерных функций |
внутренний |
внешний |
Установочная реализация |
собственный тематизм |
отраженный тематизм |
Предметная реализация |
автономная сфера деятельности |
система сфер деятельности |
Практическая реализация |
практика деятельности |
латентные институциональные взаимоотношения с иными деятельностями |
Из шести указанных в Табл.1 организационно-методологических состояний, четыре - практическое, автономно-сферическое, системно-сферическое и тематическое - достаточно подробно описаны в исследованиях по методологии проектирования.
Практико-методическое состояние широко представлено в методической литературе (в общих методических концепциях и в методических описаниях конкретных проектных структур). Методологическую рефлексию оно получило, в частности, в концепции проектирования по прототипам.
Автономно-сферическое состояние воплотилось в представление о сфере проектной деятельности, которое стало во многих методологических работах, чуть ли не аксиоматической предпосылкой изучения природы проектной деятельности. Оно реализовалось, в частности, в методологии разработки дизайн-программ ( в основном, в проектной практике ВНИИТЭ).
Системно-сферическое состояние в значительной мере осталось достоянием тех, кто занимался методологической организацией научно-технических деятельностей. Наиболее разработанными темами этого уровня анализа применительно к проектированию являются темы “исследование и проектирование”, ”научное, техническое, художественное проектирование”, ”проектирование и прогнозирование” и т.д.
Тематическое состояние исследовалось нами в рамках концепции проектной культуры, в разнообразных опытах в области проектной концептуалистики.
Говоря о различных организационно-методологических состояниях деятельности, нужно помнить, что описаны они в методологической литературе, как правило, “поштучно”, без выяснения их взаимосвязи, в предположении, что они лишь сменяют или даже отрицают друг друга. Из сказанного нами ранее уже должно быть ясно, что мы исходим из иного предположения - о неслучайной и плодотворной связанности всех отмеченных в Табл.1 организационно-методологических состояний.
Чтобы сделать более ясным смысл нашей позиции в этом вопросе, вернемся еще раз к парадигме организационно-методологического описания деятельности. Теперь, после беглого просмотра некоторых из них, можно задаться вопросом, в каком смысле они являются именно состояниями?
Предложенная парадигма ориентирована как на синхронию, условное “настоящее время”, так и диахронию, условное “историческое время”.
В методологии системного подхода есть одно подходящее для этого случая понятие, удовлетворяющее требованию дополнительности синхронно-диахронного описания. Это понятие фазового состояния.
При синхронном описании фазовое состояние берется как бы изъятым из стихии исторического времени. Здесь речь идет о состоянии, как идеальном типе организации и реализации деятельности, аналитически раскрываемом в тех или иных типологиях ее.
При диахронном описании фазовое состояние интерпретируется как этап развития деятельности. Предметом анализа здесь являются те трансформации, которые претерпевает типика деятельности при переходе от одного этапа к другому. Кроме того, каждое фазовое состояние интерпретируется еще и безотносительно к “синхронии/диахронии” - как определенный тип развертывания основного, характеристического качества деятельности.
Итак, парадигма организационно-методологического анализа имеет свой специфический объект, описываемый ею, а именно - пространство фазовых состояний развития деятельности
.Для исследовательского отношения к этому объекту важно не только то, что мы имеем дело со связанным, имеющим внутреннюю структуру пространством, но и с открытым пространством, в котором может прогнозироваться появление новых, ранее неосвоенных фазовых состояний и их связей.
Например, представим себе фазовое пространство проектной деятельности:
Рис.2
Мы видим, что, помимо описанной псевдогенетической последовательности состояний (2 - 4), на рис.2 представлены:
1. Естественное тело деятельности проектирования с “нулевой проектностью”, то есть без всякой рефлексии ее проектной направленности. Это состояние вспоминается, например, в исследованиях о происхождении дизайна (под именем “протодизайна”) или при сравнительном
изучении профессионально-проектных и самодеятельных, непроектных форм средообразования. Однако, естественное тело деятельности проектирования - не только не исчерпанное, но принципиально неисчерпываемое, исторически изменяющееся состояние. Оно дает о себе знать на каждом этапе развития: в прошлом, настоящем, будущем.2. Поскольку тематическое состояние мы отождествили с проектной культурой, оно также является для организационно-методологической рефлексии определенным, хотя и открытым, незавершившимся еще этапом развития.
3. И именно поэтому, учитывая принципиальную направленность проектирования в будущее, мы должны иметь в виду пока еще никак не определившееся, но определенно ожидаемое будущее состояние проектирования, которое, выражаясь метафорически, оказывает на нас свое воздействие из будущего.
4. Каждое предшествующее состояние не только участвует в формировании ближайшего последующего состояния, но, сохраняясь и после его развития, оказывает свое воздействие на все состояния, появляющиеся после него ( включая ожидаемое состояние).
5. Таким образом, развивается все фазовое пространство проектирования, в ходе чего не только выявляются отдельные, кристаллизирующиеся в отчетливые образы типы деятельности проектирования, но трансформируется понимание проектности как таковой, что, собственно, делает реальным предожидание нового состояния проектности и оправдывает неизбывность проектного авангарда.
Теперь самое время вспомнить, что кроме исследовательского отношения к фазовому пространству как для проектирования, так и для методологии существенно проектно-методологическое отношение к нему.
Для организационно-методологической рефлексии важно различать а) целенаправленность смены фазовых состояний, принятой в данный момент за правдоподобную (например, последовательность практического, предметного и тематического состояний) и б) целесообразность реализации какого-то избранного состояния (=типа) проектирования в какой-то конкретной организационно-методологической ситуации.
Целенаправленность задана ценностной ориентацией методолога, его организационно-методологическими ценностями, целесообразность - оценкой возможного или действительного положения дел, а поскольку ценность и оценка далеко не одно и то же, суждения о целенаправленности и целесообразности следует различать.
На неразличении их, ведущей к подчинению целесообразности - целенаправленностью, построена известная критика практико-методической организации архитектурного проектирования и схожая с ней критика прототипного проектирования. Если принимать эту вполне основательную критику буквально, то создается превратное впечатление о исчерпанности и ненужности методической работы вообще, с чем, как мне кажется, не согласны и упомянутые авторы. Речь должна, конечно, идти не об упразднении искусства методики, а о переосмыслении его структуры и содержания, о его перестройке на основе идей методологии, системного подхода и культурологии.
На мой взгляд невозможно достичь существенного повышения культуры деятельности, если идти по пути отсечения отдельных организационно-методологических состояний. Напротив, следует всегда ориентироваться на предельно полное пространство состояний, развивая методы организационного управления их сменой. Если какая-то реализация деятельности оценивается как нежелательная, то она не может быть отменена или замещена какой-то другой реализацией: она может быть только изжитой в опыте дереализации и в инициативе иной реализации.
Ближайшее значение предложенной организационно-методологической схемы состоит в том, что она позволяет сформулировать ряд принципов, определяющих возможное развитие деятельности:
- во-первых, понятие предмета деятельности, определенное, строго говоря, только в состоянии автономной сферы, структурируется семиотически: в плане выражения предметы порождаются всегда внутри сферы деятельности, но означаются и оцениваются на дееспособность они всегда внешним образом, через отнесение их к иным состояниям;
- во-вторых, переосмысленное методическое обеспечение деятельности должно строиться для всего пространства состояний, учитывая все возможные состояния и переходы между ними, а не только ценностно отмеченные состояния и переходы;
- в-третьих, полное описание какой-нибудь научно-технической или социокультурной деятельности предполагает, что основные проблемы всегда должны лежать в области тех состояний, которые пока наименее всего актуализированы в опыте деятельности.
Проектирование, исследование и критика в сфере дизайна
О.И. Генисаретский
эксперт Совета по местному самоуправлению в Российской Федерации
заместитель директора Института Человека РАН
вице-президент Международного фонда “Культура и будущее России”
доктор искусствоведения
Какое отношение к дизайну, предметной среде, потребительским качествам вещей имеют модальные категории, - вправе спросить скептически настроенный читатель? Каково их место в предмете теории и методологии дизайна? Не уместнее ли обсуждать их в модальной логике или на худой конец в философской онтологии?
На эти и подобные вопросы есть вполне отчетливый ответ: нигде, как в дизайне, деятельность проектирования не связана так крепко с исследованием и критикой, - а связь эта, как я постараюсь показать, имеет очень определенные, хотя и мало изученные модальные характеристики. Причем, если вопрос об отношении проектирования и исследования был поставлен и частично рассмотрен в отечественной литературе о дизайне, то место критики в нем, по сути дела, осталось не описанным. Поэтому модальные характеристики деятельности проектирования (его внешнюю и внутреннюю модальную структуру) уместнее всего рассматривать на примере отношения критики и дизайна.
Ввиду известной близости между дизайном и искусством вопрос о критике естественно заставляет вспомнить критику художественную. И хотя не о ней только пойдет у нас речь, имеет смысл всмотреться в то, чем обычно занимается именно художественный критик: на примере его деятельности проще представить себе критику деятельности вообще, проще понять цели и смысл критического отношения к ней и формируемой ею действительности.
Обычно художественный критик занят двумя нераздельно связанными делами: во-первых, истолкованием смысла и оценкой произведений искусств (с точки зрения устоявшихся в культуре художественных ценностей) и, во-вторых, выявлением новых, пока неясных еще художественных ценностей (на основании накопленного опыта критических оценок), закреплением их в системе общественной культуры.
Первая сторона дела основана на том, что в культуре всегда присутствует выработанная историей и утвердившаяся в опыте критики система художественных ценностей, обращающаяся, в частности, как сообщенное средство истолкования и оценки выбранного критиком или данного ему произведения. "Отнесение к ценности" составляет основу последующей работы критика: демонстрация произведения, описание его формально-эстетических особенностей, выражение его
предметного содержания и основного смысла, изложение и обоснование оценки его значения (в каком-то контексте) - все это направлено в конце концов к тому, чтобы определить место произведения среди известных и принятых в обществе культурных ценностей. В акте истолкования и оценки проблематичными являются произведения (как объект оценки), а система ценностей, напротив, признается неусомневаемым авторитетом и источником нашей способности понимать и ценить. С другой стороны, в акте выявления ценностей и закрепления их исходят из непроблематичности произведения (одного или многих), предполагают его несомненную значимость и правильность, а систему ценностей полагают предметом переработки, исправления. Внесение смысла произведения и его значащей структуры в систему ценностей, существовавшую раньше, согласование одного с другим, ценностная переориентация культуры и постоянная забота об укреплении и распространении вновь обретенной ценности все это составляет вторую существенную сторону художественного освоения игра и жизни.В постоянном контакте критики и искусства вырабатывается художественно-эстетическая структура, транслируемая за пределы собственно искусства, в другие сферы общественной жизни, где она уже, правда, не реализуется в художественном творчестве, но служит углублению опыта других деятельностей, отображая в них художественно освоенную в искусстве человечность. Критика составляет предпосылку и условие художественной интеграции общественной жизни, ибо поверяет ее совокупным ценностным опытом и сама поверена
- в меру ее интеллектуальной основательности - на разумность.Когда речь идет о критике, имеют в виду не присущую всем способность критического отношения к действительности - способность к оценке и выбору, - а обособившуюся функцию общественной деятельности, отправляемую в институционализированной форме и обладающую выразительными, культурно значимыми средствами. Именно в этом смысле можно говорить об общественном содержании и назначении критического сознания.
Вопрос об обособлении критики и формах ее общественного существования следовало бы обсуждать в определенном историко-культурном контексте. Для целей нашего рассуждения достаточно различить три типа критического отношения к какой-либо сфере деятельности:
1) критика может быть необособившимся, связанным моментом какой-то деятельности, отправляемым непосредственно через личные формы сознания исполнителя деятельности (личное оценочное мнение деятеля и его личный выбор);
2) критика может осуществляться как относительно самостоятельная функция какой-либо деятельности, отправляемая наряду с другими ее функциями и в целях ее (в этом случае она осуществляется в предметных средствах данной деятельности и по отношению к ее предметным результатам);
3) наконец, критика может быть самостоятельной, обособившейся деятельностью со своими особенными средствами и целями, иметь свою историю и субкультуру (и тогда ее предметом становится любая другая деятельность - причем, в целом, а не в одних только предметных формах).
В дизайне, например, первая форма критики представлена в оценочных суждениях дизайнеров-практиков и в их проектных инициативах (в выборе предметов и средств проектирования); вторая форма - в методических разборах решений проектных задач и в обзорах деятельности какого-то дизайнера, направления или школы дизайна; а третья (очень часто на сегодня) - в социологической или культурологической критике общественного функционирования дизайна в целом. Но это только примеры, и не более.
Опираясь на известный принцип историзма, согласно которому более развитая форма практики является основанием для рассмотрения менее развитой формы, мы далее будем иметь в виду исключительно свободную критику, обособившуюся от других форм деятельности в социокультурном и интеллектуальном отношениях и способную к самостоятельному развитию своего содержания. Все сказанное о ней сохраняет силу и в отношении двух других форм ее осуществления, хотя и нуждается в известных оговорках.
Общественная природа критики, ее социальные функции и стоящие за ними культурные структуры с неотвязном очевидностью проступают в практике критической коммуникации. Ведь говоря о критике как о самостоятельной деятельности, мы имеем в виду не уединенного ценителя, ценностные предпочтения которого питают его одного (или близких ему), и не оценки результатов профессиональной деятельности, организованной в технологических системах (эти стороны вопроса, как ясно из сказанного выше, вторичны). Содержание критической инициативы прежде всего выявляется в критической коммуникации, цель и смысл которой - выявить и утвердить общезначимые ценности, сделать понятным их определяющее влияние на судьбу оцениваемой деятельности.
Общезначимость критики - понятие, касающееся как характера средств критической деятельности, то есть системы ценностей, на которую она опирается, так и достоинств отдельного критического суждения. Она реализуется, в первую очередь, в структуре критической рефлексии, в той организованности сознания, что индуцирована в нем его включенностью в критическую деятельность. (Структура акта ее производна от структуры рефлексии, направленной на предметную ситуацию, есть ее живое предметное выявление). Общезначимость суждения, как известно, удостоверяется через выявление основании и доказательство его обоснованности. Критика не составляет исключения из этого правила. Как и было уже сказано, току служит ясное, отчетливое понимание наличных ценностей, отнесение оцениваемого явления к ним, и демонстрация их совместимости, соразмерности.
В дизайне критической оценке в основном подлежат образ, структура и функция вещи. В постижении образа оценивается смысл вещи, ее включенность в культурную целостность жизнь. Тут раскрывается сообразность вещности и духовности, в данной вещи достигнутая. Структура и функция также усматриваются в образе, но только в той мере, в какой ими поддерживается целостность образного замысла. Оценка структуры - "как вещь делается?" - более важна для профессиональных целей, хотя она же существенна и для понимания смысла вещи в коммуникации: представив то, как вещь сделана, легче воспринять ее смысл. Сообразность структуры, ее способность выразить в образе вещи предназначенный ей смысл, также подлежит критической оценке. В образе структура предстает как раз тон своей стороной, какой она вступит в жизнь. Оценивая функцию, критик выявляет естественную целесообразность вещи в тех обстоятельствах, где вещи придется функционировать. Какие структуры и функции в вещи образно усматриваются и оцениваются - зависит только от широты критического воображения.
А основания? По отношению к отдельно взятому критическому суждению забота об основаниях кажется излишней: они скрыты в бессловесной глубине сознания. Мнение авторитетного критика - само по себе достаточное основание. До тех пор, пока у нас не возникло сомнение - "а оправданна ли оценка?". Когда же перед нами много разных
, а порой и противоречивых оценок, требуется, чтобы были продемонстрированы их основания, потому что только против оснований, а не против мнений, можно возражать.Внутренним (и в подавляющем большинстве случаев единственным) основанием критики являются общезначимые художественные ценности. Однако это не все: встречаются еще оценки нормативные, исходящие из понимания должных качеств вещи, и оценки теоретические, основанные на знании того, какими бывают эти качества. Поэтому нужно понимать, как в деле критики
связаны между собой ценность, норма и знание, какую роль играют они в обосновании оценок; и не только понимать, но и уметь убедительно провести эту связь в каждой ситуации, где почему-либо оценку требуется обосновать. Словом "критика" у нас обозначают все три формы сознания сразу - в методологическом анализе их следует как можно жестче разделять, рассматривать особо и лишь затем приводить в связь.Если в критическом отношении к вещи выявляется ее ценность, то в проектном - назначается норма бытия и делания вещей. Нас сейчас интересует не то, как проектное отношение участвует в технической разработке и материальном воплощении вещи, а его осуществление в сознании и высказываниях проектировщика. Прежде чем проектный замысел разовьется до ясного образа, отчетливой структуры и точной функции, он нерасчлененно складывается в целостном проектном воображении. Деление на структурные составляющие проекта и на этапы процесса проектирования происходит потом, а сначала целостный замысел пребывает в проектном сознании. Оно равно присутствует и в практическом делении вещи, и вне его - во всех размышлениях о дизайне. Большое значение дизайна для культуры в том и состоит, что в нем проектирование складывается в самостоятельную форму сознания, и мы получаем право говорить о проекте безотносительно к вещи.
Нормативная критика вещи также может исходить из данных проектного сознания, особенно когда в роли критика выступает дизайнер. При этом проектный замысел непосредственно выливается в оценочное суждение, а проект предстает как ценность. Конечно, чаще критик опирается на нормы, уже когда-то высказанные и даже ставшие традиционными, но дизайнер может основываться и на данных критической оценки, и на имеющихся знаниях. Критическое сознание фокусирует внимание на областях тех вещей,
образная и структурно-функциональная ценность которых сейчас представляется наибольшей. В этих пределах и назначается новый проектный замысел: оценка осуществляется в проекте. Пока сто еще не проект-изображение, а проект-предположение, содержание которого потом сможет вообразиться, структурироваться и найти функциональную определенность. Назначение исходит еще и из знания о том, что есть сообразность и какой она бывает, как устроены структуры, какими бывают функции. Очевидно, что ценностные и познавательные основания проектного замысла не вполне покрывают друг друга. Чаще всего оценка понимается как выбор из тех имеющихся возможностей, о которых мы именно знаем. В этом случае знание шире оценки.Приходится только сожалеть, что проектное суждение, где бы непосредственно ценилась вещь, столь редко можно встретить в статьях о дизайне. Видимо, критикам недостает непосредственности проектного сознания, а практики слишком склонны стилизоваться под теорию.
Третье отношение к вещи - познавательное - говорит о том, что есть вещь безотносительно ко всем действиям с ней. Если оцениваем мы всевозможное, проектируем - должное, то знаем существующее. Раскрытие смысла вещи в виде доказательного знания - дело весьма кропотливое, особенно если учесть, что разнообразие условий
, в которые можно поместить вещь, неисчерпаемо, функциональные потребности - безграничны, а образ - ускользает от всяких попыток его определенного схватывания в знании. Речь идет, разумеется, не о том знании, когда на вопрос - "что есть вещь?" - отвечают указательным пальцем. Такое знание бесполезно и для критика, и для проектировщика. Знание составляет вещь с другими вещами, вследствие чего она оказывается пронизанной всесторонностью оценочных отношений, и дает средства образного и структурно-функционального воплощения исходного замысла. А для этого само знание должно быть ясным и логически отчетливым, невзирая на сетования критиков о его сухости, а проектировщиков - о его необязательности. Понятно, впрочем, что и знание не повисает в воздухе, а строится на материале наличных критических и проектных суждений. В первом случае можно говорить о критической или мировоззренческой теории, перерабатывающей ценности в знание теоретическое и обобщающей опыт критических оценок в знание эмпирическое. Во втором - о проективной теории, где фонд действующих профессиональных норм осмысляется идеологически.Таким образом, критика, проектирование и исследование образуют целостную систему форм сознания: помимо развития ценностей, норм и знания внутри соответствующей порты (в ее целях и ее средствах), они многосторонне обмениваются своими результатами, обосновывая друг друга.
Однако мы и теперь не исчерпали всех внутренних и внешних дел критики. Ведь каждое суждение о вещи (какого бы типа оно ни было) относится не только к ней, но и к дизайну в целом. А это значит, что система названных форм сознания должна быть обращена на проектирование в целом, и что содержание оценок, норм и знания должно быть методологически осознано и в этом плане.
Критическое сознание для проектирования в целом отличается от критики вещи не только тем, что оно касается всей вещественной среды. У него качественно новое содержание. Ведь проектирование само предельно критично; создавая среду заново илы направленно воссоздавая ее, проектирование находится в критическом, отрицающем отношении к среде. Ото практическая, деятельная критика, утверждающая в новом образе вещи новый образ жизни. Именно потому нормативная и познавательная критика проектирования сходится с критикой посредством проектирования. Взаимодействуя, они неминуемо сталкиваются и противоречат друг другу, и в этом диалоге сознания и делания выверяется историческая оправданность проектной инициативы. Критическая оценка различных направлений и школ в дизайне монет касаться их способности и желания выразить в образном строе среды культурную целостность той жизни, для которой они проектируют, их способности и желания сделать проектирование средством социального управления, придать ему форму, внутри которой профессионал мог бы реализовать смысл проектного делания.
Каждый конкретный анализ в дизайне исходит не только из понятия о его прошлом или настоящем, но также и из понятия о будущем, из того или иного его проекта. Там, где эта проектная ориентация отсутствует, анализ поневоле остается неполным, не вполне осмысленным. Конечно, молчаливо предполагается, что критики имеют проектное представление о проектировании. Но всегда ли это так? Нет, чаще за милыми разговорами и напористой критикой просвечивает скорее неуверенность в понимании будущего, чем ясное и спокойное стремление к нему. Избежать самообмана в таких случаях можно только одним путем - уделяя какую-то долю внимания явному проектному рассмотрению дизайна в его будущем.
Что же касается познавательного отношения к дизайну в целом, то оно, вопреки распространенному мнению, - дело отнюдь не академическое. Без науки и критики, и проектирование быстро замыкаются в своих частных заботах. Вспомним, как расширились горизонты воображения, когда теория проектирования объединила свои усилия с социологией (а в последнее время - с семантикой и науками о культуре). Помимо того, что широкая познавательная ориентация дает возможность рассматривать наши проблемы в большем числе важных для нас контекстов, она указует на то общественное содержание, которое может и должно быть проектно выражено в вещи.
Итак, попытавшись рассмотреть место критики в сфере дизайна, мы обнаруживаем, что критика, проектирование и исследование являются модально сопряженными деятельностями. Мало того, что критика оценивает возможное положение дел, проектирование назначает должное, а исследование говорит о существующем, они еще и многообразно связаны между собой модальными преобразованиями (модификациями), они обосновываются друг другом, и они же сходятся на одной вещи; их связь просматривается и на отдельной вещи, и на всей предметной среде в целом, в каждом дизайнерском акте и в дизайне в целом.
Я рассматриваю модальное сопряжение критики, исследования и проектирования как методологический факт, изучение которого может многое дать нам для понимания каждой из этих деятельностей и дизайна в целом.
Отправляясь от этого факта, мы можем теперь задаться вопросом о смысле и значении модальных характеристик деятельности.
Сведем все, сказанное о критике, проектировании и исследовании, в типологическую схему, где явно представлены отношения созначности между модально сопряженными деятельностями, культурными формами и модальными категориями. Нам кажется, что эти отношения нуждаются в подробном рассмотрении. Во-первых, в таблице зафиксирован определенный тип отношений между деятельностью и культурой как двумя противоположными способами общественного бытия (оппозиция активного и пассивного залогов деятельности), во-вторых, эти отношения внутренне подразделяются согласно модальным категориям и, следовательно, ими опосредованы все тематические и системные моменты как культуры, так и деятельности.
Табл. 1
Тип деятельности |
Модальная характеристика |
Исследование |
Действительность |
Проектирование |
Необходимость |
Критика |
Возможность |
В теории обособившегося проектирования мною ранее было предложено иное сопоставление культуры и проектирования как двух эквифункциональных элементов механизма общественного воспроизводства: утверждалось, что культура обеспечивает естественную составляющую процесса воспроизводства деятельности, проектирование - искусственную его составляющую, а вместе они характеризуют общественную систему как смешанную естественно-искусственную систему, наделенную процессом развития. Сравнивая это соотнесение культуры и проектирования с тем, которое представлено в Табл. 1, можно заметить, что далее нам предстоит разобраться во взаимоотношениях модальных категорий необходимости, возможности, существования, с одной стороны, и категорий естественного и искусственного, с другой. Таким путем мы приходим к понятию идеала и получаем возможность существенно пересмотреть вопрос о соотношении модально сопряженных деятельностей и культуры. Как станет ясно далее, именно понятие идеала раскрывает сознанию дизайнера проектосообразность модальных определений деятельности и культуры.
О местном ведении и понимающем самоуправлении
Генисаретский О.И.
эксперт Совета по местному самоуправлению в Российской Федерации
заместитель директора Института Человека РАН
вице-президент Международного фонда “Культура и будущее России”
доктор искусствоведения
В этом тексте собраны заметки о пространственности города, управлении и самоуправлении, нанесенные на контактную поверхность способностей воображения и понимания. Заметки, написанные в разное время и по разным поводам, в промежутках между проектно-аналитическими занятиями “по месту службы” в заведениях, так или иначе связанных с дизайнерским и градостроительным проектированием. Но относящиеся к тем частям профессиональной работы, которые не умещаются в узких рамках методологии системного проектирования и обслуживающих ее концептуальных рефлексий. По распространенному ныне разумению они, скорее всего, относятся к полю гуманитарной проблематики. Но сказать так сегодня, когда в ход пущены всяческие заморочки по части “гуманитарных технологий”, - значит не сказать ничего. Тут все дело в том, как проводится грань между софийностью и техничностью, принципиально нетехнологизирумой, живой целодеятельностью мыслящего ума и рефлексивно артикулированным сознанием, инстуционализированным в качестве “рабочего места” профессионала.
Оставляю до поры до времени эти заметки в разрозненности, не пытаясь сверстать их в какой-либо “подход” и полагаясь на навыки моего возможного читателя соображать “по ходу дела”.
А дело это, как нам не раз придется убедится, небесстрастное, а потому столь же увлекательное, сколь и рискованное.
Часть первая. В тенетах воображения
В этом городе, который я сам же и выдумал, так как жить мне было попросту негде, виделись мне одни нечаянности - дел, встреч и разговоров. Правда, не ясно какие тут могут быть разговоры, когда и говорить то незачем, если там все так бы устроилось, как сам я того и хотел. Да и как не устроиться, если все мною же и предусмотрено. Но почему же тогда нечаянности, спросите Вы, почему не твердая, ясная и окончательная даже устроенность? Что ж, Вы может быть и правы, видать и в мечтах не верил я в окончательную эту устроенность. Не потому, правда, что трудно поверить, если захочешь, - просто противно было бы мне об этом и подумать.
Да тут же и все бы понабежали: и мы, и мы это знаем, о чем ты здесь толкуешь от себя; не ты, не ты только это знаешь; ты понаслышке это знаешь, а мы это выголодали и недопили, а ты пил только от безделья или от привычки, не от души, как мы бы пили, если бы нам кто поднес!
Нет, врешь, - кричат мне, - не потому так все обернулось, как ты говоришь. Ты не от преданности нам хотел это знание повесить на себя, а не на других. Да и себе-то ты не шибко предан, что совсем уж подозрительно.
А казалось, простенькое дельце: взять, да и устроиться без шума и гнева, без тоски нашей и надрыва, без похмелья, то есть трезвости.
Но что совсем уж удивительно, так это внимание: слушают, и не только слушают, но и спрашивают, представьте себе, упорно спрашивают, иногда даже с мыслью. Вот до чего довели нас нехристи, что и слова в простоте сказать нельзя, непременно поверят и подбодрят, вознесут и … но ловить не станут, наскучит быстро. А потом, конечно, оговорят и огадят, и чем гадливее, тем с большим удовольствием.
Часть вторая. О понимающем управлении
В деле местного самоуправления заметное место занимают так называемые предметы ведения
. Однако, имея дело с ними, почему-то внимание обращают на их предметность, но не на то, что они являются предметами именно ведения, а не чего-то другого. Их привычно различают между собой, оценивают и упорядочивают по значимости, измеряют. Но значит ли все это, что их “ведают”? И что это значит – ведать предметы и некую предметность?Как мне представляется, стоит, хоть на некоторое время, вслушаться и вдуматься в смысловое звучание этого русского слова “ведение”. А вслушавшись постараться понять, что в нём (и с его помощью) думает вместе с нами (или за нас) наш родной язык.
Слово "ведение" в русском языке имеет несколько значений, впрямую относящихся к делу местного самоуправления.
Во-первых, ведение – это понимание, сознавание, осмысление, знание, то есть интеллектуальная способность (функция), соотносимая сразу с мышлением и сознанием. В этом смысле, например, говорят: "знать не знаю, ведать не ведаю".
Во-вторых, ведение - это заведывание
, руководство, распоряжение, то есть связанная с волей, практическая способность (функция), очевидным образом соотносящаяся с действительностью управления.Важно еще принять во внимание, что как ведение-понимание, так и ведение-заведывание могут реализоваться не только в виде сознаваемо-произвольных, ведомых способностей, но и в виде заведомых, непреднамеренных установок,
Так что можно говорить, в третьих, о ведомом как о бессознательном и непроизвольном понимании/заведывании. Это ведение осуществляется посредством “отнесения к ценностям” и есть способность сознавания и оценивания так сказать “по ходу сознавания”.
Наконец, в четвертых, не забудем ещё и заведомое - то, что подразумевается априорно, то есть непреднамеренно, установочно; это такое ведение, которое реализуется уже не как способность, а как установка
.
Как видим, ведение-понимание и ведение-заведывание различаются тем, что первая их них есть способность сознания (смыслопостижения), тогда как вторая – способность воли (целедостижения).
Очевидно также, что ведомое и заведомое с логической точки зрения противопоставлены друг другу как апостериорное – априорному; а с психологической точки зрения как сознательное - бессознательному, очевидное – неочевидному, и произвольное – непроизвольному.
Поскольку и понимание, и заведывание могут осуществляться и в качестве способности (ведомо), и в качестве установки (заведомо), нужно помнить, что понимание может быть заведомым, установочным (то есть состоянием, а процессом), а заведывание, напротив, процессом сознаваемого целе- и смысло- постижения и/или достижения.
На последнем обстоятельстве стоит задержаться особо: именно из-за того, что заведывание, которое мы соотносим с деятельностью управления, не чуждо смыслопостижению (пониманию) и смыслодостижению (мышлению) и оправдывает нашу попытку вслушивание в смысловое звучание слова “ведение”.
Заметим также, что ценностная окрашенность, отнесенность к ценностям сохраняется во всех четырех случаях ведения. А это значит, во-первых, что оно, ведение, самоценно, а во-вторых, что предметности ведения (и все возможные его предметы) неустранимо ценностно значимы и не могут быть – без ущерба для сути дела – сведены к исключительно к объективно сущему (то есть пониматься только как объекты научного знания или технологизируемой деятельности).
Часто встречающаяся в практике городского управления неоговариваемая замена предметов ведения - учётными технологическим объектам есть род профессионального недуга, которому уместно присвоить достойный его ярлык – “техноз”.
Там, где не хотят знать, что предметы ведения - это в первую очередь именно предметы ведения, и лишь во вторую - объекты технического манипулирования, там и речи не может быть о самоуправлении. Ибо самоуправление – это, среди прочего, управление понимающее себя именно как самоуправление.
При всем том, следует иметь в виду, что в повседневной жизни и работе перечисленные выше моменты ведения (ведомое или заведомое понимание или заведывание) чаще всего обращаются слитно, не расчлененно. И потому в “предметах ведения” часто не усматривается то существенное,
что этими словами означается: а именно то, что предметы эти предметны лишь для тех, кто ими их ведает, кто их понимает и предпринимает.
Иначе говоря, понятие “предметы ведения”, просочившееся в текст Закона об общих принципах организации местного самоуправления в РФ из каких-то неведомых недр русского правоведения, – принадлежит к еще более неведомой ныне области понимающего управления. Оно ждет тех, кто склонен и способен жить во истину “по понятиям” и действовать “по праву понимания”, а не “технича” на очередной забугорный манер.
Шутки-шутками, а возраст понимающей психологии (если отсчитывать его от В. Дильтея) и понимающей социологии (соответственно, от М. Вебера) равен целому веку. Так может мы доспели уже до понимающего управления?
Город как пространство публичной жизни
Одна из важнейших особенностей города, как места обитания, и городского образа жизни - та специфическая проявленность, обозримость и наблюдаемость поведения человека (и различных групп людей) в городском пространстве, которая – по нашей склонности к иноязычной терминологии - получила название публичности.
Когда публичное противопоставляется приватному (и интимному), оно часто используется как синоним социального. Хотя это вовсе не та социальность, что подразумевается в словосочетаниях “социальная система”, “социальная инфраструктура” и т.д.
Стоит заметить, что в этом представлении о публичности кроется серьезный разрыв: с одной стороны, публичность трактуется в нем как протосоциальность, как то, что лежит в основе всех развитых типов социальности, а с другой, как свободная и рефлектированная социальность (то есть как гиперсоциальность). Тем самым публичность оказывается сразу и тем, что имеем место до социальных отношений (и структурируемых ими социальных групп), и тем, что после них. Не от того ли к публичности у нас такое двойственное отношение?
В виду и в меру сказанного о публичности, городское пространство – это синоним публичного (публично-социального) пространства.
Хотя, разумеется, степень урбанизированности и публичности различных частей города отнюдь не одинакова. Так городской центр считается наиболее урбанизированным местом в городе как раз потому, что в нем более сильно выражена публичность городской жизни.
По мысли П. Рикёра, понятие публичности выражает условие “плюрализма, являющегося результатом распространения межчеловеческих связей на всех тех, кто находится вне межличностного отношения “я” и “ты” и выступает в роли “третьего”, “любого другого”
.Горожанин
в публичном городском пространстве – это и есть “любой другой”, “человек с улицы”, заведомо, по условностям городской культуры, признаваемый человеком, то есть тем, на кого распространяются права и обязанности свободного человека и с кем принято вступать в межчеловеческие отношения.Идея плюрализма публичной городской жизни характеризует согласие и желание жить вместе, присущее жителям данного поселения постольку, поскольку они образуют историческую общность, являются местным сообществом. Это согласие и желание, несводимое к межличностным отношениям, и есть та социальная реальность, что структурируется различными политическими институтами, в свою очередь структурирующими власть.
Х. Арендт предлагала называть властью ту “общую силу, которая является результатом желания жить вместе и которая существует до тех пор, пока действует это желание”.
Принимая это определение, П. Рикёр продолжает: политическая власть – на всех её уровнях – представляет собой продолжение способности, характеризующей человека как могущего (способного и действующего – О.Г.). В свою очередь, именно эта способность к свободному действию придает “зданию власти перспективу длительности и стабильности и, если говорить в еще более общем смысле, открывает горизонт общественного мира, понимаемого как спокойствие и порядок (подч. мною – О.Г.”.
Комментарий коллеги
В ответ на мои размышления о городе как пространстве публичной жизни г-н В. Редюхин прислал мне следующий комментарий:
Ход на построение понятия, могущего соорганизовать исторический, культурологический, социальный, муниципальный и другие смыслы и представления о городе, на мой взгляд, действительно перспективен.
Однако, "публичность" вызывает еще и коннотации - "публичные казни", публичные дома" и т.д., что в своей основе содержит возможность социального вызова и самопредъявления, нечто близкое к "паблик-рилейшнз". Что, в свою очередь, связано с такими городскими атрибутами как прозрачность пространства возможностей, плотность коммуникации и динамическое многообразие потребностей (выд. мною – О.Г.
)Вопрос в том, как это слить в единое слово?
Интересно то, что "публичная казнь", в общем-то, вроде вполне укладывается в ту "публичность", о которой говорит О. Генисаретский: на эшафоте, при некоторых (и, вообще говоря, понятно каких) обстоятельствах может оказаться каждый. А вот "публичный дом", наоборот, - место очень интимное. Но, одновременно, впрочем, общего пользования. Интимность нужна опять-таки каждому, и здесь вам ее обеспечат, если вы не в состоянии, по каким-либо причинам, организовать ее самостоятельно. И все же, здесь, похоже, концепт "публичности" строится иначе, нежели в словосочетаниях типа "публичное пространство" (центр города), "публичное действие" (публичность) и "публичная казнь".
Продолжая, что называется “в том же духе”, я мог бы добавить в копилку г-на Редюхина еще и “гражданский брак”, другие “акты гражданского состояния” “гражданскую казнь”, “гражданскую продукцию”, конечно же “гражданина-следователя” и “гражданина-начальника”, не к ночи они будут помянуты ... и много других осколков так и не нашедших себе места в нашей жизни гражданского сознания и общества.
Хотя, и на заборах было написано: “Поэтом можешь ты не быть, а гражданином быть обязан”! Усвоили, и пели тут же под забором: “граждане, послушайте меня…”, и к особям особо слабого пола обращались: “Гражданка!”.
А помимо “публичной казни” и “публичного дома”, не грех вспомнить и публикацию статей. Опубликовать, значит также и выпустить в свет. Все “светское”, наряду с “гражданским”, как профанное, противопоставляется сакральному, “религиозному”, “церковному”. Так гражданский брак когда-то отличался от церковного, а теперь иногда отличается от зарегистрированного в Отделе записи актов гражданского состояния. Светская культура (а теперь и духовность) таким же образом отличается от религиозной культуры и духовности.
С другой стороны, “светская жизнь”, “светское общество” (а иногда в том же смысле просто “общество”), “высший свет”, “светски воспитанный человек” и “дама полусвета”. Это слова из сословной русской культуры, где “светское” противопоставлено “мещанскому”, то есть “местному”, “городскому”.
В 19 веке сначала “общество” иногда обозначало именно “светское общество”, а потом прильнуло к “общественности”, то есть к разночинной, внесословной интеллигенции.
Ну а проще говоря, публично – значит прилюдно, на людях, на миру, где и смерть красна, о чем “миром Господу помолимся”!
Вся эта наша пря с г-ном Редюхиным к тому приведена, что “в языковом выражении” у гражданского общества в России есть своя судьба. Может, и еще в каком месте, кроме Гражданского кодекса, она обнаружится, если репу почесать?
Местное ведение тем еще уместно в при понимающем подходе к управлению, что оно возвращает нас в стихию повседневной жизни и работы.
Проблематика повседневности в 70-80-е годы обсуждалась у нас как проблематика образа жизни, когда и приобрела специфический идеологический окрас последнего подсоветского десятилетия.
По смыслу своему, а также по заключенным в нем познавательным и проектным возможностям понятие образа жизни соотносилось тогда с целым рядом других понятий, образующих самосвязанное и достаточно обозримое содержательное поле.
Часть его элементов, таких, например, как “стиль жизни”, “жизненный путь”, успели стать общенаучными понятиями-метафорами целого ряда гуманитарных и социальных наук; другую часть поля образуют понятия, происходившие из феноменологии (и развивавшейся под ее влиянием социологии и психологии), такие как “жизненный мир”, “повседневная жизнь”, “структуры повседневности”, не получили широкого распространения, но сохранили, тем не менее, за собой значение логических образцов осмысления образожизненной проблематики; третьи, как например понятие “систем жизнеобеспечения” в экологии человека, остались в ходу в рамках тех дисциплин, где они и возникли, хотя и не утратили свой научный смысл.
Однако, стоит все-таки обратить внимание на особые отношения, успевшие завязаться уже между понятиями “образа жизни” и “повседневность” и, как кажется, многое путающие в нашем к ним отношении. Тому есть по меньшей мере две веские причины.
Во-первых, и общенаучный характер первого из этих понятий, и его наличная встроенность в идейно-публичный оборот часто склоняют мысль к облегчающей поблажке: относить к содержанию понятия “образ жизни” то и только то, что привычно относится к жизни обыденной, повседневно наблюдаемой.
По моему разумению, это далеко не так, а во многом и совсем не так, ибо повседневность не существует сама по себе, а возникает в результате процессов “оповседневливания”, которым противостоят процессы “преодоления повседневности”.
И чтобы избежать в этом вопросе каких-либо двусмысленностей, я буду придерживаться далее того понимания повседневности, которым оперирует понимающая социология знания: “Повседневная жизнь представляет собой реальность, которая интерпретируется людьми и имеет для них субъективную значимость в качестве цельного мира. ... рядовые члены общества в их субъективно осмысленном поведении не только считают мир повседневной жизни само собой разумеющейся реальностью. Это мир, создающийся в их мыслях и действиях, который переживается ими в качестве реальности. Поэтому ... мы должны прояснить основания знания обыденной жизни … с помощью которых конституируется интерсубъективный повседневный мир”.
При всей простоте восприятия и поведенческой отработки повседневного мира обыденным сознанием, он есть, тем не менее, социально конструированная реальность, опосредованная различными схемами конституирования (в частном случае, схемами типизации), усвоенными обыденным сознанием, и потому жизнь в повседневном мире никак не может быть объектом изучения или управления проектирования без учета этих способов конституирования (или их направленной проектной трансформации).
Во-вторых, важность внимания к проблематике повседневности проистекает из характера аналитических оценок кризисного состояния постсоветского общества, связываемого рядом авторов с вопросами идентичности образа жизни на уровне структур повседневности.
Так А. Фадин, перечислив многочисленные “объективные”, по его мнению, свидетельства кризисности и среди них “стремительное ухудшение здоровья ... рост смертности, падение рождаемости и продолжительности жизни ... тотальную коррупцию, беспрецедентную волну преступности” и т.д., счел все же возможным утверждать, что “даже все перечисленное тем не менее не воспринимается большинством населения как катастрофа – до тех пор, пока не рушатся структуры повседневности“ (подч. автора – О.Г.), хотя и оговорился, что “такие вещи как многомесячная невыплата зарплаты, реальная длительная безработица, недоступность регулярного медобслуживания и школьного образования – уже реальный осязаемый шаг к катастрофе структур повседневности”.
Хотя цивилизационный запас прочности человека суть величина, вряд ли поддающаяся прямой оценке, ясно, что устойчивость структур повседневности есть одно из условий идентичности образа жизни как такового.
Еще одно обстоятельство, на которое стоит обратить внимание, когда образе жизни речь заходит в контексте задач городского развития.
Цивилизационный сдвиг, связанный с третьей технологической волной, – как заметил Ф.И. Гиренок, – “характеризуется уже не превращением человека в рабочую силу, а замещением рабочей силы силами субъективности. ... происходит демассификация рабочей силы ... возникает потребность в промышленном использовании уже не рабочей силы человека, а его личностных структур ... новый цивилизационный сдвиг связан (как раз) с изменение типа повседневности”.
Отмеченная автором тенденция имеет глобальный характер, то есть относится к любым видам труда и производственных пространств, но является особо актуальной для пространств инновационных. Это приводит исследователей к вопросу о типике присущей повседневности рациональности (и ее инновационном потенциале).
В этой перспективе “рассеянному разуму” повседневности соответствует “превращение области повседневной жизни в лабиринт, который не был спланирован какой-либо центральной инстанцией”. Человек, ставший героем рассеянной по миру повседневности, блуждает по миру, оставаясь никем, неким Nemo, “пока его не сажают в определенную клетку этого лабиринта”. Повседневность тем самым опознается как место открытия смыслов и правил, а не только их воплощения; как место, где разные типы рациональности сплавляются между собой. Она “ только тогда сохраняет или даже приобретает силу сопротивления нажиму всё упорядочивающей рациональности, когда она сама становится большим, чем просто повседневная жизнь, то есть когда она сама себя превосходит”.
Вдумываясь в будничную, повседневную жизнь, В.И. Вернадский также утверждал, что “мы можем наблюдать в ней проявление основных идей и верований текущего и прошлого поколений, можем видеть постоянное стремление человеческой мысли покорить и поработить себе факты совершенно стихийного на вид характера. ... постоянную борьбу сознательных (т.е. неестественных) укладов жизни против бессознательного строя мертвых законов природы ... Коллективной работой мысли людей жизнь человеческих общин и самого человечества получает стройный характер.
На этой будничной жизни строится и растет главным образом основная сторона человеческой мысли. ... Сила личности и влияние ее, понимание ею жизни ... увеличивается по мере вдумывания в процессы будничной жизни”.
На этом пути повседневность обнаруживает себя как пространство здравого и общезначимого смысла, самопроявления и самоопределения человека.
“Здравый смысл высказывается в одном направлении: он ... выражает, – по мысли Ж. Делёза, – требование такого порядка, согласно которому необходимо избрать одно направление и придерживаться его. Это направление от более дифференцированного к менее дифференцированному ... от миров (индивидуальных систем) к Богу. ... Здравый смысл – принцип единственно возможного смысла. ... В случае общезначимого смысла, смысл ... называется “общезначимым” потому, что это - ... функция, способность отождествления, которые заставляют разнообразие принимать общую форму. ... Общезначимый смысл связывает данное разнообразие, соотносит его с единственной конкретной формой объекта или с индивидуализированной формой мира. ... Общезначимый смысл связывает собой различные способности души и дифференцированные органы тела в совокупное единство, способное сказать “Я” (проявить для себя свой самообраз – О.Г.). Одно и то же Я воспринимает, воображает, вспоминает, знает и т.д.. Одно и то же Я дышит, спит, гуляет, ест”. Оно, этот Я-субъект, – манифестирует себя в речи и поведении, проговаривает и показывает то, что он делает. “Во взаимной дополнительности здравого смысла и общезначимого смысла запечатлен альянс между Я. Миром и Богом – Богом как предельным исходом направлений и верховным принципом тождеств” (Делёз 1996, с.102-103).
И потому не будет лишним привести в заключении несколько слов М. Бубера о его духовном опыте повседневности, который, несколько перефразируя А. Платонова, можно было бы назвать опытом “сокровенной человечности”.
“В молодые годы исключением в обычной жизни было для меня только “религиозное”. Наступали часы, которые изымались из хода вещей, что-то проламывало твердую скорлупу повседневности. И тогда нарушалось привычное постоянство явлений...
С тех пор я отказался от такой “религиозности”, которая есть лишь исключение, изымание, выход из повседневности. ...Теперь у меня есть только повседневность, из которой я никуда не выхожу. Тайна ... поселилась здесь, где все происходит так, как происходит”.
Сеть как реальность и метафора
Оснащение организаций компьютерами, базами данных, моделями объектов управления, экспертными системами, наращивание компьютерной грамотности персонала – управленческая повседневность. Однако, все эти технические новшества, до тех пор, пока они воспринимаются как именно как технические, мало что меняют в понимании природы и смысла управления как деятельности. Хотя “горсоветы” и “горкомы” уже успели смениться на “офисы”, а государственный служащий чуть было не получил номинацию “гражданского офицера” (уж очень хочется из своего кремлевского кабинета углядеть в России какого-нибудь завалявшегося генерал-губернатора или назначить его), все одно – “контора”, коридоры и кабинеты, канцелярские столы, “вызовы на ковер” и подковёрная борьба и т.д.
Если любой орган управления рассматривать как организационно-информационно-технологическую систему-в-системе, то плодотворной проектной метафорой управления можно считать сеть
.Учетными примерами для насыщения этой метафоры могут служить (1) компьютерные сети производственных, финансовых или управленческих корпораций, (2) маркетинговые сети, являющиеся способом продвижения товара к потребителю (типа “Гербалайф”) и (3) как предельный случай - Internet.
Плодотворность сетевой метафоры в данный момент – в ее остраненности от конторско-организационного взгляда на управление и возможности иного взгляда на содержание и формы реализации управленческой деятельности.
Часть третья. Реакции на предлагаемые изменения
Консалтинг, как особое занятие и тип деятельности, завелся в нашей стране в инновационных, перестроечных обстоятельствах, что наложило на него печать заведомой инновационности. Чаще всего и как бы по умолчанию предполагается, что всякий консалтинг инновационен по своей природе, что предлагаемые в нем изменения будут поняты и, что для нас сейчас особенно важно, приняты теми, кого консультируют, именно в инновационном ключе, то есть как реализацию какого-то проектно-инновационных предложений. Следует признать, что даже если изменения предлагаются консультантами в инновационном ключе, это еще не значит, что прочие участники консалтинга будут воспринимать и примут их в качестве таковых.
Разве не очевидно, что для того, чтобы предлагаемые изменения были восприняты, они должны быть понятными, а чтобы их приняли, они должны стать привлекательными? Иначе говоря, принятие предлагаемых изменение должно быть мотивировано и одной из задач консалтинга является как раз учет наличных мотиваций, работа с ними, а шире говоря - управление мотивациями.
Все сказанное далее отнюдь не есть поход против нововведений. Но для того, чтобы организационные инновации стали аттрактивными (и мотивационно привлекательными), сама инновационность должна, на мой взгляд, быть осознана как одна из рамок экспертно-аналитически-консультационной деятельности, одна – в ряду других, а инновационно-ориентированный консалтинг - как одна из его разновидностей.
Сами по себе предложения о том, что консультационная работа обеспечит совершенствование, реорганизацию, рационализацию, повышение эффективности и качества деятельности организации-заказчика могут оказаться мало убедительными,
Всякие попытки инновационной реорганизации (оргтехнических и социотехнических работ) воспринимаются в лучшем случае как нежелательное увеличение неопределенности, а в худшем – как угроза (например, потери работы).
Примером такой контрмотивации может служить расхожая “отмазка”, гласящая, что “все это теория, а мы заняты практикой”. Сия отмазка свидетельствует о том, что в организации имеет место настолько глубокое оповседневнивание работы, что профессиональные знания, умения и опыт уже не воспринимаются как таковые, вне оболочки повседневности. Собственно профессиональные ценности затушевываются бытовыми, а когда их перемешивание происходит “в особо крупных размерах” работа депрофессионализируется и оказывается полностью подчиненной нашептываниям коммунальности. В условиях окоммуналивания организации профессиональный опыт (а потому и рост) оказываются, в принципе, невозможными, поскольку невозможно вычленить ни индивидуальный успех того или иного работника, ни критериально оцениваемые качества конечного продукта его именно, а не общей работы (вклад).
О жанрах консультационной работы
Как таковые, жанры подразделяются по функциям деятельности, которые задает формат процедур (способы проблематизации, концептуализации и документирования).
В практике городского управления привилось несколько видов консультационных работ:
Это та часть консультационной работы, которая имеет дело с объективированной функциональной структурой управления.
Это – уже работа с персоналом, хотя еще и не выделена в специальный обучающий тренинг и осуществляется по ходу проектно-консультационной работы.
Это – беседы, "разговорный процесс", в котором постепенно уясняются, уточняются проектные намерения и достигается взаимопонимание целей и мотивов реорганизации.
Кроме того, консультирование тесно связано с проектно-аналитической работой.
“Творческая зона эксперта, - как писал недавно С. Земляной, - располагается в зазоре между отложившимся, книжно-письменном знанием - и жизненно-практической окказиональностью, между общим правилом - и конкретным случаем (делом, политическим решением)”.
Столь резкий упор на отложившееся в письменной форме знание вряд ли оправдан применительно к живой консультационной работе. Не меньшее, если не большее значение в ней имеет событийное, случающееся знание
.Кроме того, следуя различению событий/состояний, сред/сетей, помимо отложившегося в пространствах культуры знания и знания событийно-обстоянного, должно быть еще положено движущееся, снующее в сетях, продвигаемое, сообщаемое и приобщаемое к делу сетевое знание
.
Об общегородских проблемах и политиках
Переход к технологии “устойчивое развитие // человеческий потенциал” предполагает более внятное понятийное различение и организационное проведение общегородских политик и функционально-сферных (межотраслевых) программ.
Общегородские политики заводятся вокруг общегородских проблем-компликаторов, т.е. проблем, относящихся к нескольким или ко всем сферам жизнедеятельности и, соответственно, к нескольким или всем ведомствам (департаментам), отвечающим за состояние дел в соответствующих сферах.
Как это не парадоксально, но сначала именно проблемы оказываются теми стяжками (компликаторами), в которых репрезентируются некие неквалифицируемые (системно и позитивно) социальные реальности. Понятно, что далее эти стоящие за проблемами комплицированные реальности могут быть положены в качестве автономных социальных объектов (как для аналитической проработки, так и для управленческой деятельности).
Эта особая природа общегородских проблем выражается в том, что:
(1) Они одновременно, хотя и в разных смыслах, являются проблемами для всего населения, для различных его групп и для городского профессионализированного управления (интерфейс управления и самоуправления). Поэтому по поводу городских проблем и возможна социальная коммуникация (они признаются как существующие или не существующие, оцениваются как существенные или несущественные, ранжируются по приоритетам и т.д.).
(2) Происходит “движение в проблемах” (они трансформируются, сводятся друг к другу), “подмена проблем”; имеет место и даже оценивается как достижение “приращение проблем”, переход к решению “новых”, “современных” проблем.
Важный аспект этой темы – оценка тех или иных проблем как “наших” или “не наших”, оказывающая влияние на их принятие в проработку.
Проблема может быть опознана и принята как “наша” в том смысле, что она имеет место нашем городе (как невыплаты, наркомания), и в том, что не-решание чревато негативными последствиями (понижение уровня благополучия для населения, оценка системы городского управления как мало эффективной).
Вместе с тем “наша проблема” часто имеет свои корни в общесоциальных (страновых или глобальных) процессах и в этом смысле она “не наша”, возникла не по нашей вине, не в следствии ошибок управления, а как бы пришла со стороны и не может быть полностью устранена нашими усилиями.
Отсюда вопросы “допустимых уровнях” невыплат (два месяца в Омске), преступности, наркотизации и т.д. Межрегиональные и межгородские сравнения таких допусков используется для оценки сравнительной эффективности городского управления и оценок “благополучия городов”.
Кроме того, объективация проблем в качестве общестрановых или общецивилизационных дает своего рода социально-терапевтический эффект – то, что “как у всех” социально более приемлемо, чем то, что только “у нас”.
Методологическое замечание
Систематическая работа с городскими проблемами – это скорее постоянная рефлексивная ре-проблематизация того, что в городе уже признано проблемными ситуациями, чем одноразовая проблематизация “нараза”, “с нуля”. Это переформулирование публично признанных проблем в управленчески-приемлемую форму, приведение их к методически проработанным форматам. Впрочем, с учетом этих оговором, можно - в качестве родового - сохранить и термин “проблематизация”.
На лицо несколько источников и принципов отбора проблем для включения их в общегородскую политику.
1. Список проблем, фактически формулируемых:
2. Список проблем по сферам жизнедеятельности населения:
Важную роль при этом играют концептуальные и счетные показатели состояния дел, применимый для нескольких (желательно, для всех) сфер и курирующих их департаментов.
Например, сквозная занятость и наблюдаемость поведения детей, подростков и молодых людей.
3. Для развития самой системы городского управления важно иметь проблемы разной социальной природы:
Наркомания – диффузное, не привязанное жестко к какому-то социальному институту или группе, социальное явление.
Молодежь – изменяющаяся в своем текущем составе, но социально стационарная возрастная группа
.Семья
– социальный институт.Суть выигрыша тут в том, что типологически разные социальные реальности (объекты) для управленческой проработки требуют разных подходов и инструментов.
4. Каждая включенная в политику проблема для своей управленческой проработки предполагает организацию своей особой сети взаимодействий с:
5. Некоторые проблемы признаются инновационными и вносятся в проработку в этом качестве. Среди них могут быть:
Управление развитием и управление функционированием
Когда в практике городского управления используется различение задач управления функционированием и управления развитием, возникает вопрос: а чем, собственно, эти задачи отличаются с точки зрения технологии управления? Или иначе: какова с технологической точки зрения природа тех управленческих инноваций, которые позволяют говорить об управлении развитием (в его отличии от управления функционированием)?
Управление функционированием объекта – это управление в области его (объекта) устойчивой воспроизводимости, наблюдаемости функциональных свойств, отношений и эффектов, их константности, постоянства и определенности для наблюдателя.
Поэтому с точки зрения базовых воспроизводящихся процессов, составляющих основу жизнедеятельности города, ситуация развития всегда воспринимается как неустойчивая и переходная, как ситуация неопределенности и перемен.
Переходная к чему? К новой устойчиво воспроизводящейся ситуации, а значит – к функционированию и управлению им.
В переходной фазе, между одним и другим устойчиво управляемым состояниями, каждая новая управленческая задача технологически выглядит как рекомбинация старых задач. Например, кажется, что в деятельности управления недвижимостью сочетаются задачи, известные из старой градостроительной практики, из деятельности БТИ, органов ценообразования и т.д.
Поэтому, отчасти, появление новых задач встречает сопротивление матерых управленцев-градовиков. А принятие их мотивируется не в малой степени приверженностью к ценностям развития как такового.
При переходе к политике управления развитием реструктурируется все поле управленческих задач. И даже если каждая из новых задач воспринимается как рекомбинация старых, важно выбрать новые фокусы развития и обеспечить на них переструктурирование управленческого поля. Иначе не будет сделан шаг в сторону развития и не случиться его событие.
Впечатления консультанта “без копыта”
Фигура консультанта, задачи и формы постановки деятельности консультирования, именуемые неудобоваримым словом “консалтинг”, - вещи достаточно непривычные для русского глаза, слуха и ума. А потому у тех, кто волей-неволей оказываются участниками консультационных процедур (игр, процедур, тренингов и т.д.) налицо, с одной стороны, неопределенность и, одновременно, завышенность ожиданий, а с другой, неприятие ответственности за свое участие в консультационных процедурах. Причем сказанное справедливо как в отношении консультируемых, так и в отношении консультантов.
Можно было бы сказать, что такое положение дел есть проявление той степени институционализации (принятости) консалтинга, которой он достиг в нашей стране. Однако, эту манеру говорения мы оставим на другой случай, когда найдется время и место для спокойного социологического размышления, а сейчас вернемся в любимый город великого физика Ома.
Вместо послесловия. К содержанию “Муниципальной повестки дня”
Необходимость новой “Муниципальной повестки дня” становится особо очевидной, когда в практике местного самоуправления возникает вопрос о достраивании уже освоенной системы менеджеральных технологий до уровня стратегического планирования (в стационарных и кризисных условиях).
09.10.98– 18.02.99
Нормы стратегического мышления.
Н.Г. Алексеев
Институт педагогических инноваций
член-корреспондент Российский Академии Образования
Введение. Общий замысел и характеристики разработки
Уже с момента возникновения Московского методологического кружка (ММК) в конце 50-х годов, а особенно после появления в 1979 году ОДИ, развиваемые в нем идеи оказывали и продолжают оказывать все более сильное влияние на отечественную (и не только) психолого-педагогическую мысль. Первоначально это влияние осуществлялось через различные формы непосредственных контактов. С появлением игр, в методологическое движение включились в той или иной форме тысячи, возможно десятки тысяч людей. Думается, это имело и имеет как свои позитивные, так и негативные последствия. В любом случае остро встал вопрос (проблема) трансляции методологического движения в целом; вопрос о том, как должны развиваться игротехника и методология, избегая по возможности ловушек и провалов, связанных с процессами омассовления самой этой деятельности. Указанная проблема, кроме социальной, связанной с омассовлением и, соответственно, “ремесленизацией” деятельности, имеет и свою внутреннюю, внутридеятельностную сторону: методология умирает в своем продукте, “продуктное” движение превращает методологию в научную дисциплину; суть дела не меняется от возможных приставок-прилагательных: комплексная, синтезирующая или даже управляющая научная дисциплина. Может быть, умирание
ѕ жизнь вспышками ѕ вообще судьба методологий, но все-таки хотелось бы этого избежать, поскольку думается, что далеко не все ресурсы движения уже исчерпаны.Все это имеет прямое отношение к замыслу нашей разработки. В 1991 году мы сосредоточили свои усилия на организации экспериментальных площадок исследования, т.е. на первичной выборке педагогов и других работников образования с целью их практического ознакомления с методами и приемами работы ОДИ. На втором этапе, охватывающем 1992 г., выделенные и получившие первичную практику в ОДИ педагоги под руководством и при консультации разработчиков должны были посвятить усилиям в переработке освоенных средств и представлений применительно к специфическим условиям своей деятельности, что предполагает в первую очередь их самостоятельную работу. Наконец, в 1993 году (третий этап) они уже должны были строить собственное окружение, т.е. научиться передавать (по-видимому, по типу ОДИ) свои собственные наработки. Разработчики проекта при этом выполняют функции экспертов и консультантов.
Нам думается, что в таком построении закладывается особый механизм трансляции, во многом альтернативный тем механизмам, которые преобладают в сфере образования. Этот альтернативный механизм мы пока условно назвали “коммуникативной трансляцией”, подчеркивая особенно важное и большое место, отводимое в нем непосредственно живой коммуникации, позволяющей быстро и эффективно решать возникающие вопросы и затруднения. Неверно было бы утверждать, что подобные механизмы трансляции ранее не существовали в практике. Например, механизм такого рода заложен в трансляцию идей и методов научной школы классического образца XIX
ѕ начала ХХ века; думается, весьма сходные механизмы реализуются в религиозных организациях; вероятно их использование и в других случаях. Для нас же существенно апробировать данный механизм применительно к сфере образования.Мы обсудим стратегию нашей работы в данном направлении, наши цели, те результаты, которых мы ожидали от работы, а также возможные негативные последствия разработки. Но сначала мы введем общее представление о стратегии, дающее нам возможность в соответствии с ним строить нашу разработку.
Представление о стратегии
Существует много самых разнообразных определений стратегии: из военного искусства, из политики, да и из других сфер человеческой деятельности. Наша задача не состоит в том, чтобы поставить в их ряд еще одно; не состоит она и в попытке объединить их, выделяя нечто общее, присущее им всем. Смысл дела, если его кратко определить
ѕ в разработке процессуального аспекта, можно даже сказать ѕ процессуально-рабочего. Иными словами, смысл ѕ в “стратегировании”, т.е. в создании механизма или инструмента построения стратегии, выделении и фиксации норм, лежащих в основании стратегического подхода к выбранному для себя делу, к его мыслительному (идеальному) обдумыванию и предварительному проигрыванию. Будучи втянутым в реальный процесс, подобный инструмент выполняет две основные функции: отбора нужного материала и частично (частично, поскольку включаются и другие средства) ѕ его преобразования. Такой подход к построению представления (понятия) о чем-либо вообще свойственен методологическим разработкам, базирующимся на идеях ММК, в частности на схеме двухплоскостного ортогонального строения любого действительно работающего мыслительного образования.Впервые это представление возникло в непосредственной практической ситуации при проведении ОДИ с московским заводом “Карбюратор”, входящим в объединение “ЗИЛ”. В середине 80-ых годов несколько разных команд провели серию ОДИ на стратегию: на стратегию развития (перестройки) заводов, промышленных объединений, ИПК и других организаций. Само слово “стратегия” при этом выносилось в заглавие ОДИ, ее разработка являлась одним из ведущих стержней игрового действия. Организующая его методологическая группа с необходимостью должна была “по идее” иметь (выработать) соответствующее понятие. В случае ОДИ на заводе “Карбюратор” его необходимо было представить в виде последовательности тактов общего движения игры, когда каждый из тактов определяет игровой день. Отметим, что играющие должны были сначала в своем реальном действии последовательно прожить процесс “стратегирования”
ѕ разработки различных стратегий развития своего предприятия ѕ понять и оценить их и лишь затем последовательно, шаг за шагом, отрефлексировать сам процесс создания собственных стратегий. Разработанное методологами представление о стратегии прошло при этом весьма жесткое апробирование, в чем-то весьма сходное с естественным процессом отбора и закрепления слов в разговорном языке: надуманное и усложненное, а главное, не дающее возможности строить действие и понимать действия других (организационно-деятельностная и онтологическая составляющие) сразу же отметается, не выдерживая практической проверки. Созданное на данной ОДИ представление о стратегии было задействовано и на ряде других игр.Нам представляется, что оно может эффективно использоваться и для продумывания и планирования самых различных научно-исследовательских разработок, в том числе и в сфере образования, особенно, если эти разработки рассчитаны на перспективу и планируются не как отдельные изолированные акции, а в качестве развертывающейся системы действий, в конечном счете определяемых ценностными установками ее проектантов.
Именно с ценностей и начинается приводимое ниже на схеме 1 представление о стратегии. Сама схема, неся отпечаток способа своего возникновения, организована как последовательность четырех блоков (каждый из которых служил средством организации игрового дня), а их последовательность задает содержательно-предметное движение в соответствующих (посвященных стратегии) ОДИ.
Вкратце разберем смысл отдельных элементов схемы и некоторые ее общие характеристики. Это даст нам возможность понимать общую (методологическую) конструкцию стратегии развертывания разработок по нашему проекту “Использование ОДИ в системе педагогического образования”.
Несколько общих замечаний по схеме в целом
Во-первых, выделенные в ней функциональные этапы (1-4) задают логику стратегирования. Как уже указывалось, этот порядок отражает не только факт (тип) первоначального конструирования схемы в условиях подготовки и проведения ОДИ, но и необходимость систематического изложения.
В реальной практике вполне возможны перестановки, возвращения от одного функционального этапа к предыдущему, своеобразные возвратные и кольцевые движения. Более того, подобные возвраты и перестановки являются эмпирической нормой конкретных разработок.Во-вторых, функционально различную роль имеет каждый из двух элементов левого столбца схемы: первый как бы предзадан, уже очевиден либо из предшествующего опыта, либо непосредственно из предыдущих этапов разработки стратегии (с последним связан перенос правого элемента по схеме на ступень ниже в левую часть). Второй же элемент левого столбца выражает то, над чем в данный момент времени идет работа и поиск; в игровых ситуациях он всегда ситуативен (момент ситуативности сохраняется и при других формах использования схемы). Построение содержания правой части схемы
ѕ что является практической целью каждого этапа ѕ складывается, таким образом, из связывания уже предзаданного и привносимого нового.Вкратце поясним теперь части (блоки) схемы.
В первой части представлен один из возможных механизмов формирования и формулировки целей. Утверждается, что необходимо последовательно (а в какой-то мере и неуклонно) проводить соотнесение (связывание) ценностей строящего стратегию с его позицией (позициями). Важно подчеркнуть
не единственность, а множественность существования и того, и другого. Предполагается, что ценности уже предзаданы, сложились в предшествующем опыте разработчика в качестве некоторых достаточно устойчивых (странно, если бы это было не так) образований и задача состоит в их адекватном ѕ в разбираемом отношении ѕ выделении и кодификации. Под позицией прежде всего имеется в виду способ реализации ценности, включающий в себя место, с которого она реализуется, отношение (качество и степень) к другим ценностным установкам и т.п. Позиция, таким образом, выступает как активность, реализуемая в проведении ценности; в ней ценность не декларируется, не просто заявляется, а живет, реализует свой потенциал, либо ѕ противоположный случай ѕ уходит от самовыражения. Неопределенность позиции (для разбираемых случаев “стратегирования”) связана с невключенностью в действие. Таким образом, сам процесс связывания ценности и позиции для получения цели ѕ есть процесс практический, существенным моментом которого (если он не имеет четко выраженного формалистического характера) является ответственность за то, что в выбранном деле может быть сделано.Итак, суть первого блока стратегии
ѕ в полагании целей. Положенные цели доопределяются (частично изменяются) в последующих блоках.Возможно, неожиданным (как было, по крайней мере, для нас), а также проблематичным и даже спорным является ход рассуждений по второму блоку; а именно
ѕ как получаются средства. Суть выдвигаемого утверждения в том, что они возникают в коммуникации при сопоставлении (согласовании либо противопоставлении) позиций или собственно целей. Мыслекоммуникация при этом может быть как реальной и состоять в фактическом и непосредственном диалоге заинтересованных лиц, так и протекать в режиме имитации. Сопоставление позиций по отношению к чему-либо образует проблемное поле, уяснение способа выхода из него (разрешения, углубления и т.п.) служит толчком, который при рефлексивном оформлении является ведущим в появлении или образовании новых средств для продолжения деятельности. Положение, имеющее, не побоимся сказать, колоссальное эвристическое значение.Если следовать гегелевской традиции и терминологии, то во втором блоке происходит уже не полагание целей (целеполагание), а целеопределение.
Третий блок (единица) предлагаемого представления о стратегии (а значит
ѕ и стратегии нашей разработки) строится по тому же пути: для получения результатов средства полагаются уже заданными (что не противоречит возможности их дальнейшего уточнения и переопределения), вторым же “ситуативным” элементом берутся условия. Важно подчеркнуть, что условия весьма активный элемент, они формируются и идут от разработчика. В этом смысле условия противоположны обстоятельствам, которые от деятеля независимы. Обстоятельства преобразуются в условия через наложение на первые ограничений. В том, какие ограничения окажутся наложенными, проявляется активная сторона деятеля, его цели, средства и т.д.Полученные результаты (четвертый блок), включаясь в ткань деятельности и мыследеятельности, начинают в ней “жить” уже независимо от породивших их деятелей, и иногда не совсем так, как им хотелось бы. Факт, ставший в настоящее время хорошо известным, и предполагающий еще до получения результатов предварительное обдумывание и просчет тех воздействий, положительных и отрицательных, которые полученные продукты (или результаты) могут оказать. Это не может не относиться и к педагогическим разработкам; хотя насколько нам известно, этому
ѕ особенно негативным последствиям ѕ практически не уделяется внимания, как будто бы само их появление просто невозможно. Учет последствий, на наш взгляд, связан с выходом в более широкое целое по сравнению с организованностями, в которых производится конкретная разработка. Одной из форм такого выхода является учет тенденций, через которые просчитываются ситуации будущего, куда вводятся результаты разработки, т.е. те места, где результаты будут “жить”, играя ту или иную роль. Анализ последствий уже с иной точки зрения, но на основе заранее проделанной работы в предыдущих блоках стратегирования, выводит на первоначально сформулированные цели и на базовые ценности. Конец стратегического движения замыкается на его начало, образуя кольцевую структуру.Описание предметизации схемы по замыслу нашего научно-исследовательского проекта составляет содержание следующих разделов статьи.
Цели разработки
Общая цель нашей работы
ѕ распространение “идеологии” и методов ОДИ на сферу образования. Здесь мы дадим ее расшифровку. Как уже было установлено ранее, это предполагает особое связывание ценностей и позиций разработчиков, к чему теперь следует добавить: на особом типе действования ѕ методолого-игровых методах, прикладываемых также к специфическим ситуациям образования (обучения). Это можно представить на схеме 2.
Как видно, связывание наших ценностей и наших позиций идет двумя основными путями: через принадлежность к одной культуре (ММК и ОДИ) и через обращение пусть и к предельно широкому, но мыслимому в качестве единого материалу (образование и обучение). Этим определяется центральная ценность
ѕ ценность методологизации.Ее можно определять по-разному, более того, разнообразие выступает не как недостаток, а как норма и достоинство. Наши представления о ценности методологизации мы развернем, обсудив, во-первых, соотношение общечеловеческих, культурных и деятельностных ценностей, а во-вторых, состав деятельностных ценностей методологизации.
Провести различение общечеловеческих, общекультурных и деятельностных ценностей необходимо, поскольку именно последние непосредственно влияют на построение и проведение стратегии нашей работы. Мы, конечно, понимаем, что и первое, и второе, и третье есть своего рода абстракция, в том числе
ѕ абстракция усреднения, когда речь идет не об отдельных индивидах, а о различных коллективах людей. Индивидуальные ценности уже по своему полаганию уникальны и во всех своих особенностях неповторимы, что проявляется и в деятельности индивида, обеспечивая ее разнообразие. Относится это в полной мере и к лицам, составляющим коллектив разработчиков. Вряд ли можно сказать, что по своим общечеловеческим ценностям они отличаются от других коллективов людей; единственное, что, пожалуй, следует отметить, это преобладание общечеловеческих ценностей активного порядка. Иное положение с общекультурными ценностями, что связано с прохождением всех участников работы (хотя и по разным траекториям) через ММК, который образует в отечественной современной поликультуре мощное и специфическое субобразование. Укажем на некоторые специфические для ММК ценности. Это, во-первых, осознанное или неосознанное (в данном случае это безразлично) стремление к групповой работе и ее приоритет, что выделяет ее из других форм творчества; во-вторых, стремление к межпрофессиональной деятельности с понижением значимости профессионализма и замыкания в нем; в-третьих, выделение методологизма (форма методологизма при этом может быть самой различной) и вера в него как в будущую культурную парадигму; далее, складывающаяся почти на автоматическом уровне привычка к анализу ситуации, какой бы характер последняя не носила. Если попытаться построить обобщенный портрет методолога, то он напоминает пионера Америки конца XVIII ѕ начала XIX века, двигавшегося (и имевшего на то возможности), все дальше и дальше ѕ без освоения и тщательной проработки территории на уже освоенных рубежах. Методолог, как и американский пионер, стремится все сделать сам, не от кого не завися. И продолжая аналогию, как последний верил в свои силы, так и методолог верит в свою способность осмыслить ситуацию и построить средства выхода из нее. Его оружием является уже не винтовка, а рефлексивное снятие своего опыта. Этим сравнением нам хотелось не столько последовательно описать (а это крайне сложная задача) систему общекультурных норм ММК, сколько дать ее хотя бы по возможности почувствовать и представить дабы перейти к тому, как и во что они преобразуются в деятельностном залоге.а) Ценность мыследеятельности. Вовлекая всю личностную структуру своих мыслекоммуникантов в мыследействие, методолог стремится реализовать именно его, разрушая
ѕ как препоны к мышлению ѕ привычные формы и способы действия. У методолога это в крови. Что бы ни утверждал тот или иной член ММК относительно своего отношения к мышлению, даже к методологии, указанное свойство как ценность является его отличающей и выделяющей ѕ по его действиям ѕ чертой. Применительно к нашим разработкам интересно сравнить в данном отношении научный и методологический подходы: первый, говоря о мышлении и ценности его развития у учащихся, разрабатывает методы, способы и приемы решения задач и проблем; методолог же видит свою цель в построении проблемности как таковой, полагая (во многом справедливо), что в конце концов дело учащихся справляться с ними. Справедливости же ради следует отметить, что методолог проблематизирует и себя наряду с остальными участниками коллективного действия. В мировой культуре (за исключением отдельных техник коан и дзен-буддизма), пожалуй, нет направления, которое столько бы времени посвящало техникам проблематизации.б) Ценность развития, которая полагается выше остальных, поскольку обеспечивает движение, процесс. Вполне возможно, что это отголосок неокантианства, повернутого в социально-психологический аспект; достаточно вспомнить “ревизиониста” Бернштейна с его “Движение все, результат ничто”. Впрочем,
здесь происходит интересная сдвижка, даже аберрация ѕ собственно движение и становится искомым и желательным результатом. Данная ценность ѕ -такова, думается, судьба любых реально работающих ценностей ѕ существует не отдельно, как нечто изолированное и выделенное, а тесно корригируется с другими, с ценностью мыследеятельности. Важно не просто строить мыследеятельность, а обеспечить ее развитие. По отношению к обучению (более широко ѕ к образованию) это специфицируется в тезисе о развитии в первую очередь мыслительных способностей. Характерно отрицательное отношение, сложившееся в ММК к передаче “готовых форм” мыслительной деятельности, различных логических приемов и способов. Они должны быть построены в действии, порой мучительном и тяжелом. Их построение самим человеком, в его опыте, обеспечивает достижение по крайней мере двух вещей: а) уникальности, сращенности приобретаемой техники с личностью и, следовательно, б) актуальной возможности ее последующего развития как личного достояния, как своего.в) Как же получается этот эффект своего? С этим связана третья работающая ценность
ѕ ценность рефлективного опыта оформления. Идея эта восходит в ее сущностном моменте к работам И.Г. Фихте, впервые тесно связавшем свободу и мышление через рефлексию: свобода появляется не просто в возможности произвольно совершить нечто (здесь свобода оказывается связанной материалом, над которым совершалось действие), а идеальным оформлением совершенного (сиречь рефлексией), где происходит действие оформления в идеальном пространстве; последнее предполагает внутренние (по замыслу Фихте) средства, то есть свои, те, которые выбираются самим действующим, и мы имеем бытие несвязанной свободы. Возможно, данное рассуждение несколько сложно, и требует перевода на более простой язык. Сделаем это: включенный в деятельность человек является одновременно и действующим и испытывающим действие других (по крайней мере, последним он “связан”). В осмыслении, рефлексии прошедшего им избирается своя ѕ подчеркнем, своя ѕ точка зрения или угол зрения (он не связан); выделенное и оцененное им в прошедшем действовании и есть его опыт в его уникальных особенностях как деятеля. Общее для всех получает свое конкретное, специфическое выражение. Рефлексивное снятие, оформление опыта как ценность дает возможность по-особому взглянуть на игровые методы как на то, что обеспечивает возможность проживания нестандартного опыта (и его критики в проблематизации), причем ѕ за счет имитации различных вариантов действия ѕ в максимально полной по возможностям ситуации форме. Ценность игры и ценность рефлексивного снятия опыта оказываются неразрывными аспектами (фокусами) одного и того же.Теперь мы остановимся (согласно введенной схеме стратегии) на общих способах реализации изложенных ценностей, то есть позициях.
В практической работе методолога, в частности на играх, огрубленно можно выделить следующие четыре основных позиции (места): проектировщика, конструктора, ОРУ (организация руководства и управления), исследователя. Опять же с огрублениями можно констатировать, что
целостность работы методолога в каком-либо конкретном деле задается прохождением по всем указанным позициям относительно предмета его работы (что и реализует его ценности). Добавим: прохождением, предполагающим построение специфичной для предмета разработки мыслительного пространства.Итак, первоначальная цель (общая цель) нашей работы была определена как методологизация; сказанное дает возможность раскрыть, что это значит. Именно, это означает экспансию собственной
ѕ методологической ѕ деятельности. Экспансию в смысле расширения за счет привлечения к ней все новых и новых участников, экспансию за счет развития деятельности в сфере народного образования уже их усилиями. Следовательно, основная цель и состоит в “заражении” (термин Л.Н. Толстого) вовлекаемых в орбиту деятелей народного образования и учеников ценностями методологии, в выработке у них способностей работать методологически (в частности, двигаться по вышеуказанным позициям), в формировании у них способности к коллективной мыследеятельности и т.д.Не побоимся сказать, что такой подход несет в себе тенденцию к элитарности. Но вопрос заключается в том, как передать прежде всего не только это, но и все то перечисленное, что оправдывает его наличие. Как возможно добиться этого, какими путями? Фактически этот вопрос о средствах, к их описанию мы сейчас и перейдем.
Средства деятельности не предзаданы
ѕ по преимуществу ѕ в самой деятельности, а вырабатываются в ее процессе, но особым образом организованном. Думается, что эта специфическая черта методологического (в отличие, скажем, от научного) подхода вообще. О типе и характере такой организации следует рассказать. Фактически мы приходим под этим углом зрения к квалификации ОДИ как пути получения новых средств деятельности.В игре
ѕ относительно ее проблематики ѕ сталкиваются (это организуется специальным подбором участников) разные позиции, взгляды, точки зрения и т.д.; каждая из них претендует не только на лидерство, но и на непогрешимость. Такова ситуация, выход из которой предполагает два последовательных организационных решения: создание предметного контура обсуждений и вывода его в чистую логику, в идеальный мыслительный план, по терминологии игр ѕ в мыследействие (идеализацию, схематизацию и т.д.) в узком значении этого слова. Осуществляется это через организацию коммуникации участников. В первом случае, как правило, ситуация держится вокруг одного (во многом произвольно выбранного, но тематически важного) вопроса или конфликта; игротехнически это достигается двумя основными путями: отрезанием, блокированием всех остальных возможностей обсуждения (а они беспрерывно возникают как бы естественным путем) и углублением, проблематизацией по выбранному пути обсуждения, в первую очередь за счет показа иллюзорности предлагаемых решений. Во втором случае используется прием “поднимания вверх”: уже принятые коммуникантами положения, носящие предметный характер, как бы берутся за основу и ставится вопрос, который в общем виде можно сформулировать так: “А как это получилось? Что было проделано нами, что привело к такому результату?” Собственно, этот момент в организации коммуникации уже специфичен для ОДИ. Он предполагает наличие методологических средств, поскольку речь идет не о решении того или иного вопроса или проблемы, сколь важными или существенными они бы не представлялись, а о выработке способности к определенным видам мыследеятельности, о включении в нее.
Схемы и процедуры стратегического планирования
А.Е. Балобанов
научный руководитель Образовательного компонента Программы "Местное самоуправление" Московского общественного научного фонда
кандидат философских наук
Постановка вопроса о стратегии есть обращение к наиболее глубинным, основополагающим основаниям и характеристикам деятельности. Такое обращение обеспечивает целостность деятельности и дает возможность строить ее максимально целеустремленно и эффективно, но, со своей стороны, требует предельных ответов (точнее, отвечания, поскольку такой ответ нельзя дать один раз, к нему требуется возвращаться вновь, в связи с меняющими обстоятельствами деятельности) на вопросы о смысле, миссии, целях и обстоятельствах деятельности. В этом смысле, стратегия есть высший инструмент управления, содержащий в себе большую долю вещей не поддающихся формализации и составляющих "искусство управления".
Так понимаемая стратегия известна давно, в первую очередь, в связи с военным делом. Этимологически, слово "стратегия" происходит от греческого корня, который использовался для выражения целого набора понятий, связанных с войной: "стратейя" – поход, экспедиция, война; "стратевма" – войско, "стратегема" – действие полководца, "стратегия" – должность полководца. Все эти значения полностью сохранились до нашего времени. Так, основные значения, связанные со словом "стратегия", приводимые в словаре С.И. Ожегова связаны с наукой о ведении войны или общим планом ведения войны. Но, в то же время, значение слова "стратегия" сегодня шире – тот же словарь С.И. Ожегова, кроме упомянутых, приводит значения искусства руководства общественной, политической борьбой, а также искусства планирования руководства, основанного на правильных и далеко идущих прогнозах.
Теория управления ХХ века с ее развернутой работой по рационализации управленческой деятельности, разумеется, не оставила стратегию вне своего внимания. В 1960-70-х годах термины "стратегия", "стратегическое планирование", стратегическое управление" занимают заметное место в теории управления
,. Основной задачей, с решением которой связано появление и развитие представлений о стратегическом планировании, была разработка управленческих технологий, которые позволили бы перевести ее (насколько это вообще возможно) из сферы управленческого искусства в сферу системотехнической работы. Такой перевод позволяет включить в работу по формированию и оформлению стратегических горизонтов деятельности большее число участников и, главное, превратить большую часть работы по стратегическому планированию в набор системотехнических процедур, тем самым сделав ее независимой от возможностей или слабостей конкретных менеджеров. Это особенно важно для деятельности больших корпорация, включающих в себя разветвленную сеть подразделений, сложным образом взаимодействующих между собой, и призванных, тем не менее, осуществлять взаимосогласованную работу, отвечающую и6тересам корпорации в целом.Стратегическое планирование и управление в крупной организации обеспечивает единство действий, осуществляемых на разных уровнях системы управления и степень мобильности, отвечающую темпам изменений среды деятельности организации. Чтобы достичь такого единства нужно сформировать систему представлений, обладающих двумя основными характеристиками:
а) достаточно высокой степенью общности, необходимой для того, чтобы она могла непротиворечиво вместить в себя вопросы и представления, возникающие и работающие на различных уровнях управления, существующих в организации, с одной стороны и представления об условиях и обстоятельствах, в которых происходит деятельность организации, с другой,
б) возможностью превращать эти представления в понимание того, какие конкретные действия надо осуществлять на разных уровнях управления.
Стратегическое планирование и управление – это работа по формированию представлений о смысле и назначении деятельности организации и превращению этих представлений в ориентиры, необходимые для осуществления конкретной управленческой работы. Осуществление стратегического планирования – необходимое условие взаимной согласованности отдельных действий, совершаемых на разных уровнях организации не превращения их в хаос разделенных операций, когда "правая рука не знает, что делает левая".
В условиях достаточно простых и понятных систем организации деятельности, необходимости в специальной работе по выработке стратегии может не возникать. Здесь может быть достаточно уже сложившихся, известных и отработанных форм организации деятельности, либо формирование стратегии может осуществляться лидерами организации интуитивно, без необходимости выделять эту работу в качестве специального задания и предмета. Изменение этой ситуации диктуется двумя группами обстоятельств: увеличением размеров дела, которым занимается организация и самой организации, с одной стороны, и увеличением интенсивности изменений, определяющих работу организации, с другой. По мере нарастания этих факторов, начинает, во-первых не хватать представлений и средств, отработанных и устоявшихся ранее, а во-вторых, интуитивного определения стратегии одним или несколькими лидерами организации.
Сказанное можно проиллюстрировать привести сравнением оперативного и стратегического управления:
Характеристики оперативного и стратегического управления
характеристика |
оперативное управление |
стратегическое управление |
миссия, предназначение |
производство товаров и услуг с целью получения дохода от их реализации |
выживание организации в долгосрочной перспективе за счет установления динамичных сбалансированных отношений с окружением, позволяющих решать проблемы всех, кто заинтересован в деятельности организации |
объект концентрации управленческого внимания |
взгляд внутрь организации, поиск путей более эффективного использования имеющихся ресурсов |
взгляд вовне организации, поиск новых возможностей, отслеживание и анализ изменений в окружении, адаптация к этим изменениям |
фактор времени |
ориентация на краткосрочную и среднесрочную перспективу |
ориентация на долгосрочную перспективу |
ориентиры для построения системы управления |
функции и организационные структуры, процедуры, техника и технология |
люди, системы информационного обеспечения, рынок |
подход к управлению персоналом |
взгляд на работников как на исполнителей конкретных работ и функций |
взгляд на работников как на ценность, основу и источник благополучия организации |
критерий эффективности управления |
прибыльность и рациональность использования производственного потенциала |
своевременность и точность реакции на новые запросы и соответствие изменений в организации изменениям в ее окружении |
Из приведенного сопоставления видно, что стратегическое планирование имеет дело с более сложными процессами, нежели оперативное управление. В сочетании с концепциями и подходами, основанными на принципах маркетинга, стратегическое планирование может рассматриваться и как попытка современной теории и практики управления расширить границы своих возможностей, строя осознанное и контролируемое отношение к более фундаментальным общественно значимым процессам, которые прежде находились за пределами управленческого действия. В этом смысле, со стратегическим планированием связано одно из магистральных направлений развития управления, направленное на системное овладение управленческой практикой новых предметов и
инструментов, более сложных и открывающих новые возможности,,.
Ключевой исходной точкой стратегического планирования является формирование
представлений о смысле и назначении организации. Эти представления оформляются в ключевых инструментах стратегического планирования – миссии и целях организации.В миссии формулируются фундаментальные представления о смысле деятельности организации. Он может быть самым разным: получение прибыли, освоение новых рынков, изменение образа деятельности в глазах потребителей, содействие благосостоянию клиентов и т.д. Содержание миссии должно быть настолько общим, чтобы оно могло объять все направления работы организации и в то же время настолько конкретным, чтобы на его основе можно было сформулировать набор целей, которые должны быть достигнуты за определенное время.
В работе по формулированию миссии решается три группы задач, важных для планирования деятельности организации:
На основе сформулированных миссии и целей работы организации, а также анализа и оценки среды ее деятельности разрабатываются конкретные принципы, стратегии и программы деятельности, которые затем реализуются, а достигнутые результаты, в сочетании с новым анализом ситуации деятельности организации, ее возможностей и перспектив развития, позволяют сформулировать новое, измененное представление о миссии, задающее горизонт работы на следующем отрезке времени.
Схематически сказанное представлено на рисунках 1-3.
Рис. 1. Структура стратегического планирования
.
Рис. 2. Процесс стратегического планирования
.
Рис. 3. Процесс реализации стратегии.
Стратегическое планирование в муниципальном управлении
Стратегическое планирование вводит в управленческую действительность новые, более сложные процессы. Задача стратегического планирования – более полный и точный учет тенденций и перспектив изменений ситуации деятельности и организация управленческой работы организации в соответствии с этими тенденциями и перспективами. Это приводит, в том числе, к включению в практику управленческой работы большего объема общественных интересов, как одного из параметров, складывающих ситуацию будущей деятельности. Это тем более важно при переходе к муниципальному управлению, поскольку город (муниципальное образование, место) – это, в первую очередь, место жизни и деятельности живущих в нем людей, и задачей муниципального управления является максимальное удовлетворение их интересов.
Город нельзя поставить на службу целям, поставленным ему извне. Распространенный взгляд на город как функциональный придаток производства, задача которого состоит в обеспечении бесперебойности производственного процесса предприятий, действующих на его территории, не соответствует ценностям и ситуации, которые определяют развитие современных городов и задачи, которые решают их органы муниципального управления. Этот взгляд – наследие периода тотальной индустриализации и не отвечает современным реалиям, связанным с процессами децентрализации и приватизации, ростом гибкости производственных и управленческих технологий, расширением и интернационализацией рынков сбыта и рабочей силы, увеличением возможностей для самостоятельной деятельности людей, выросшим объемом и уровнем их информированности, интенсивностью изменений, происходящих в общественном устройстве.
Представления об основополагающих характеристиках городской жизни и направлениях городского развития существенно богаче. Современные организации (особенно крупные), работающие в сфере бизнеса, тоже сильно отличаются от традиционных индустриально-производственных комплексов – ориентациями на существенно более сложные и тонкие запросы клиентов, освоение новых рынков, связанных не с индустриальными, но с общественными потребностями, обращением к возможностям гуманитарных технологий и учету многих обстоятельств, на первый взгляд, далеких от непосредственных производственных задач. Все это тем более значимо по отношению к городу.
Формирование целей муниципального управления не может не ориентироваться на разные представления, интересы и потребности горожан, разные для разных людей. Эта многоразличность неустранима, она является обязательным компонентом города как пространства жизни
и деятельности разных людей. Найти единый, “правильный” ответ на вопросы о сущности и характере города, направлениях и горизонтах его развития невозможно – мы всегда будем иметь дело с набором разных ответов, не сводящихся друг к другу. В этом смысле, более точным инструментом для сборки базовых смыслов муниципального управления, являются образы будущего, нежели миссия. Впрочем, для того, чтобы сформировать образы будущего, приемлемого для разных горожан, все равно необходимо проделать работу по актуализации и прояснению смыслов и чаяний, связанных с городом и возможностями его развития. Будучи сформированными, образы будущего дают общую основу для деятельности, связанной с муниципальным развитием, осуществляемой разными людьми и взаимного понимания ими того, что делают другие. В системотехническом плане они позволяют, разрабатывая стратегии деятельности, выстраивать очередность решения постановки проблем и задач.Включение горожан в процессы реализации сформированных планов и программ деятельности также очень важно. Без их участия и поддержки эти планы и программы становятся труднореализуемыми, наталкиваются на явное или скрытое противодействие либо превращаются в мелкие затеи, не соответствующие масштабу городского развития и работающие, в лучшем случае, на
достижение локальных целей локальных групп людей, а в худшем – просто растрачивающими имеющийся управленческий, материальный, человеческий потенциал.Говоря о горожанах и их участии в процессе стратегического планирования, нельзя не понимать, что люди в городе не изолированы друг от друга. Напротив, они всегда группируются и объединяются в разного рода сообщества организации, союзы, движения, компании, фирмы, предприятия... Город – это пространство активности не просто людей, но сложно организованных субъектов очень разной деятельности: авторитетных лидеров, общественных деятелей бизнесменов, хозяйственников и т.д. участие горожан в процессе стратегического планирования в этом качестве – залог возможности полноценного включения их потенциала в дело городского развития. На стадии разработки образов будущего, стратегий и программ работы очень важен учет интересов этих субъектов и привлечение их видения проблем муниципального развития. Это позволяет увидеть задачи развития более полно и системно. На стадии реализации очень важно вовлечь в дело муниципального развития ресурсы, которыми располагают эти субъекты или, как минимум, обеспечить с их стороны благожелательное отношение к программам и планам этого развития.
Конечно, ядром процесса стратегического планирования являются органы муниципального управления. Их задача – профессиональная соорганизация разных представлений и имеющихся ресурсов для наиболее эффективного обеспечения воспроизводства и развития жизнедеятельности города. Ни жители, ни субъекты других типов деятельности не могут делать эту работу столь же целенаправленно и профессионально.
Еще одну группу участников стратегического планирования представляют независимыми профессионалами, которых те или иные участники работы (в первую очередь, органы муниципального управления) считают необходимым привлечь для решения ряда задач: анализа, исследований, разработок, экспертизы и др.
Принципиальная схема процесса стратегического планирования в муниципальном управлении представлена на рисунке 4.
Рис. 4. Процесс стратегического планирования в муниципальном управлении.
Участники процесса:
1 – высшее руководство представительного и исполнительного органов муниципального управления; внешние консультанты и разработчики; авторитетные представители местных сообществ;
1-1 – организаторы выражения интересов, ориентаций и потребностей жителей (через письма, обращения, требования, референдумы и т.п.); специалисты - аналитики и исследователи, проводящие специализированные анализы, опросы и другие аналитические и исследовательские действия (такие специалисты могут работать как в органах муниципального управления, так и в независимых организациях, жить в городе или нет);
1-2 – независимые консультанты, эксперты, аналитики;
2 – горожане;
3 – разные субъекты деятельности: деловой, хозяйственной, общественной; работники и подразделения органов муниципального управления; горожане и их объединения;
3-1 – специалисты, обеспечивающие методическую поддержку процесса разработки программ, проектов и планов (особенно необходимую, когда в такой разработке участвуют люди, не имеющие опыта подобной работы);
4 – исполнительные органы муниципального управления, субъекты деловой и хозяйственной деятельности, горожане и их объединения;
4-1 – консультанты и эксперты, привлекаемые к реализации программ, проектов и планов;
5 – руководство представительного и исполнительного органов муниципального управления, специалисты – аналитики и исследователи; горожане и их объединения.
Важен и неоднозначен вопрос о структурном закреплении деятельности по стратегическому планированию в муниципальном управлении. Насколько необходимо, ставя вопрос о разработке стратегии развития и стратегическом планировании, создавать для этого специальные подразделения в структуре органов местного самоуправления, и что это должны быть за органы? Как в процедурах стратегического планирования и управления должны находить отражение программы развития и организации работы, существующие на разных этажах муниципального управления? Как, в какой степени и на каких условиях в эти процедуры должны включаться разные субъекты стратегического планирования? Эти и подобные им вопросы с неизбежностью встают перед управляющими системами при практической постановке вопроса о стратегическом планировании.
Ответы на них могут быть очень разными, в зависимости от конкретных условий, существующих в конкретном муниципальном образовании. Развитые и большие системы муниципального управления (например, в крупных городах) может быть осмысленным создание специального подразделения по стратегическому планированию на уровне городской администрации. Ключевой особенностью такого подразделения является тесная связь его работы с деятельностью первых лиц Администрации, с одной стороны и основными подразделениями, обеспечивающими
работу остальных подразделений городской и районных администраций. В качестве подведомственных к такому подразделению должны относиться отделы анализа, прогнозирования, разработки комплексных программ муниципального развития. Важнейшей составляющей работы такого подразделения должна быть организация неформальных и полуформальных дискуссии по ключевым вопросам городского развития в Администрации и городе в целом, начиная от заседания Коллегии при мэре и кончая круглыми столами с авторитетными представителями городской общественности, общественными чтениями и обсуждениями документов и решений, основополагающих для жизни города.В средних и небольших городах, необходимости в специальном подразделении может не быть, и постановка вопроса о стратегическом планировании здесь равносильна постановке вопроса о внимании к самостоятельной работе по формированию горизонтов и перспектив городского развития, организации взаимодействия между разными подразделениями Администрации на этой основе, вовлечению в этот процесс авторитетных представителей городской общественности.
Наконец, в предельно ограниченном смысле, вопрос о стратегическом планировании в муниципальном управлении может сводиться лишь к выбору ограниченного количества приоритетов для работы в ближайшей перспективе, их утверждении, точному следованию этому выбору в повседневной работе в течении отведенного на него времени и специальному анализу полученных результатов по истечении этого периода.
Важно отчетливо понимать, что постановка вопроса о стратегическом планировании не есть включение некоего формального управленческого инструмента в наличный арсенал муниципального управления. Подобной формализации обязательно должна предшествовать постановка вопроса о возможных и желаемых перспективах муниципального развития, при отчетливом понимании того, что город не является производственно-технической системой, а всегда есть сложное переплетение многоразличных интересов, чаяний, целеполаганий, действий, организованностей и т.п. Без этого понимания формализованная постановка "процедур стратегического планирования", в лучшем случае, ничего не изменит, а в худшем, навредит, отвлекая силы на бессмысленную работу.
Напротив, будучи сформировано, такое понимание повлечет за собой осмысленную постановку вопроса о структурном и организационном оформлении процедур стратегического планирования, которые могут быть очень разными, в зависимости от конкретных обстоятельств конкретного муниципального образования.
Инструментами стратегического планирования при таком подходе могут оказаться самые разные организационно-управленческие решения. В этом смысле, идея стратегического планирования сначала задает ориентиры, определяющие управленческую работу, и лишь потом становится (если становится) управленческой и организационной технологией, определяющей ее организацию.
Работа со стратегическим планированием как идеей, ориентирующей управление на целостную организацию работу и сверку основных элементов системы организации управления с планом смыслов, назначений, образов будущего дает возможность втягивать в орбиту стратегического планирования очень разный набор инструментов. В этом плане, стратегическое планирование в муниципальном управлении смыкается с политическими формами организации отношений по поводу муниципального развития, технологиями и задачами организации полифоничной и полифокусной коммуникации по этому поводу, ориентацией на организацию переговоров и достижение договоренностей.
Рассмотрим, в качестве одного из примеров, использование в качестве инструментов стратегического планирования в муниципальном управлении ситуацию выборов и разработки Концепции Развития.
Выборы и концепция развития как инструменты стратегического планирования в муниципальном управлении
Значительная часть работы по формированию представлений о “жизни места”, ее сущностных характеристиках, ключевых фокусах интересов и т.п. может быть выполнена в связи с выборными кампаниями. Выборы представляют собой ту точку, в которой основные действующие лица вынуждены в максимальной степени собирать все, что они в состоянии предъявить (пока, правда, только на уровне понимания и коммуникации). В этом смысле, выборная кампания - момент истины для жизни места: и претенденты на управление, и жители-избиратели демонстрируют (насколько это вообще может быть продемонстрировано) максимум того, что они понимают и могут.
В момент выборов те, кто заявил о готовности взять на себя ответственность за управление, и те, кто готов и вправе им эту ответственность вручить, публично встречаются лицом к лицу, заключают договор о сотрудничестве на ближайший период и обсуждают основные ориентиры, которые должны определить работу по организации жизни места на этот период. Выборы реально приводят в движение все ресурсы понимания и построения отношений (в том числе и те, что для невооруженного взгляда не проявлены, скрыты и видны лишь немногим), и их итогом является победа той команды, которая может, опираясь на присущие именно ей особенности видения ситуации, возможности, способы организации и т.п., максимально их использовать.
Для задач стратегического планирования выборная кампания – начало работы. Специфика выборов состоит в максимальной сосредоточенности в слое коммуникации, и то, что обсуждается в ходе выборной кампании представляет собой лишь заготовки для формирования стратегических ориентиров работы органов муниципального управления на ближайший период. Запуск работы по оформлению этих ориентиров и построению механизмов, способных реально обеспечить их организующую роль в повседневной работе этих органов - первая послевыборная задача победившей команды.
На этом этапе необходимо перевести представления о жизни места и ее злободневных вопросах, проявившиеся в ходе выборов, во многом существующие лишь на уровне интуиций, “скособоченных” предвыборными баталиями, в системно проработанные наборы ориентиров и программы действий. Документом, собирающим эти ориентиры и намечающим программы деятельности может быть "Концепция развития". Она задает текущей организационно-управленческой работе основные рамки и горизонты, без которых та обречена на хаотичные и бессистемные шараханья, либо на подчинение другой более сорганизованной управленческой системе: производству, расположенному на территории места, органам государственной власти, теневым структурам.
В Концепции развития оформляются и предъявляются:
Концепция развития обращена как во “внутренний”, так и во “внешний контуры”, оформляющие деятельность органов местного самоуправления. Она оформляет и организует их работу и предъявляет ее вовне, задает системы координат, позволяющая управленцам выстраивать и организовывать свою работу, а всем заинтересованным видеть и оценивать ее основные составляющие. В частности, она оказывается важным средством, позволяющим предъявить профессиональную управленческую работу органа местного самоуправления населению, сделать эту работу более прозрачной. Разумеется для того, чтобы играть такую роль, Концепция должна быть опубликована и обсуждена.
Концепция развития не является документом с коротким циклом жизни. Логична привязка сроков ее переосмысления, переоценки и возможной трансформации к циклу жизни выборных органов. Для вновь избранных органов местного самоуправления работа над Концепцией развития органично связывается с формированием задач и программ их работы на очередной выборный период. С другой стороны, время жизни основных ориентиров, складывающих Концепцию развития - десятилетия, поэтому обращение к ней вновь избранных органов городского управления является механизмом обеспечения преемственности городской власти, поскольку такое обращение представляет собой, в первую очередь, коррекцию и частичную переработку Концепции, а не разработку ее заново.
Организационно, работа над Концепцией развития, вследствие консервативности последней, не требует создания постоянно действующих организационных единиц, основной задачей которых была бы работа над Концепцией. Напротив, эта работа требует разовой консолидации очень разнородных сил. Поэтому разработка и коррекция Концепции развития должна осуществляться временными коллективами, включающими себя представителей информационно-аналитических служб, органов местного самоуправления, субъектов деловой и общественной активности, действующих на территории места, внешних экспертов, специалистов по организации коллективной работы. Разработанный проект Концепции (или необходимых трансформаций ее) должен пройти цикл широких общественных обсуждений и быть утвержден представительным органом местного самоуправления, Утвержденная Концепция развития становится фундаментом, определяющим работу органов местного самоуправления на весь выборный период.
Шаг, непосредственно продолжающий работу над Концепцией развития состоит в формировании на ее основе рабочих программ, реализующих основные положения Концепции. Между формированием рабочих программ и началом их реализации лежит граница между стратегическим планированием и оперативным управлением. Акцией, фиксирующей и оформляющей эту границу является принятие сформированных программ органами представительной власти и включение их в нормативные документы, определяющие организацию деятельности системы городского управления.
Задачи организации работы по реализации рабочих программ в основном ложатся на плечи исполнительного органа городского управления. Основные заботы представительной власти в данной сфере состоят в организации работы над Концепцией развития, контроля за соблюдением сформированных в ней положений и ориентиров, а также представления Концепции и связанной с ней работы органов городского управления во внешних структурах: окружных и федеральных органах власти, производственных и других организациях, значимых для жизни города.
Механизм создания (и пересмотра) Концепции развития включает в себя:
Соответственно, решение задач, связанных с созданием и переработкой Концепции развития требует информационно-аналитической, исследовательской и организационно-проектной работы.
Полная система организационно-управленческой работы, связанная с задачами стратегического планирования, должна, таким образом, включать в себя следующие компоненты:
В соответствии с этим представлением будут разворачиваться и наборы работ и служб, реализующих задачи стратегического управления.
Методологически организованная экспертиза как способ инициации общественных изменений.
С.В. Попов
Президент Международной Методологической Ассоциации
Определяющая характеристика современного мира - борьба за право и возможность осуществления общественных изменений. Тот, кто получает эту возможность и чьи способы оказываются наиболее эффективны и более легитимны, становится распорядителем гигантских высвобождающихся ресурсов - как человеческих, так и ресурсов власти, управления, контроля за финансовыми и материальными потоками. Если в XX веке борьба шла за владение материальными ресурсами, затем - новыми технологиями, то в XXI веке борьба идет за овладение схемами общественного переустройства. Начало этому процессу было положено, видимо,
в России, после революции 1917 года, и выхода России в конце тридцатых годов на мировую арену в качестве одной из сильнейших стран мира. Стало очевидным, что изменение общественного устройства обеспечило появление такого количества ранее связанного и не введенного в оборот ресурса, что это превратило СССР за кратчайшие сроки в ведущую державу мира. Мир после Второй Мировой войны превратился в карту экспериментов и очагов борьбы разных видов общественного устройства: появилось множество вариантов как “капитализма”, так и “социализма”. Но в наибольшем выигрыше были те, кто затевал изменение общественного порядка. В борьбе сверхдержав победил тот, кто сумел превратить технологию изменения общественного устройства в неконтролируемый другими участниками конкуренции политический и экономический ресурс. В настоящее время таковыми оказались США. Россия же и все постсоветское пространство превратилось в полигон реализации различных подходов к осуществлению общественных изменений . Но эта ситуация крайне неустойчива в силу необычайной величины и внутренней мощности России. Если в России возникнет собственная схема реорганизации, инициирующая новые неконтролируемые виды ресурсов и она сможет эту схему распространять на внешние территории, сложившаяся ситуация перевернется. США окажутся не конкурентоспособны (в исторической перспективе) в силу отсутствия схем изменения общественных отношений внутри себя.
Проблема общественных изменений.
Внешние проявления проблемы осуществления общественных изменений состоят в том, что современные научные, проектно-программные и управленческие подходы не в применимы к решению задачи осуществления целенаправленных и осмысленных изменений общественного устройства. Именно поэтому проекты и планы осуществления изменений как правило, приводят к другому, нежели планировалось результату.
Общественные изменения не являются (и не могут являться) предметом какой-то из общественных наук. Изменения общества затрагивают как социальные, так и экономические, психологические, культурные, антропологические, юридические и все остальные аспекты, сформированные современной наукой. Казалось бы, возможно построение неких полипредметных (междисциплинарных) исследовательских программ по этому поводу. Но проблема оказывается существенно глубже.
Любой, замысливший осуществить воздействие на общество, оказывается в парадоксальной ситуации (неважно, осознает он это как реальный политик и управленец, или не осознает, как ученый, считающий, что его исследование и наблюдение не являются воздействием на исследуемый предмет) - см. рис. 1.
Рис. 1. Ситуация взаимодействия “преобразователя” и общества.
Во-первых, общество состоит из образований (людей, организаций, групп, общностей и т.п.), которые обладают способностью к рефлексивному осмыслению ситуации и себя в ней, способностью к самостоятельной постановке целей и активностью по достижению поставленных целей.
Во-вторых, человек (люди), замысливший и пытающийся произвести изменение является продуктом общества, и, следовательно, его представления, цели и способы действия либо известны, либо вычисляемы теми, изменения жизни которых он хочет произвести.
Указанные обстоятельства приводят к тому, что вместо планомерного и последовательного изменения начинается сложная игра с общественными образованиями, которые, как правило, стремятся любой ценой сохранить себя и свой способ жизни, либо получить от изменений нечто другое, чем предусматривалось планом. В результате возникает некая траектория совместного движения, складывающаяся под воздействием многих сил, имеющих различные цели, способы действия и ресурсы.
Проблема применения научного и проектного подхода в данной ситуации состоит еще и в том, что общественные образования способны изменять себя и свои отношения по ходу процесса, поэтому базовые предположения науки о неизменном строении объекта исследования неприменимы в данном случае, а планы и проекты становятся предметом игры, согласований и соглашений, но не предметом реализации.
Более того, кроме рациональной составляющей как планов изменений, так и реакции и самостоятельных действий общественных образований, существует сильная нерациональная составляющая, связанная со своеобразием культуры и исторического опыта участников процесса. Эти особенности порой настолько сильны, что естественные и понятные цели и способы действия в рамках одной культуры, оказываются совершенно не естественными и не понятными в рамках другой культуры. Следовательно, траектория совместного изменения формируется еще и в условиях непонимания и неожидаемых реакций участников взаимодействия.
В конце концов и тот, кто затеял изменения, вынужден не только менять свои планы, но и меняться сам - менять свои представления о мире, ставить новые цели и вообще участвовать в процессе изменений как один из его участников.
Описанная ситуация показывает как ограниченность научной и проектной парадигм в проблеме общественных изменений, так и необходимость совершенно иного подхода, основанного на схемах организации деятельности, а не на представлениях об объекте исследования, проектирования и управления.
Общая схема организации и осуществления общественных изменений.
Схемы организации такого рода процессов, как осмысленные и целенаправленные общественные изменения, содержат в себе, как минимум три компоненты (рис.2):
Рис. 2 Схемы, обеспечивающие участие в процессе становления
Вход в схему осуществляется через специфическое представление будущего как места встречи “преобразователя” с обществом, которое, проделав определенный путь, пришло к необходимости общественных изменений (рис. 3 - (1)). При этом сам “преобразователь” также проделал определенный путь собственного развития и готов предъявить обществу более эффективные способы организации общественной жизни. Время от точки входа в схему организации процесса до “встречи”, кроме развития новых способов организации общественной жизни и “естественной” траектории развития общества, заполнено также различными взаимодействиями между “преобразователем” и общественными структурами, направленными на “стягивание” их траекторий движения в точку- “место встречи”.
Рис. 3 “Встреча в будущем”
Таким образом, “будущее” в схемах организации общественных изменений представлено не в виде определенного проекта общественных отношений и не в виде закономерного развития процессов, как это делается в проектной и научной парадигмах соответственно, и не в виде “шага развития”, как в управленческом мышлении, но как форма соорганизации нескольких разнородных движений.
Движение в схеме организации общественных изменений в обязательном порядке предполагает, что преобразователь разворачивает новые формы организации общественной жизни (виды деятельности, нормы общежития и этику) прежде всего на себе (на группе единомышленников, “команде”). Причем, эти формы организации сами претерпевают изменения как в результате взаимодействий с существующими общественными образованиями, так и в результате разворачивания самого “преобразователя
” до общественного образования, соразмерного по мощности с существующими (рис. 3 - (2)). В политической области это означает создание политических структур, конкурентоспособных с существующими, в экономической - контроль над сопоставимыми ресурсами, в культурной - наличие конкурентоспособных образцов мышления и деятельности.Действия по сближению двух траекторий движения (рис.3) - “преобразователя” и инерционного движения общества состоят в выделении проблемных ситуаций в обществе и демонстрации их решения на основе новых подходов, которые развивает “преобразователь” и его команда (рис.3 - (3)). Таким образом, создается серия прецедентов - демонстрация возможностей новых способов мышления и деятельности. На их основе должны создаваться образцы - технологические описания способов действий и методов решения проблем.
Наличие образцов позволяет резко интенсифицировать воздействие на траекторию общественного развития, расширяя зону освоения новыми формами организации общественной жизни (рис. 3 - (4)).
Воздействие на траекторию общественного движения не может быть односторонним и по мере того, как “преобразователь” и то общественное образование, которое он формирует, становится все активнее и мощнее, общество также начинает реагировать все активнее. В какой-то момент различные общественные единицы начинают самоопределяться по отношению к новообразованию. Начинаются сначала рефлексивные, а затем и действительные игры (рис. 3 - (5)). Какие-то общественные образования решают действовать совместно с новым, другие стремятся его уничтожить, третьи занимают нейтральную позицию и т.п.
Именно на этом этапе разворачивания схемы начинается бурное высвобождение ранее организованного общественного ресурса и его перераспределение. Но самое интересное состоит в том, что начинают появляться новые, старыми правилами не регулируемые и никем еще не контролируемые ресурсы. Овладение неконтролируемым ресурсом становится, как правило, решающим моментом в том, какие общественные образования победят.
Проблема дальнейшего разворачивания схемы общественных изменений состоит в том, что к моменту разворачивания “боевых действий” и плотного контакта с обществом, новообразование должно быть соразмерным и конкурентоспособным по отношению к обществу в целом. Это означает, что существующие структуры не могут его ни уничтожить, ни ассимилировать, ни игнорировать. Возникающие пределы экспансии и роста новообразования создают в обществе ситуацию относительного равновесия и переход в эволюцию формирования новых общественных отношений (рис. 3 - (6)). Собственно этот процесс участия в становлении нового общественного порядка и является тем местом встречи в будущем, движение к которому было организовано с момента начала процесса общественных изменений.
Принципиальное отличие методологии общественных изменений от проектной парадигмы состоит в том, что конечная стадия процесса изменений общества не задана и не известна. Результат является совместным творением всех общественных сил, организованных в процессе участия в становлении нового общественного порядка
. Поэтому фиксация достигнутого результата производится рефлексивно, через интерпретацию пройденного пути и сложившегося общественного порядка как результата, которого и следовало достичь.Закрепление результата и остановка процесса изменений осуществляется приданием новому общественному порядку историко-культурного смысла, символического “освящения” сложившейся структуры, интерпретация истории в таком ключе, который свидетельствует о необходимости, исторической неизбежности и справедливости нового общественного порядка.
В случае удачной сборки всех компонент схемы новый общественный порядок может начать воспроизводство самого себя, создавая для этого соответствующие институты и механизмы. Воспроизводящийся общественный порядок образует новый мир - самодостаточный, имеющий собственную линию эволюционного развития. С возникновением мира процесс качественных общественных изменений заканчивается. Мир по понятию не подвержен изменению, он может лишь в определенный момент разрушиться. При его разрушении начинается
интенсивный процесс формирования новых и активизации существующих общественных образований и общественные изменения снова становятся возможны (но не обязательны - вполне возможно историческое развитие общества).
Способы инициации процессов общественных изменений и формирования преобразующих структур.
Специфика технических средств, обеспечивающих инициацию процессов общественных изменений состоит в том, что новые схемы общественной жизни невозможно получить чисто теоретическим путем, поскольку новые конфигурации общественных отношений возникают актуально. Для решения задачи необходимо обеспечить следующие вещи:
Таковыми характеристиками внешне обладают многие формы интенсивного развития людей - как игровые формы и тренинги, так и формы организации общественной жизни - например, политические. Некоторые институты - например, университеты, выполняют похожие функции. Но основная проблема состоит в той методологической работе, которая не может быть проделана за счет внешних факторов - интенсивности работы и самоорганизации людей. Методологическая организация требует специфического содержания - по критике существующих способов и методов, форм организации жизни, их выявлению, культуросообразному оформлению и проблематизации, работы по созданию новых схем организации мышления и деятельности, построения механизмов
введения и освоения этих схем.В настоящее время формы организации, в рамках которых решаются задачи инициации процессов общественных изменений и формирование преобразующих структур, строятся на основе методологических разработок ММК, и современных разработок по методологии общественных изменений и организационных техник, отработанных в организационно-деятельностных играх (ОДИ). К числу таких организационных форм можно прежде всего отнести общественные экспертизы и конкурсы руководителей и управленцев.
Первой общественной экспертизой, в которой в полной мере присутствовали указанные условия и механизмы, была, без сомнения, Всесоюзная социально-экологическая экспертиза ситуации оз. Байкал 1988 г. Анализируя через десять лет ее материалы, можно увидеть, что
место встречи было указано и “встреча” намеченных траекторий состоялась. Другое дело, что теперь кажется, что можно было “заложить” существенно более мощные схемы изменений. Но это, конечно, только желание сделать лучше. Реально же многое из того, что формировалось тогда на экспертизе, казалось чрезвычайно радикальным и иногда неосуществимым. Но в формирующейся структуре отношений уже отсутствовало партийное руководство, присутствовали экономические отношения и свобода информации. Вместе с тем тогда же стало ясно, что ряд проблем решаются в совершенно ином ракурсе и с других позиций, чем тогда предлагалось политическими и экономическими реформаторами - БЦБК не исчез и экологическое состояние не улучшилось. Это решается только в совершенно иной системе координат, которая была видна на экспертизе - но для нее нужен иной масштаб времени и сил. Возможно, это тема следующей экспертизы.
Примечания.
Общественные образования.
Используемое в статье понятие “общественного образования” подразумевает несколько неочевидных моментов. Во-первых, не надо думать, что общественные образования - вещь натуральная - примерно такая же, как мы представляем себе социальные группы, организации или социальные институты. Общественное образование выявляется (образуется) только при попытках воздействия на общество и его форма, как правило, зависит от вида воздействия. Можно сказать, что общественное образование - это единица общества, обладающая рефлексивностью, собственной активностью и способностью ставить цели и соразмерна воздействию, которое оказывается на общество. Последнее особенно важно. Например, один человек, как правило, несоразмерен осуществляемым в стране реформам или развернутой войне. Для того, чтобы стать соразмерным (и превратиться в общественное образование) ему нужно организовать (например) партию или движение (или использовать существующее), привлечь ресурсы, соразмерные тем, которыми владеют организаторы реформ, включить интеллектуальный потенциал, способный выработать более мощные схемы социально-экономического действия. Но этого недостаточно до тех пор, пока все вовлеченное не будет иметь осознания себя как целого, как действующей единицы на общественном плацдарме, не будет иметь общего понимания и общей истории (судьбы). Если в обществе не появляется общественных образований, то “преобразователь” начинает не общественные изменения, а манипуляции и насилие над обществом. Что, как ни парадоксально, не приводит к достижению целей - они профанируются, а общественные изменения приобретают неуправляемый характер. Красивый пример - наши экономические реформы. Приватизация не сформировала институт частной собственности (не появились ни механизмы накопления, ни способы защиты собственности, а самое главное - нет общественных единиц, основой которых была бы частная собственность), хотя многие формальные признаки собственности присутствуют.
Таким образом, наличие общественных образований и их конфигурации на плацдарме взаимодействий - вещь не натуральная, а ситуационная и зависит от того воздействия, которое хотят оказать на общество. Это не исключает того обстоятельства, что очень часто ядрами (точками концентрации) для общественных образований выступают социальные и социокультурные образования - политические структуры, национальные или этнические образования, организации или государственные структуры. Но очень важно иметь в виду, что они однозначно не совпадают с общественными образованиями.
С изложенной выше точки зрения, общественный порядок - это сложившаяся система отношений, не приводящая к появлению новых общественных образований. Причем важно то, что общественный порядок закреплен на внешних носителях, имеющих знаковую или символическую природу - порядок отчужден от активных единиц и существует в виде законов и социальных норм, правил взаимодействия, социальных институтов, поддерживающих порядок и пр. При установившемся общественном порядке общественные образования, как правило, не видны - рефлексивность, активность и целеполагание в обществе ограничены и определены сложившейся системой отношений. Поэтому видны институты, организации, отдельные люди и их объединения - все функционально определенные образования.
Под общественными изменениями, в этом случае, понимаются изменения общественного порядка - появление новых субъектов общественного действия и возникающая смена взаимоотношений - а вследствие этого и изменение структуры общества.
С.В. Попов
Президент Международной Методологической Ассоциации
Исходя из рассмотрения общественной экспертизы как способа инициации общественных изменений, на метод экспертизы накладываются следующие требования:
О методе.
Происхождение понятия метод о древнегреческого “ m e t a ” - за пределами, и “o d o s ” - путь указывают на важнейшие характеристики метода - это путь, имеющий некий запредельный (трансцендентальный) смысл или цель. Причем именно путь, а не известную траекторию движения, - путь каждый раз проходится впервые, это новое преодоление. Наконец, никогда заранее не известен (хотя и предполагается) конец пути. Сам путь осмысляется после окончания движения. Еще одна характеристика пути - это то, что карта движения (ландшафт, горизонты) открываются по мере движения путника, изменяются и исчезают. Но также меняется по ходу движения и сам путник. Прошедший путь - уже не тот человек, что его начал.
Господство научного мышления в XVII - XX вв. низвело представление о методе до методики, алгоритма и способа размышления и действия. Это было возможно и оправданно лишь при одном условии - когда мышление занималось неживыми, не рефлексивными объектами - в этом случае, в узком классе задач, когда метод соразмерен объекту, такое представление о методе работало. Наступление эпохи нового мышления, способного участвовать в формировании общественного порядка, и новой антропологии, работающего с живыми, рефлектирующими и целеобразующими образованиями, возвращает понятию метода его первоначальный, основной смысл.
В эпоху смены базовых онтологий, множественности знаний, равноправия традиций и размытости понятий, опорной точкой разума становится метод. Следование тому или иному методу становится основанием для выделения типа рациональности.
С точки зрения нашей задачи - выделение метода общественной экспертизы, - важными представляются следующие моменты:
Об экспертизе.
Необходимость в экспертизе возникает в неясной, с точки зрения существующих знаний и представлений, ситуации. Неясность эта может быть вызвана различными причинами - наличием разных, несводимых точек зрения, отсутствием необходимых данных или знаний, невозможностью просчитать последствия реализации проекта и т.д. и т.п. Появляющаяся позиция эксперта специфична - это люди, вызывающие доверие (не только обладающие знанием, а именно вызывающие доверие) своим опытом, интуицией и ответственным поведением в аналогичных ситуациях. Именно эксперты производят оценки соответствия сложившегося положения дел тем задачам, которые необходимо решить.
Институт экспертизы складывается в тот момент, когда инженерная, управленческая и политическая деятельности становятся ведущими (рамочными), а исследовательская и проектная деятельности - подчиненными, включенными в структуру кооперации.
Еще один момент, важный для формирования института экспертизы, состоит в том, что в условиях демократического массового общества отсутствуют критерии “правильности”, связанные научной объективностью, с социальной иерархией или авторитетом. Категория социального успеха начинает выдвигать совершенно иные, социальные критерии “правильного” действия - конвенциональные, следование групповым или идеологическим интересам и т.п. Институт независимой экспертизы в этом плане выводит оценку ситуации из под влияния социальной структуры и создает возможность более или менее объективной оценки.
Общественная экспертиза.
В общественной экспертизе в отличие от традиционной неясными являются как сама ситуация (по ее поводу всегда существует масса мнений, вплоть до того, что ситуации нет и говорить не о чем), так и “заказчик” экспертизы. Кроме того, неясен и состав экспертов. Поэтому общественная экспертиза строится по принципу автогенеза: внутри самой экспертизы формируется ситуация, направление и способ осуществления общественных изменений, появляется состав экспертов и создается система экспертирования.
Формирование ситуации для экспертирования зависит от того, насколько представителен состав участников. В экспертизе участвуют практически все те, кто имеет (или думает, что имеет) отношение к возникшим проблема и конфликтам. Кроме того, в ней участвует максимальное количество представителей тех сил, которые могут (потенциально) участвовать в процессе будущих изменений. Вообще говоря, отбор участников экспертизы представляет собой довольно традиционную социотехническую задачу. При этом, как ни парадоксально, степень успеха экспертизы не очень сильно предопределяется качеством подбора участников. Здесь действует примерно тот же принцип, что при подготовке выборки для проведения социологических опросов - совсем не обязательно опрашивать очень много людей - надо правильно сделать представительную выборку - результат с определенной степенью достоверности будет тот же.
Наиболее эффективным способом складывания ситуации является проведение с участниками интеллектуальной проблемной игры - организационно - деятельностной игры. Особенность ОДИ состоит в том, что в ее рамках возможно произвести проблематизацию существующих способов и методов мышления и деятельности, “снять” с участников формы организации, в которых они существуют и поместить эти способы и формы организации на внешние носители за счет схематизации. Собственно в этом и состоит прием - ситуация в ее существенных характеристиках отчуждается от конкретных людей, объективируется и становится предметом анализа и критики, а затем - объектом экспертизы.
Направление и способ осуществления общественных изменений формируется в игре за счет того, что распредмеченным участникам экспертизы дается задание на проектирование своих будущих действий по разрешению ситуации, затем эти проекты в игровой ситуации сталкиваются между собой и начинается имитация их осуществления. При правильной организации указанного процесса в игре формируется пространство возможных изменений общества.
В состав экспертов в результате предшествующей работы входят все участники экспертизы, способные к рефлексивному анализу сложившейся ситуации. Для объективирования оценок участников строится “машина экспертирования”. “Машина” состоит из системы перекрестного экспертирования и “судебной процедуры”. Система взаимного экспертирования построена на том, что оценки каждого из участников попадают в качестве материалов для оценки всем остальным - и так несколько раз, пока не складывается повторяющаяся и неизменная структура оценок. При оценивании участники отвечают на три вопроса: почему такое происходит? - который затем переходит в вопрос оценки существующих способов деятельности определяющих ситуацию силы; - как будут действовать выделенные в ситуации силы в будущем при осуществлении необходимых изменений?; как надо решать проблемную ситуацию? Для организации более глубокой рефлексии участников по отдельным вопросам игротехники и методологи проводят интервью с некоторыми участниками, тексты которых становятся материалом экспертирования.
“Судебная процедура” служит для предельного объективирования ситуации и определению позиционного расклада в ситуации. Собственно в “судебной процедуре” происходит формирование пространства объектов оценки и собственно оценок.
Ограничения пространства оценок и формирования ситуации лежат в области выбранных соответственно задаче организаторами предельных онтологий, понятий и ценностей.
“Снятие” профессиональных и идеологических норм, критика существующих способов и форм организации деятельности, происходящее в ОДИ имеет свою глубину, далее которой проблематизация не производится. Это определено внешними задачами экспертизы. В принципе возможна организация “абсолютной экспертизы”, при которой анализу, критике и оценке подвергается как предельные ценности, личностные культурные и психологические установки, так и методологические основания и формы организации самой экспертизы. При этом предельными “точками возврата”, относительно которых может производиться оценка существующей ситуации являются культурно-исторические горизонты. Естественно, что организация подобной экспертизы предельно сложна, но возможна.
Принципиальная схема организации экспертизы.
Схема организации общественной экспертизы (рис. 1) содержит пять компонент:
- создание проблемной ситуации по поводу существующих в обществе конфликтов и за счет этого - распредмечивание участников экспертизы (1);
- схематизация ситуации и перенос знаний, представлений и способов деятельности участников на внешние носители - схемы. Введение проектной составляющей выделяет смыслы, не присутствующие в выделенных знаниях и представлениях (2);
- формирование проблемной ситуации по поводу необходимых изменений общественной жизни и имитация вариантов изменений (3);
- построение “машины экспертирования”, состоящей из “судебной процедуры”, объективирующей проблемную ситуацию и системы взаимного экспертирования (4);
-сборка в схему организации процесса общественных изменений (5).
Рис. 1. Принципиальная схема организации экспертизы.
Траектория движения участников.
Попадание участника на экспертизу происходит через участие в ОДИ, где он, как правило, движется сначала по инерции (1.1), затем происходит остановка и проблематизация. Это происходит через конфликтное столкновение с другими точками зрения и рефлексивный анализ конфликтных ситуаций (1.2). Сверхзадача рефлексивного анализа - перейти в схематизацию средств и методов, используемых участниками для решения конфликтных ситуаций и выйти к постановке проблем (1.3). Разворачивание представлений участников на внешних носителях - схемах позволяет организовать “игру схем” и перейти к этапу проектирования возможных изменений, которые участники видят с разных позиций (2.1). В результате возникает дефицит средств и представлений и ставится задача их разработки. Это формирует проблемную ситуацию №2. Попытки разработки адекватных средств и методов приводят участников перейти в следующий рефлексивный уровень - уровень ценностей и предельных онтологий - с каких принципиальных позиций должны разрабатываться проекты (3.1). Начинается формирование пространства “точек рефлексивного возврата” - аксиоматически принимаемых участниками оснований для оценки ситуации (3.2). При этом происходит имитация того, насколько будут приемлемы варианты развития ситуации в будущем, что станет основным препятствием и как будут реагировать различные участники процесса (3.3). На этом этапе ОДИ заканчивается и участник попадает на “судебные заседания” (4.1), на которых он вынужден участвовать то с позиций свидетеля, то обвинителя, то защитника по судебным делам, которые задают “каркас” объективированной ситуации. При подготовке дел начинается перекрестное экспертирование полученных материалов, написание экспертных заключений и новое перекрестное экспертирование. Окончание всех “судебных дел” складывает схему организации, в которой могут происходить общественные изменения (5). Она фиксируется неявно в системе документов, которые выводят результаты экспертизы и ее участников во внешний социальный мир (5.1).
Траектория движения игротехников.
Специфическая для экспертизы (в отличие от традиционной для ОДИ) траектория игротехников начинается в тот момент, когда происходит схематизация способов и форм организации деятельности, практикуемых участниками (1.3). В этот момент они становятся также участниками экспертизы - специалистами в вопросах организации мышления и деятельности. Собственно игротехнический элемент с этого момента остается только в организации рефлексии участников, а во всех остальных работах они являются специалистами и экспертами соответственно.
Траектория движения методологов.
Кроме работы по методологической организации ОДИ и экспертизы, которая осуществляется постоянно, на экспертизе специфически методологическая проблема задается созданием и введением предельных онтологий (3.2) и разработкой схемы организации общественных изменений (5).
Антропологические условия использования метода общественной экспертизы.
Естественно, что следование методу общественной экспертизы предполагает определенный антропологический склад людей, экспертизу организующих и проводящих. Его основная характеристика - способность достигать соразмерности тем процессам, которые проявляются и формируются в экспертизе. Эта способность заключается в имитации и проживании всего, происходящего на экспертизе в опережающем режиме, развитии себя до состояния возможности управления общественными и мыследеятельными процессами экспертизы.
Заключение.
Восстановление метода общественной экспертизы происходит при соединении конфликтной ситуации в обществе с работой подготовленных игротехников и методологов. Причем путь, который проходят участники (в том числе и организаторы - в экспертизе все становятся участниками) в значительной степени трансформирует всю систему взглядов и после проведенной экспертизы нельзя сказать - задумывалось ли то, что получилось и имеет ли смысл то, что задумывалось. Но событием в общественной жизни такое мероприятие обязательно становится и оценить это событие адекватно можно лишь с точки зрения осуществления осмысленных и целенаправленных общественных изменений - с места “встречи с будущим”.
Примечания
Понятие “ситуации”.
Понятие ситуации, используемое в статье, возникает на противопоставлении (в оппозиции) представлениям о технологически организованной деятельности и объективному положению дел.
Понятие ситуации фиксирует субъективное состояние человека или людей, которые не могут осуществлять привычную (нормативно заданную) деятельность и для них отсутствует представление об объективном положении дел. Именно в этом случае говорится - “человек попал в ситуацию”.
Следовательно, для характеристики ситуации важно - чья это ситуация, что и почему невозможно сделать. Выход из возникшей ситуации требует: а) самоопределения человека, постановки целей и способов их достижения; б) проведения анализа ситуации для выяснения внешних сил и обстоятельств, препятствующих разрешению ситуации и выхода из нее;